Подозрительно умный
Шрифт:
Сегодня вечером ... сегодня вечером мои родители отвезут меня на катафалке во Франкфурт и посадят одну в самолёт, летящий в США. Таким же образом они могли бы похоронить меня заживо. С похоронами у них ведь был свой опыт.
Это стало бы конечно успешное событие. Дома мама снова сидела на кухне и ревела, но и в этом не было ничего нового, точно также как в чашке чая перед её опухшим носом и папы рядом, который всё чаще работу оставлял быть работой, чтобы занять пост рядом с ней и беспомощно гладить её по плечу. Я показала им одним единственным взглядом, что ненавижу и что прежде всего не понимаю,
Никакого Леандера. А также никаких признаков того, что он был здесь. На моей кровати лежал только большой тёмно-серый вещевой мешок, который мне было позволено взять в качестве багажа. Ничего больше. Снова я возмущённо покачала головой, когда прочитала короткий список, на котором стояло, что мне понадобится в Колорадо. Два, три комплекта для переодевания, тёплая куртка для самолёта (с кондиционером!), прочная обувь, туалетные принадлежности. Больше ничего. Другая информация была такой же скудной, что у меня каждый раз, когда я читала её, проходила по шее неприятная дрожь. На аэропорту меня встретят и отвезут к первому месту назначения.
Длительность терапии зависит от моей готовности к сотрудничеству и моего развития. Полное время - три месяца. А при хорошем поведении меньше? Что именно они под этим подразумевали? Я даже не могла посмотреть в Google Earth, где находился это место назначения и ранчо, на котором мы должны будем остановиться, потому что адрес был не указан, хотя я была уверенна, что мои родители получили целый список данных. Кроме того я даже не хотела этого знать. Тимбукту или Америка, это были далёкие, неизвестные, чужие края без единого знакомого человека, который меня ожидал. Даже Карибские острова, при таких условиях, не могли бы меня заманить.
Тем не менее меня бесило то, что я не получила больше информации. Наверное, это было принципом терапии, заставить умереть нас дураками, а также, что мы должны были одичать, потому что я плохо могла представить себе, как на протяжении трёх месяцев, я смогу обойтись двумя или тремя комплектами одежды и одной парой обуви.
А я была не особенно тщеславной. Без дальнейших церемоний, я схватила вещевой мешок, встала перед открытым шкафом и засунула в него всё, что могла найти из моих любимых вещей. С каждым следующим предметом я становилась всё более нервной и взволнованной, пока в конце концов, без разбора, не начала втискивать книги, компакт-диски и наконец помятый ноутбук.
Он, хотя после его краха со стеной больше не включался, но если Леандер вдруг вернётся один в мою комнату и возьмёт власть в свои руки, то я ожидала от него, что он отремонтирует его и начнёт снова просиживать ночи на пролёт со своими чат-друзьями. Это был тот образ, который я почти не могла вынести.
– Мы не можем поехать. Не получится, - сказала я устало, когда папа час спустя зашёл в мою комнату, где я словно тень самой себя сидела на вещевом мешке и почти не могла дышать от тошноты. С каждой минутой, за которую Леандер не возвращался домой, паника в моём животе усиливалась и теперь она была даже ещё сильнее, чем перед нашим шоу на Рождество, когда я думала, что меня вырвет на подиум, как только
Улететь на три месяца без прощания? Да, с ребятами это было возможно, хотя даже об этом я между тем горько сожалела, но Леандер зависел от меня! Это броситься в глаза, что тут, в моей комнате, живёт существо и ворует еду из кухни и обильно принимает душ и пользуется туалетом. Пока я была здесь, странные происшествия могли всегда быть объяснены моим присутствием, но сейчас это должно было заставить маму и папу сомневаться в своём уме!
Прежде всего, мама с недавних времён была почти весь день одна дома, она не сможет это пережить. Её нервы и без Леандера были полностью перевозбуждены, она почти всё время только и делала, что плакала.
– Так должно быть, - ответил папа хрипло, когда я оставалась сидеть на моём вещевом мешке, взял меня за запястье и поднял, и я позволила пассивно случиться тому, что он, пыхтя, взял мешок и спустился за мной и мамой вниз по длинной лестнице.
Из-за внезапно вспыхнувшего инстинкта я хотела схватить маму за руку, чтобы поддержать её, хотя эта я была той, кто при каждой второй ступеньки спотыкался, потому что вещевой мешок ударял мне по ногам. Всё же мама показалась мне вдруг хрупкой и уязвимой.
Всё казалось мне другим, чем обычно. Улица больше, ярче и красивее, Людвигсхафен милее, наш катафалк дружелюбнее, затянутое небо шире и выше. У него было очарование, от которого я не могла уклониться и которое пробудило во мне чрезмерное желание остаться навсегда здесь и никогда не уезжать, даже в отпуск. Нет, здесь было моё царство, мои угодья, лучшие место в мире, чтобы жить и это было вопиющей несправедливостью, вырывать меня отсюда. Но они это сделали.
Всю поездку до Франкфурта никто не сказал ни слова, в то время как мама промачивала одну салфетку за другой, так что бардачок, когда мы приехали, был переполнен. Я сама была между тем совершенно безрассудна от страха.
Моя самая последняя надежда, что Леандер спрятался в машине и поехал с нами, чтобы по крайней мере быть здесь, когда я буду улетать, развеялась в воздухе. В большом багажнике стоял только обычный временный гроб, в котором папа забирал своих клиентов из патологии или домов их родственников. Кроме того я слишком хорошо знала, что Леандер терпеть не мог катафалк. По его мнению, он пах смертью и всю дорогу во Францию ему было плохо.
Безучастно, я позволила папе провести меня через огромные залы и переходы аэропорта, не в состояние воспринимать, что происходило вокруг меня. Обычно я бы всё в себя впитала, но сейчас для меня каждый голос, каждое лицо и каждая вывеска были уж слишком.
Поэтому я втиснулась рядом с мамой в одно из серых пластиковых сидений и смотрела равнодушно вперёд, в то время как папа стоял возле стойки регистрации и дискутировал, размахивая руками, жесты, напоминающие проповедующего священника, с дамой, сидящей за ней.
Наверное, мой вещевой мешок был слишком тяжёлым, потому что я наложила в него таких вещей, которые были нежелательны, да и не разрешены, но в конце концов папа добился своего и я смотрела на то, как мешок медленно уезжает по багажной ленте исчезая в туннеле. Точно также и я себя чувствовала. Предметом багажа, не больше.