Подземный рейд
Шрифт:
Механизированные и танковые соединения вырвались на оперативный простор. Стремительный выход советских войск в тыл японской армии одновременно прорвал третий фронт Квантунской армии. Основные коммуникации были перерезаны. Японские командиры не смогли ими воспользоваться для организованного отвода своих подразделений на запасные рубежи обороны, подготовленные в глубине Маньчжурии.
Начались сражения за опорные пункты. Фактор внезапности растворился в непрерывной череде схваток.
Командующий первым фронтом Квантунской армии, стремясь не допустить прорыва главной группировки войск Дальневосточного фронта к центральным городам Маньчжурии Гирину и Харбину, сосредоточил в районе Муданьцзяня все резервы. В стальной
13 и 14 августа на муданьцзянском направлении японцы перегруппировались и контратаковали советские войска.
Наступившее утро выдалось туманным. Но туман был верховой. В этот день с полевых аэродромов самолеты не взлетели ни с той, ни с другой стороны.
В тылу наступающих войск вовсю действовали японские солдаты-смертники, как небольшими группами, так и поодиночке. Они обвязывали себя гранатами и шашками со взрывчаткой, прятались в густой траве и придорожных канавах. Выбор цели зависел от стечения обстоятельств. Сухопутные камикадзе бросались под танки, автомобили или, подкравшись, подрывали себя рядом с колоннами на марше. Сраженные осколками советские солдаты устилали телами маньчжурскую землю. Одиночки-смертники открыли настоящую охоту за штабными и командирскими легковушками с офицерами.
Десантная танковая рота капитана Олега Шаржукова с пехотой на броне далеко оторвалась от основных сил бригады. В роте «тридцатьчетверок» было десять машин: три взвода по три танка в каждом плюс командирская броня.
На танках, как серо-белые наросты, – солдаты десанта. Надо было видеть солдат, чтобы понять, чего им стоили несколько дней непрерывных боев в наступлении. Лица военных почернели от загара и пыли. Форма, наоборот, выгорела до белизны. За последние сутки они сделали одну короткую паузу в стремительном броске на восток лишь для того, чтобы наскоро перекусить и залить топливо в баки боевых машин. С момента перехода границы и началась эта борьба за время и пространство.
Сегодня они были головной походной заставой. Перед ними стояла задача провести разведку боем на подступах к японскому опорному пункту на горе «Верблюд». Очередная высотка в бесконечной череде схваток была ключом к равнине. Овладеть ею – и стальные клинья вырвутся на оперативный простор, замыкая кольцо окружения вражеской группировки.
Олег Шаржуков сидел на башне «тридцатьчетверки». Старший сержант помкомвзвода Житенев показывал рукой и пытался что-то объяснить десантнику с автоматом на груди, стараясь перекричать грохот двигателя и лязг гусениц. Сквозь облако пыли сзади мелькал силуэт танка командира второго взвода лейтенанта Павла Герасимова.
«Не отстает», – удовлетворенно подумал Шаржуков. На мгновение из второго открытого люка в башне высунулся заряжающий Степан Семенов. В этот момент впереди что-то ярко сверкнуло в свете жгучего маньчжурского солнца. Миг – и следом долетел звук взрыва. К грохоту танковых моторов прибавилась длинная пулеметная дробь и трескотня автоматных очередей. Один за другим громыхнули глухие взрывы гранат.
Когда до высоты «Верблюд» оставалось чуть больше трех километров, головная машина словно наткнулась на невидимую стену и занялась пламенем. Ротная колонна разворачивалась в боевой порядок. Стальные коробочки боевых машин съезжали с дороги влево и вправо. Замаскированное противотанковое орудие молчало. Артиллерийский расчет затаился, не подавая признаков жизни.
Верхний люк на башне подбитой машины открылся, но из него так никто и не вылез. Поваливший густой столб дыма как будто старался дотянуться до низких облаков. Уничтоженная головная машина означала скорый бой и смерть. Не угадать, кого костлявая прихватит сегодня к себе в гости.
