Подметный манифест
Шрифт:
– Знала, а не сказала?
– сурово спросил он.
– Так батюшка-барин! Матвей Ильич его смотрел, сказывал - его уже сажать можно, дед Кукша его трогал - сказывал, может, через месяц с постели встанет, что я против них-то? Как они порешили - так, выходит, и есть…
– Дура ты, баба, - и Архаров собрался уже расспрашивать о признаках, по которым прачка определила способность немца к хождению, но ему помешали.
– Ваши милости! Николаи Петровичи!
– раздался заполошный вопль, а одновременно с ним - топот.
– Ваши милости! Караул! Вставайте все! Ваши милости!…
– Сыскался, - хмуро сказал Архаров и, растолкав коленопреклоненную дворню, вышел из опустевшей каморки. Иван на коленях пополз следом, вздымая над головой двусвечник.
Никодимка выскочил из-за угла, попытался остановиться, сделал курбет, достойный венской школы конной езды, и едва не грохнулся к архаровским ногам, выронив что-то длинное, тяжелое, судя по звяку - железное.
– Ваши милости!… Вот же сволочи!… И ваших милостей туфельки… Ахти мне! Господи-Иисусе, услышал мои молитвы!
– Стой, подлая тварь, стой!
– донеслось издали.
– Стой, говорю!
– Слава те Господи!
– продолжал выкликать, глядя на Архарова изумленными глазами Никодимка.
– спас, сохранил, Господи, чудо!
Дворня же окаменела, решительно ничего не понимая.
– Попался!
– с таким отчаянным криком подбежавший Левушка схватил Никодимку за шиворот левой рукой, правой же поднес к его горлу обнаженную шпагу.
– Проснись, Тучков. Своих-то не режь, - посоветовал юному другу Архаров.
– А тебя, дармоеда, нелегкая где носит?
– Ахти мне!
– вытаращившись на него, и совершенно не замечая Левушкиного присутствия, отвечал Никодимка.
– Ваши милости! Слава те Господи!
Похоже было, что камердинер спятил.
Левушка, опустив шпагу, оглядывал полуодетое население архаровского особняка с большим недоверием, готовый бежать, рубить и колоть по первому же сомнительному поводу.
Архаров наконец отбросил пустой подсвечник, взял Никодимку за плечи и как следует потряс - до зубовного треска. Тогда лишь камердинер несколько опомнился.
– А вы чего, дурачье, встали!
– вдруг заорал он на дворню.
– Бегите скорее, я там немцев убил!
– Огня!
– отпустив Никодимку, приказал Архаров.
– Живо! А ну, веди, показывай, кого ты там убил!
Камердинер выхватил у Ивана двусвечник и понесся вперед, оберегая огоньки ладонью.
Архаровский особняк до сих пор не был обжит окончательно. В третьем жилье несколько комнат Архаров уже распорядился обставить, в них часто ночевали полицейские, второе жилье тоже уже кое-как походило на покои человека зажиточного и светского, но в первом жилье правого крыла особняка пока не было ничего путного - Архаров просто не мог придумать, на что бы эти помещения употребить. Туда-то и повел всех Никодимка, довольно бессвязно рассказывая о своих похождениях.
Он проснулся от шума внизу. Насчет шума у него было особое подозрение - от кого-то он слыхал, что будто бы Настасья завела по соседству кавалера и приучила его залезать через окошко. Ему такие амурные проказы не понравились потому, что они не понравились бы их милостям Николаям Петровичам (камердинер несколько раз заставал Настасью в господской спальне), поэтому он поспешил вниз - дать кавалеру по дурной башке чем-нибудь тяжелым, а Настасью назвать блядью и пригрозить, что обо всем узнает барин.
Но вот только в качестве чего-то тяжелого он прихватил здоровенный палаш, стоявший в углу гардеробной уже не первый месяц. Это страшное ржавое орудие было найдено истопником Михеем на чердаке, когда он лазил смотреть печные трубы, отдано барину, барин же про него то вспомнит, то забудет.
И верно - внизу, в правом крыле, была какая-то суета. Никодимка заглянул - как раз у окошка! Заорав матерно, он кинулся вперед и некую темную тень благословил палашом по голове, другая же рухнула на пол сама. При этом Никодимка услышал голос - оказалось, в помещении был еще и кто-то третий.
Призывая на помощь и в свидетели беспутства дворню, Никодимка попытался добраться до этого третьего, но упустил - незваный гость побежал куда-то в глубь особняка и, как Никодимке показалось, взбежал по лестнице. Тогда камердинер понесся следом, взбежал аж в третье жилье единым духом, это по темной-то лестнице, и, размахивая палашом, обследовал две комнаты, третья оказалась заперта…
Осознав на скорую руку обстоятельства, он испугался, что визитер доскакал лишь до второго жилья и приперся прямиком в архаровскую спальню. Вообразив, как наутро Архаров будет разбираться с дворней, Никодимка помчался в спальню, а там - никого! То есть, никаких признаков барина - пантуфли и шлафрок тоже исчезли! Камердинер зажег огонь, кинулся в гардеробную и даже заглянул за ширмы, где стояло кресло с дыркой для известной надобности. И тогда он понял, что московского обер-полицмейстера, тридцатидвухлетнеего увесистого мужчину с чугунными кулаками, похитили и убили.
Этот домысел подтвердился немедленно - выскочив со свечой на лестницу и спустившись на один пролет, Никодимка увидел внизу архаровские пантуфли. Тут он поднял крик по-настоящему.
Дворня, выскочившая на его самые первые вопли, вразнобой подтверждала - да, камердинер точно с кем-то воевал, потому все, кто выскочил на голос, вооружились чем ни попадя.
– Стой!
– прервав шум, крикнул Архаров.
В пустой комнате у открытого окна лежали двое - один лицом вверх, другой лицом вниз.
– Вот они, вот!
– воскликнул Никодимка.
– А что я говорил!
Архаров подошел поближе к тому телу, что лицом вверх, и принял любимую позу - сел на воображаемый стул, нагнувшись вперед и упершись кулаками в колени.
– Прелестно, - сказал он.
– Вот мы и снова вместе. Можешь не жмуриться, чучела немецкая, я-то вижу, что ты все слышишь и разумеешь.
– Батюшки, точно он!
– опознала подопечного Настасья.
– И одеяло вот! На нем наверчено!
– С этим вертопрахом все ясно - Тишка, Иван, свяжите-ка его для порядка… Настасья, уберись. Никодимка, что там со вторым?