Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)
Шрифт:
Каторжник увидел ее и вскрикнул. Бланш взяла свой кошелек и, достав из него несколько золотых монет, подала их каторжнику и сказала:
– Не унывайте, Бог милостив и простит вас. Затем она отошла.
Рокамболь забыл на время свои физические страдания, и две крупные слезы выкатились из его глаз.
– Она не узнала меня, – проговорил он с отчаянием. – О! Все, что я вынес до сих пор, было ничтожно перед этим. Вот истинное наказание!
Книга VIII. Тулонский острог
Острожный
№ 117, таинственный и угрюмый арестант, внушал всем уважение; даже Милон, несмотря на свою геркулесовскую силу, чувствовал, что его товарищ достойнее его, и вследствие этого всегда обращался с ним почтительно.
Во время полуденного отдыха № 117 ложился и закрывал глаза; ночью лежал на койке врастяжку и не шевелился до самого утра.
Зорко следили за ним глаза надсмотрщиков, опасаясь его бегства; но он никогда, быть может, и не думал бежать и прибегал ко сну, как к последнему и высшему утешению.
– Расскажи-ка мне свою историю, – обратился № 117 к Милону, – я до сих пор ее еще не знаю.
– Извольте. Я был доверенным слугою и сослан сюда за кражу драгоценных вещей. У барыни моей были две прелестные девочки – близнецы; им теперь около восемнадцати лет, и они, наверное, живут в нищете. Братья моей барыни – страшные негодяи – несколько раз покушались на жизнь малюток, и поэтому мы секретно отвезли их однажды ночью в монастырь, где скрыли даже их настоящую фамилию.
По возвращении из монастыря барыня сказала мне: «Милон, ты честный человек, и я смело на тебя полагаюсь. Братья мои, покушавшиеся на жизнь моих детей, рано или поздно убьют меня, и потому я заблаговременно должна обеспечить будущность моих дочерей».
Она вручила мне стальную шкатулку и прибавила: «Здесь полтора миллиона франков золотом и банковыми билетами. Спрячь эти деньги где-нибудь, только не здесь, это приданое моих дочерей – в случае какого-нибудь несчастья со мной». Предчувствие бедной барыни сбылось: через несколько дней ее отравили, и братья предъявили свои права на ее состояние. У меня не было никаких доказательств законности рождения несчастных сирот, к тому же я боялся даже сказать, где они находятся. Братьев барыни вскоре ввели во владение имением. Но они тотчас же заподозрили меня в утайке значительной суммы. «Отдай ее нам, – обратился ко мне один из них, – и ты получишь свою долю». Я отказался, но по глупости своей признался, что деньги хранятся у меня. Спустя неделю меня обвинили в краже бриллиантов покойной барыни и приговорили к десятилетней ссылке в каторжную работу.
– Где же эти деньги?
– Спрятаны как нельзя лучше.
– Ты никогда не покушался бежать?
– Два раза… но меня оба раза ловили… Я ведь такой дурак!
– Хм! – улыбнулся № 117. – Если опять вздумаешь бежать, я помогу тебе и надеюсь, что нас не поймают.
Особенным почетом и любовью между арестантами пользовался № 87, по прозванию Кокодес. Получая из дому порядочную пенсию, он щедро тратил ее, угощая своих товарищей, к тому же он обладал даром повествователя, и каждый раз, во время полуденного или вечернего отдыха, рассказывал своим товарищам какую-либо занимательную историю. На этот раз он рассказал им драму в пяти действиях под названием «Рокамболь», игранную в театре.
Арестанты слушали Кокодеса с большим вниманием, восхищаясь находчивостью и энергией Рокамболя.
– А счастливый малый этот Кокодес, – проговорил кто-то на стороне, – отец у него банкир и высылает ему ежемесячно по сто франков; комиссар взял его к себе в секретари, и он разгуливает себе по городу, сколько ему угодно; к тому же в hotel de France живет какая-то барынька из Парижа, с которой он каждый вечер свободно видится…
В это время раздался звонок на работу, и арестанты быстро привстали со своих мест.
– Послушай, Кокодес, – проговорил № 117, – я ведь никогда и ничего не просил у тебя?
– Правда.
– Так на первый раз не откажи мне в моей просьбе.
– С большим удовольствием, мой милый, – отвечал Кокодес.
– Вот что, друг мой, ты каждый день навещаешь ту даму в hotel de France?
– Да.
– Она неглупая женщина?
– Я думаю.
– Мне бы хотелось дать ей поручение в Париж.
– В чем же дело?
– Я хочу лично видеться с ней.
– Здесь, в остроге?
– Нет, у нее, в hotel de France.
– Но каким образом?
– Это не твое дело, – холодно сказал № 117. – Скажи ей, что сегодня вечером я буду у нее.
Кокодес лишь пожал плечами и удалился. Вечером того же дня № 117 и Милон, лежа на койке, условились в скором времени бежать из острога.
– В одиннадцать часов, – прибавил № 117, – я отправлюсь в hotel de France, где сделаю первые приготовления для нашего побега… Тссс! – надсмотрщик идет.
На следующий вечер Рокамболь (ибо № 117 был он) снова был в hotel de France. Дама, очарованная им совершенно, незамедлительно согласилась передать записку, адресованную друзьям Рокамболя. Надо добавить, что хотя лицо узника и было обезображено, но не наводило ужаса на тех, кто впервые видел его. А его манеры уже давно были безукоризненны. Итак, его затея с запиской была удачна.
В записке сообщался план побега, давались указания, как усыпить стражников и перевезти в закрытом экипаже переодетых узников. Послание было, конечно же, закодировано. Язык послания был понятен только Ванде, верному другу и помощнику Рокамболя, которая и должна была руководить освобождением № 117 и Милона.
Побег удался блестяще. Рокамболь и Милон оказались на свободе.
Теперь познакомимся с молодым человеком по имени Аженор. Он был сыном барона де Морлюкса и ничуть не подозревал, какое страшное преступление совершил его отец. Но не будем забегать вперед.
Девушка, в которую влюбился молодой Аженор, была круглая сирота. Она жила, зарабатывая себе на хлеб переводами, и содержала за свой счет бедную старушку, госпожу Рено, которая некогда имела свой пансион и воспитала в нем двух сирот-девочек.
Одну-то из них, в которую был влюблен Аженор, звали Антуанеттой, а другую Мадленой.
Но с госпожой Рено жила только старшая из них, так как Мадлена находилась в России, где и занимала должность гувернантки в богатом семействе графа Потеньева.