Подснежник
Шрифт:
— Но почему только завтра? Почему не сегодня? Я хотел бы видеть вас у себя постоянно, Селестен! — робко сказал Дьюар.
— О, — расхохотался юноша, — это невозможно по многим причинам.
— Каким же?
— Не будем об этом, Ален. — Селестен вновь подошёл к нему, наклонился и пожал ему руку. — Считайте, что я ваше лекарство, которое нужно принимать раз в день. А вы сами знаете, что злоупотребление лекарствами до добра не доводит.
— Как можно проводить такие сравнения! Я думаю, никакого злоупотребления нет и
— Боюсь, вам это скоро наскучило бы, Ален, — отрезал юноша.
— Вы мне никогда не наскучите!
— Это вам только кажется, — с грустью вздохнул юноша. — Не возникало ли у вас такого чувства, что… когда вы узнаете человека получше, вам кажется, что это скучно… В общем, не было ли с вами такого, что «разгадав» человека, вам не хотелось больше иметь с ним дела, поскольку он становится предсказуем?
— Нет. Да и знаю я вас всего-то пару часов. Неужто вы полагаете, что за это время можно всё понять о человеке? У меня, наверное, годы уйдут на то, чтобы разгадать вас. Но я не уверен в успехе.
— Вы очень убедительны, Ален, но всё-таки… В человеческих отношениях должна быть недосказанность, они будут лишь прочнее от этого. Давайте, как сказали бы господа политики, регламентируем время нашего общения? — И он вопросительно наклонил голову.
— А всё остальное время я буду мучиться в ожидании вас? Это нечестно, Селестен! Так мне вас мало!
— Ален!
Дьюар спохватился и покраснел:
— Извините. Просто я к вам уже привязался, и разлука с вами станет моим мучением, я уверен. Между вашими посещениями моё одиночество будет казаться ещё острее, оно превратится в пытку ожидания. Понимаете?
— Ал-лен, — с растяжкой произнёс Селестен, — в ваших силах превратить пытку ожидания в предвкушение встречи. Это же так легко! Ищите во всём светлые стороны, и вы их непременно отыщите. Стоит вам понять это, жизнь вокруг станет лучше. До завтра. — Он слегка поклонился и вышел, несмотря на то, что Дьюар пытался что-то возразить ему вслед.
Дверь за юношей захлопнулась, а Алену показалось, что это ему в сердце вонзился заряд свинца.
«Жестокий! — с тоской подумалось ему. — Может, он и талантлив, но он жестокий человек!»
Дверь снова отворилась, и в спальню вплыла мадам Кристи с подносом в руках. Ален потянул носом: пахло вкусно, и ему захотелось есть от этого дразнящего ноздри запаха. Женщина поставила поднос на стол и, помогая Алену подняться на постели повыше, поинтересовалась:
— Ну как, господин Дьюар? Не правда ли, он необыкновенный человек?
— Жестокий человек, — проронил Дьюар, принимаясь за завтрак.
Мадам Кристи изумлённо посмотрела на больного:
— Как?!
Ален дёрнул плечом:
— Жёсткий, вернее, — и пересказал ей вкратце последнюю сцену.
— Во всяком случае, он знает, что
— Может быть, — кисло сказал Дьюар, допивая кофе, — но знаете, что? Прошло только двадцать минут, как он ушёл, а я уже по нему скучаю. Он интересный собеседник, но я его не понимаю иногда. Скажите… — Ален, морща лоб, раздумывал над произошедшим. — А вы его давно знаете?
Мадам Кристи отчего-то смутилась, покраснела и не спешила с ответом.
«Да, в этом доме действительно происходят странные вещи», — решил про себя Ален, а вслух спросил:
— Ну скажите хоть: хорошо вы его знаете?
— Наверное, никто не знает его хорошо, но он знает других великолепно, — наконец ответила домоправительница.
— Это точно, — оживился Дьюар. — Он в двух словах так точно описал, что я чувствую, мне даже не по себе. Я сам так никогда бы не смог, а ведь я сам себя почти тридцать лет знаю.
— Но он не жёсткий и не жестокий. Это для вашей же пользы.
— И вы о том же! — укоризненно воскликнул мужчина. — Где же польза?
Женщина, не ответив, выскользнула за дверь вместе с подносом.
«Надо же, — с тенью обиды подумал Дьюар, — с недавнего времени в этом доме всё прямо-таки окутано таинственностью. А что самое возмутительное — всем известно больше, чем мне. Стало быть, они на шаг впереди меня!»
Ален бросил взгляд в окно. День обещал быть долгим.
Комментарий к Глава 2
софистика — искусство вести спор
========== Глава 3 ==========
Времени, чтобы думать, у больного было предостаточно. Дьюар отложил тетрадь, в которую записывал результаты своих умственных изысканий, и задумался.
А задуматься было над чем. Как свет в распахнутое окно этот юноша ворвался в его жизнь, и Дьюар прекрасно понимал, что жизнь его больше не будет прежней. Но это даже радовало. В мужчине снова начала оживать душа. Он чувствовал, что ему хочется жить, чтобы видеть, слышать, чувствовать Селестена. Наверное, музыканту удалось передать ему частичку своей энергии и заразить его жизнью — этим опасным, но прекрасным вирусом.
В порыве какого-то вдохновения Ален схватил тетрадь, быстрыми штрихами набросал портрет Труавиля, но всё же остался недоволен рисунком: не было видно самого главного — живости, но передать её Дьюар не мог, поскольку разве можно передать блеск в глазах или то и дело пробегающую улыбку? К тому же, профессионально рисованием он никогда не занимался.
Мужчина вновь припомнил утреннюю встречу, до самых мельчайших деталей. И — о чудо! — когда он это сделал, ему вдруг показалось, что в комнате запахло цветами. Только Дьюар не удивился: ему почему-то казалось, что это в порядке вещей, если образы рождают запахи или ощущения.