Поджигатели (Книга 2)

Шпанов Николай Николаевич

– Ей-богу, Шлюзинг хороший парень. Он хотел выдать тебя замуж за Шверера.

Эльза откинулась на спинку скамьи.

– Я понимаю, - сказал он, - ты втрескалась в Шверера и думаешь, что он с другой.

Она отчаянно замотала головой и стиснула зубы.

– Это чепуха, - сказал блоклейтер.
– Глупости. Он тебя любит, да, да, очень любит. И ты вернешься к нему. Все забудется.
– Помолчав, он добавил: У вас будет ребеночек...

Эльза вскочила. Он схватил ее за руки. Она рванулась, но у нее не было сил. Он усадил

ее, стараясь скрыть торжество. Ведь он вовсе не был уверен в том, что сказал, а Эльза выдала себя.

Она бормотала, глотая слезы:

– Убирайся, или я закричу. Слышишь, я буду звать на помощь!

Он наклонился к ней:

– Я позабочусь о том, чтобы Шверер не забыл, что он - отец.

Эльза закричала:

– Ты не смеешь!
– Она заплакала.
– Не ходи к нему, я прошу тебя. Он ничего не должен знать, - жалобно бормотала она.

– Дура, это же в твоих интересах! И послушайся моего совета: не ломайся. Ведь он женится на тебе, когда узнает, что у тебя будет ребенок.

Эльза сидела неподвижно и слушала, что говорил гитлеровец. Слова его заглушал свист ветра в ветвях еще оголенных деревьев. Ветер делался все холодней. Он гнал с бухты соленую сырость. Эльзу трясло, она слышала, как стучат ее зубы.

Вскоре после этого к подъезду дома Эгона подошел Лемке. Мокрый клеенчатый плащ блестящими складками висел на его широких плечах. Прежде чем позвонить, он оглянулся по сторонам.

При виде Лемке лицо экономки расплылось в угодливой улыбке. Она поманила его к себе и топотом выложила все, что успела подсмотреть и подслушать со времени его последнего посещения.

Эгон несказанно обрадовался Францу.

Франц сказал:

– Условимся: если вы получите от меня открытку, где будет сказано, что Эльза ни в чем не виновата, - значит это так.

После этого Лемке попросил написать рекомендательное письмо к генералу.

Разговаривая, друзья не услышали звонка в прихожей. Звонок был очень короток и чуть слышен. Перед экономкой стояли двое. Один из них был Шлюзинг. Его спутник придвинулся к экономке, молча отвернул лацкан пальто и показал значок гестапо. Экономка прошептала что-то на ухо Шлюзингу.

– Инспектор?
– Шлюзинг поднял брови.
– Какой инспектор?

– Тот который наблюдает за господином доктором. Я уже давала ему сведения о жизни господина доктора.

Шлюзинг и полицейский переглянулись. Полицейский быстро обшарил карманы плаща Лемке, оставленного на вешалке. В них ничего не оказалось.

– Стреляный воробей, - сказал он Шлюзингу.

Растерянная экономка получила строгий приказ: ни слова мнимому инспектору об их посещении!

Шлюзинг быстро зашагал по улице, а шпик нырнул в ворота дома напротив. Закурив папиросу, он приготовился ждать. Дом Эгона был ему хорошо виден.

Выйдя от Эгона, Лемке благодаря опыту и постоянной настороженности быстро заметил слежку. Это было неприятное открытие, но если "они" и напали на его

след, то еще не могли знать, кому он принадлежит.

Франц понимал, что сколько бы он ни плутал по улочкам городка, шпик не отстанет. У фонаря Франц взглянул на ручные часы: ночной автобус в Любек уже ушел. Осталось два часа до последнего поезда. Если он с ним не уедет, то не попадет на утренний берлинский.

Франц быстро зашагал по дороге к Реннау. Через пятнадцать минут он вошел в подъезд одиноко стоявшего дома. На лестнице было темно. Франц ощупью взобрался на второй этаж и постучал. За дверью поднялась испуганная возня. Долго не открывали. Франц слышал, как отворилась входная дверь внизу. Вспыхнула спичка, Франц увидел полицейского.

– Да открой же скорей, дядя Крауш, - нетерпеливо прошептал Франц.

– Это ты, а мы думали бог знает кто!

– Ну, ну, все в порядке!..
– Франц поспешно затворил за собою дверь. Вы бы шли спать, матушка Крауш. Мне нужно переброситься с вашим стариком несколькими словами. Спите спокойно!

Крауш неловко топтался под недовольным взглядом жены.

– Давай-ка потолкуем на лестнице, - сказал он и взялся было за ручку двери. Лемке едва успел его удержать. Они прошли в кухню, и Франц рассказал о неожиданно замеченной слежке.

Высокий, тощий Крауш долго чесал седую щетину небритых щек. Франц включил свет и посмотрел в окно.

– Пусть убедится, что я здесь. Это заставит его подождать.

– Я думал, ты хочешь спрятаться.

Лемке отстранил его от окна.

– Тебя ему незачем видеть! Принеси-ка мой плащ и шляпу.

Франц задернул занавеску и недовольно покачал головою, слушая, как устало шаркает ногами Крауш.

– Ты не мог бы ступать пободрей, отец?
– спросил он, когда старик вернулся.

Крауш вытащил трубку и стал набивать ее крупным табаком.

– Если тебе на шестом десятке придется посидеть год без работы, то и ты тоже не станешь прыгать, как лань...

– Примерь-ка мой плащ и шляпу!

Крауш отогнал ладонью облако табачного дыма.

– Зачем?

– Может быть, сойдешь за меня.

– Так бы сразу и говорил!
– Крауш накинул плащ и надвинул на уши шляпу.
– Хорош?

Франц оглядел старика:

– А ну, пройдись!

Крауш послушно сделал несколько шагов.

– Поднимай ноги, не шаркай, - командовал Франц.
– Так! Еще разок в мою сторону... Так! Все в порядке!.. Теперь слушай, отец.
– Франц положил руку на плечо Крауша.
– Завтра я должен быть в Гамбурге. Видишь, я не боюсь тебе это сказать. Я тебе верю.

При этих словах Крауш пустил густую струю дыма и часто замигал.

– Ну, ты меня знаешь, Францле... Если бы я не был такой развалиной, ты же понимаешь, где бы я был.

– Знаю. Потому и пришел!

Крауш вышел из кухни. Через минуту он вернулся со старой брезентовой курткой и фуражкой для Франца.