Подснежник
Шрифт:
— Вам не кажется, — сказал Ален как бы невзначай, — что в этом доме происходят странные вещи?
Домоправительница вздрогнула и вперила бегающие глаза в больного:
— О чём вы, господин Дьюар?
Похоже, это её неимоверно взволновало, и Ален этому удивился, но подумал: «И всё-таки это не бред. Ей что-то известно».
— Понимаете, — с усилием сказал Дьюар, поскольку ему трудно было в этом признаться, — только не подумайте, что я окончательно свихнулся, но сегодня утром… во всяком случае, мне показалось, что сегодня утром, но я в этом не уверен… я слышал музыку.
С её лица
— Музыку?
Ален, ободренный началом, продолжил взволнованно и с горячей категоричностью:
— Да, кто-то… словно кто-то играл на фортепьяно внизу. Такая прекрасная музыка! — И упавшим голосом он добавил: — Вы ничего не слышали, мадам Кристи?
Женщина выглядела смущённой:
— Вам эта музыка помешала спать?
Ален воспрянул и приподнялся, насколько это было возможно.
— Так, значит, это не бред? Была музыка? — Глаза его светились радостью.
Мадам Кристи кивнула.
— Так кто же это играл? Скажите, умоляю вас! — Мужчина протянул к ней руки.
— Простите, господин Дьюар. — Она покраснела. — Я позволила одному музыканту пожить здесь, пока он будет в городе.
— Это ваш родственник? — с любопытством спросил он.
Женщина смутилась ещё больше:
— Нет, всего лишь знакомый. Простите мне эту вольность, господин Дьюар.
— Да о чём вы! Пусть живёт здесь сколько хочет. Представьте его мне, я вас прошу! Мне бы хотелось, чтобы он сыграл мне эту мелодию ещё раз, уже в этой комнате! — взмолился Дьюар.
Мадам Кристи, как показалось лежащему, ужасно обрадовалась и, лукаво улыбнувшись, предложила:
— Давайте-ка сначала я приведу вас в порядок.
— Да, конечно. — Мужчине не терпелось услышать и увидеть музыканта, так что он безропотно поручил себя заботам мадам Кристи.
Помогая ему умыться и расчесаться, женщина проговорила:
— Это необыкновенный человек, господин Дьюар. Я его сейчас пришлю к вам.
— Хорошо, хорошо…
Женщина вышла из комнаты. Ален потёр лоб и задумался над тем, кем этот музыкант приходится мадам Кристи. Любовником? На лестнице послышались шаги, и ручка двери повернулась. Дьюар ожидал, что сейчас на пороге появится маленький толстенький краснощёкий старичок лет семидесяти — именно так Ален себе и представлял знакомого мадам Кристи. Но его ждало… нет, не жестокое разочарование, как принято говорить, а совсем наоборот — приятная неожиданность. Дверь распахнулась, и Ален, увидев вошедшего, широко раскрыл глаза от удивления и даже дышать перестал от восторга.
Вошедший оказался юношей лет восемнадцати или меньше того. Он был небольшого роста, скорее миниатюрен как девушка: так же строен и даже хрупок, с такой же нежной кожей. У него было очень бледное лицо и длинные белокурые волосы, небрежно завитые и рассыпанные по плечам в живописном беспорядке. Губы его были почти прозрачны. Единственное, что выделялось среди этих перламутровых тонов, — большие тёмные глаза, обрамлённые длинными ресницами. Такие тёмные, что даже зрачков в них нельзя было различить. Они контрастировали с белым цветом, и этот контраст делал лицо юноши необыкновенно красивым и загадочным. Одет музыкант был в элегантный белый костюм. На руках, держащих
Юноша, слегка наклонив голову набок, пристально смотрел на Дьюара. Тому вдруг стало не по себе от этого взгляда. Он опомнился от впечатления, произведённого на него красотой вошедшего, и, кашлянув, произнёс (голос, однако, его не слушался и дрожал от непонятного волнения):
— Так вы и есть тот музыкант, который играл сегодня утром?
Юноша поклонился и, прикрыв за собой дверь, приблизился к постели Алена. В голосе его звучало смущение:
— Да, господин Дьюар. И простите, если этим вам помешал…
— Ну что вы! — воскликнул Ален, протягивая ему руку.
Юноша сдёрнул перчатку и вложил свою ладонь в его. Дьюар вздрогнул от этого прикосновения. Он почувствовал энергию, текущую по длинным чувственным пальцам, и понял, что перед ним человек, несмотря на внешнюю хрупкость, сильный духом, и что этому юноше, который слегка улыбался глазами, но не губами, суждено сыграть важную роль в его жизни. Это была симпатия, но явно выходящая за рамки дружеских чувств — судьба?
— Я хотел бы, чтобы вы сыграли мне, — сказал наконец Дьюар, отводя восторженный взгляд от этого молодого красивого лица, но не выпуская тонкой руки. — Простите… как, вы сказали, вас зовут?
Юноша осторожно высвободил пальцы и, невесомо улыбнувшись, возразил:
— Я вам этого ещё не говорил, господин Дьюар. Моё имя Селестен Труавиль.
Его имя прозвучало музыкально. Ален в упоении повторил его и воскликнул:
— Какое удивительное имя! Среди моих знакомых никого нет с таким именем.
— Не сомневаюсь. — Селестен отчего-то стал серьёзным и внимательно и почти грустно посмотрел на него. — Это редкое имя, в самом деле. И если бы мне предоставили выбирать самому, то я бы взял другое.
— А по-моему, имя вам подходит. Оно отражает вашу красоту, господин Труавиль. — Дьюар густо покраснел, поскольку понял, что сказал комплимент, годный скорее для девушки.
Видно было, что юноша смутился. На щеках его заиграл лёгкий румянец.
— Красота — относительное понятие, господин Дьюар, и каждый склонен видеть её в других, не замечая в самом себе.
Ален удивился его рассудительности: для своего возраста этот юноша был слишком серьёзен и этим сразу же очаровал и покорил Дьюара. Он, раскрыв рот, какое-то время смотрел на Селестена, не находя слов, а потом пожал плечами и произнёс без всякой связи с предыдущим разговором:
— Сыграйте мне ещё раз, господин Труавиль. Но только скажите сначала, ради Бога, что именно вы играли?
Юноша небрежно бросил перчатки на стул, сверху накрыл их цилиндром и поставил трость возле стула. Дьюар уже обожал его. Он чувствовал сердцем, что этот человек будет ему другом, и настоящим, а может, даже больше. Он обежал его тонкую фигуру глазами и вопросительно кивнул, подняв подбородок вверх.
— Это была «Лунная соната», она лучше всего удаётся, — сказал Труавиль, садясь на вращающийся табурет и открывая крышку фортепьяно. — Может быть, потому что я ею околдован? Что бы я ни играл, я постоянно возвращаюсь к ней. Странно, правда?