Подвиг 1988 № 06 (Приложение к журналу «Сельская молодежь»)
Шрифт:
Во-первых, речь идет о спасении жизни товарищей по профсоюзу. И даже будь они все живы и здоровы, они все равно отправились бы на место катастрофы! Ведь есть еще пассажиры, попавшие в беду. Железнодорожники считают, что за их благополучие они отвечают даже больше, чем за благополучие своих близких. Этому их учит профсоюз. А профсоюз всегда прав, что бы там ни говорили остальные, включая архиепископа. И вот кочегар говорит:
— Я поведу паровоз пассажирского состава — безопасности ради. А ты пойдешь в пятистах метрах сзади, тогда у тебя хватит времени остановить поезд, если я на
Паровоз трогается с места, смазчик прыгает в него на ходу, он станет на место кочегара, и вот уже паровоз пропадает из виду.
Тем временем составлен и маленький вспомогательный поезд, и все служащие товарной станции, хотя у них есть жены и дети, садятся в его вагоны. На ходу в него вскакивают еще несколько человек, оказавшихся рядом по случаю, и поезд быстро убегает в ночь.
Передний паровоз никаких разобранных путей не обнаружил, и нигде ничего не заклинило и не перекрыло. Но когда он приблизился к месту катастрофы, по нему открыли беглый огонь.
Неподалеку от того места, где бандиты заставили машиниста остановить поезд, они спрятали своих лошадей. Они до сих пор подбирали и сортировали добычу. А те, что стояли у лошадей, сразу принялись стрелять по паровозу, чтобы не дать ему проехать вперед и помешать остальным бандитам собирать награбленное.
Кочегара ранило в ногу, его помощнику-смазчику пуля обожгла ухо. Но они мчались вперед, посигналив фонарем следующему за ними поезду, что само полотно не разобрано.
Вспомогательный поезд тоже приветствовали выстрелами. Но у некоторых из железнодорожников оказались револьверы, они ответили огнем. В темноте бандиты не могли разобрать, едут ли в этих неосвещенных вагонах солдаты. Скорее всего они именно так и подумали. Потому что кинулись к лошадям, побросав все, что не успели сложить и перевязать. И поскакали прочь, подальше в густые джунгли, поближе к горам.
С помощью оставшихся в живых пассажиров железнодорожники подняли в вагоны всех убитых и раненых, и траурный поезд отправился обратно, к станции, до которой большинству пассажиров было не суждено добраться живыми и здоровыми.
А туда же прибыла телеграмма, что медицинский состав послан, но сюда он прибудет никак не раньше завтрашнего утра. Получили на станции и другие телеграммы: правительственную и из ближайших гарнизонов. Правительство телеграфировало, что все части конной полиции соседних округов на марше, что по тревоге подняты четыре кавалерийских полка федеральной армии и что еще до наступления утра они будут отправлены к месту происшествия на спецпоездах, а оттуда начнут преследование бандитов.
Найти иголку в стоге сена отнюдь не просто. Но если найти ее нужно непременно, она может быть найдена, какой бы огромной ни оказалась копна. Но догнать бандитов, которые задолго до твоего появления умчались по тропинкам в джунгли, которые они знают, как свои пять пальцев, а преследователь не знает вовсе, — это предприятие не выдерживает никакого сравнения с поисками иголки в высоком стоге сена.
Но большинство из солдат — индейцы. А это кое-чего стоит. Им тоже известно, например, где в какое время находились бандиты: на этом вот участке железной дороги,
По телеграфу были переданы примерные, поверхностные описания бандитов. Вполне вероятно, что какой-то из упомянутых в описании бандитов и встретится солдатам в индейской деревушке и что они даже заподозрят его. Однако если в его карманах или на теле не окажется ничего подозрительного, заставившего бы вспомнить о нападении на поезд, что толку в таком описании? Алиби он всегда найдет. Спал, мол, той ночью, в двадцати километрах от места происшествия под деревом, неподалеку от дороги на Халхигитес. Никто не докажет, что он лжет.
Вот скачет, например, отряд федеральной кавалерии по долине Гаасамота. Видят хижину, перед ней сидят два метиса, закутавшиеся в свои одеяла, и курят. Солдаты спокойно проезжают мимо. Один из метисов хочет встать и зайти за хижину. Но другой делает ему знак, тот возвращается и невозмутимо усаживается на свое место.
Отряд вроде бы уже проехал мимо. Но тут старший офицер оглядывается и велит отряду остановиться. Ему хочется пить, и он поворачивает лошадь к хижине. Напившись, он объезжает вокруг хижины и спешивается. Подходит вплотную к покуривающим метисам.
— Вы из этой деревни? — спрашивает офицер.
— Нет, мы не отсюда, сеньор.
— А откуда же?
— Мы живем в Комитале.
— Хорошо, — говорит офицер и поднимает ногу к стремени.
Он собирается продолжить путь во главе отряда. Но сам он несколько устал, лошадь пританцовывает, и он никак не попадет носком сапога в стремя. Один из метисов поднимается, потому что лошадь чуть-чуть на него не наступила. Подходит, придерживает стремя, желая услужить офицеру. И тут с его плеч падает одеяло.
Офицер опускает ногу на землю.
— Что это у вас там в кармане брюк? — спрашивает он у поднявшегося метиса.
Метис оглядывает себя, свой порядком вздувшийся карман. Поворачивается к офицеру вполоборота, словно собираясь вернуться к хижине и усесться на свое насиженное место. Или бежать вздумал?.. А потом переводит взгляд на офицера, на солдат, затягивается своей сигаретой, вынимает ее изо рта, короткими толчками выпускает изо рта дым и улыбается.
Резким движением офицер хватает его за ворот рубахи, а левую запускает в карман метиса.
Теперь поднимается и другой метис, он пожимает плечами, будто недоволен тем, что нарушен его покой и он всего-навсего собирается перейти на другое место, где можно посидеть и покурить без помех.
Сержант и двое солдат спрыгнули с лошадей и встали так, что метисам бежать некуда.
Офицер отпускает ворот рубашки метиса и разглядывает то, что достал из его кармана. Это хорошего качества, довольно дорогой, овальной формы кожаный бумажник. Офицер улыбается, метис тоже улыбается.
Офицер открывает бумажник и высыпает содержимое на ладонь. Всего немного: несколько золотых монет, несколько больших серебряных, песо двадцать пять примерно.