Стальные громадины, рассыпавшиеся цепью, ворочали башни из стороны в сторону, выцеливая врага. Стволы орудий походили на хоботы доисторических исполинов, вынюхивающих опасность.
Капитан Шаржуков приник к перископу в командирской башенке. Ничего и никого. Вражеская высота далеко для прицельного орудийного выстрела. Вспышек выстрелов не видно.
– Командирам взводов немедленно докладывать о противнике, – приказал по рации командир роты и снова приник к перископу. Безлюдная степь до самых холмов. Лишь ветер играл верхушками густого гаоляна, гоняя волны по траве.
«Может, на мину наскочили?»
Взрывы еще двух танков совпали с докладами командиров второго и третьего взводов. Эфир заполнился скороговоркой коротких приказов и мата. Машину с красной звездой на броне командира первого взвода Дмитрия Левинского разнесло на части, сработал боекомплект.
– Товарищ капитан, мы, похоже, наскочили на минное поле.
Последние доклады совпали с подрывом правофланговой «тридцатьчетверки». Десантники горохом посыпались из горящей машины. Прогремел еще один взрыв. Башню сорвало с танка и отбросило в сторону. Уцелевшие пехотинцы разбегались в разные стороны.
– Всем машинам, стоп! – проревел в эфир ротный, прижимая ларингофоны к горлу.
Танк со скрежетом остановился. Капитан привычно стукнулся танкошлемом о скобу. Поредевшая шеренга уцелевших танков остановилась. Капитан Шаржуков вылез из башни по пояс. Справа раздался сдвоенный оглушительный взрыв. Чадно пахнуло гарью и кислым запахом сгоревшей взрывчатки. По ушам больно хлопнули невидимые ладони взрывной волны. Заряжающий орал, перекрывая двигатель, работающий на холостых оборотах, и тыча растопыренной пятерней вправо:
– Командир, глянь, смертники.
Раздалась знакомая до тошноты трескотня автоматных очередей. Десантники беспорядочно стреляли во все стороны, поливая из «ППШ» густой гаолян. По броне звонко защелкали пули. Шаржуков поспешно юркнул под защиту брони. Лязгнув, захлопнулся люк. Не было никакого замаскированного орудия. Танки не подбили, а подорвали. Танковая рота капитана Шаржукова угодила в ловушку на минное поле. Живое и подвижное противотанковое минное поле.
Из замаскированных «лисьих нор» вылезали японцы и, пригибаясь под тяжестью рюкзаков со взрывчаткой, бежали к танкам. У некоторых в руках были мины со взведенным контактным взрывателем. Позади ползли в траве солдаты с длинными бамбуковыми шестами с минами на конце. У этих был некий, пусть и достаточно призрачный, шанс уцелеть. Десант на броне решил не оставлять «противотанковым» смертникам даже тени надежды. Пехотинцы били по ним в упор из автоматов, бросали гранаты. Камикадзе косили очереди из танковых пулеметов. Вошедшие в раж пехотинцы расстреливали диск за диском одной непрерывной очередью. Перегретые автоматные стволы начинали «плеваться», но на точность уже никто не обращал внимания. Били практически в упор.
Вокруг уцелевших машин валялось несколько десятков трупов, но из травы появлялись на смену убитым новые подрывники и в последнем броске пытались подобраться к танкам сквозь стальную стену автоматического огня. Десантники и танкисты стреляли, не обращая внимания на то, что пули и осколки одинаково крошат своих и чужих. Японцев было много. Слишком много.
У Шаржукова к горлу подкатил ком, сердце неприятно захолонуло. Жалко сдохнуть в двух шагах от победы. До слез жалко.
Стрелок-радист командирского танка в последний момент успел перечеркнуть очередью из пулемета спину японца, ящерицей скользившего в траве. На последнем издыхании солдат толкнул от себя бамбуковый шест. Мина точно угодила в направляющий каток. У подбитой машины соскочила гусеница, разорванная взрывом. Танк закрутился на месте, плюясь свинцом, как медведь, огрызающийся на собак. Никто из танкистов не рискнул выстрелить осколочным снарядом. Тогда спешившимся и сидевшим на броне десантникам пришел бы каюк без всяких смертников.