Поединок чести
Шрифт:
— Вы сразу увидите нашу катапульту, она очень высокая, — и это благодаря вашей щедрой поддержке, ваше преподобие! Такие огромные боевые орудия метают снаряды на расстояние, в три раза превышающее дальность полета стрелы. Так что мы были вне зоны досягаемости, стрелы защитников крепости не могли до нас долетать.
Епископ заинтересованно слушал.
— Надеюсь, он не захочет тут же испробовать эту штуковину, — прошептала Герлин.
Она замедлила ход лошади и теперь ехала возле Соломона. Она могла бы наслаждаться поездкой: ночь была светлой, небо безоблачным… Ее сердце учащенно забилось, когда она вспомнила похожую ночь в Париже. Ту ночь, когда Соломон сказал, что Господь улыбается ему.
В эту ночь Герлин улыбался Соломон. Ей было все тяжелей злиться на него, хоть она и не могла простить ему, что он столько лет держал их с Флорисом в неведении относительно своей участи, а затем явился к ней в Лауэнштайн, словно призрак.
— Не изволят ли господа открыть нам ворота? — наконец обратился Дитмар к рыцарям, сопровождавшим епископа.
Для того чтобы привести в действие протяжной механизм, нужны были двое, а лучше трое сильных мужчин. Одной левой руки Рюдигера было недостаточно. Однако Конрад из Нойенвальде настоял на том, чтобы спешиться и дать указания рыцарям. Затем он любезно завел лошадь супруги во двор крепости.
После того как все спешились, общество разделилось. Епископ хотел осмотреть катапульту, Клара — спальни рыцарей, а София взяла на себя обязанности хозяйки и отдавала указания виночерпию и двум конюхам, которым Герлин велела отправиться в крепость, прихватив разные горячие напитки, факелы и дрова. Мужчины в стоящей в стороне кухне разожгли огонь, на котором подогревали вино и суп.
— Хоть мы все вдоволь наелись, но епископу и остальным любителям вина это должно помочь протрезветь перед обратной дорогой, — сказала Герлин, искоса посмотрев на Лютгарт, которая как раз осушала кубок пряного вина.
Внезапно раздались звон клинков и смех. Рыцари епископа, ухмыляясь, подталкивали перед собой по коридору крепости две пары — кричащих юношей и девушек. Все четверо были полностью обнажены и отчаянно пытались сбежать.
— Наши взломщики-романтики, — сказал Рюдигер Женевьеве и потер лоб. — Во время полнолуния этого следовало ожидать. Мне следует вмешаться, дорогая, чтобы рыцари не поубивали их.
Он поспешил к непрошеным гостям, которые, однако, уже предстали перед Дитмаром и господином Конрадом. Юноши были сильно напуганы, девушки плакали и цеплялись друг за друга под насмешливыми и похотливыми взглядами свиты епископа.
— Что, ради всего святого, вы здесь делаете? И прикройтесь, вы наверняка совсем окоченели, не говоря уже о том, что это просто стыдно. — Дитмар тут же принялся допрашивать крестьян, чтобы это не сделал кто-то другой.
— Я думаю, что до сих пор им было достаточно тепло, — засмеялся Рюдигер.
Крестьяне молили о пощаде, девушки от страха никак не могли одеться. София попыталась утешить их и стала за них заступаться.
— Что там происходит? — обратился к Женевьеве развеселившийся епископ.
После осмотра катапульты он посетил уборную и теперь был готов осушить очередной кубок. Женевьева кратко поведала ему о происшествии.
— Не беспокойтесь, ничего особенного не произошло. Это всего лишь глупая молодежь.
— Однако же они занимаются распутством в крепости своего господина! — строго заметил епископ.
Женевьева решила, что пришло время отвлечь его.
— Ваше преподобие, вы раньше говорили о том, какой превосходный вид открывается отсюда. Как вы полагаете, следует ли мне показать вам самое лучшее место для наблюдений? Сегодня мой супруг водил меня туда, и вы правы, чувствуешь себя свободным, словно птица, когда смотришь вниз, на землю.
Она осмотрелась в поисках женщин, которые могли бы их сопроводить. Но, с другой стороны, общество священника не могло быть угрозой для ее чести. Альбигойка ни в какой ситуации не стала бы опасаться Совершенного, и никто не заподозрил бы их в чем-то неподобающем, если бы они проводили время наедине. Поэтому, не увидев поблизости ни одной женщины, она отбросила сомнения и, любезно беседуя с епископом и освещая путь сосновой лучиной, которую она зажгла от огня в кухне, направилась к покоям.
Лютгарт Орнемюнде внезапно осознала, что осталась в кухне одна. Рыцари разбирались с пойманными непрошеными гостями, а зеваки конюхи присоединились к ним. София успокаивала крестьянок. Герлин куда-то исчезла вместе с евреем. Сообщила ли она епископу, что этот лекарь иудей? Лютгарт плохо соображала. После беседы со священником она уже потеряла счет кубкам вина… И где Женевьева, эта еретичка?
Лютгарт воспользовалась тем, что рядом никого не было, чтобы подкрепиться глотком настойки, которая оказалась превосходной. Она решила взять кувшин с собой, отправляясь на поиски епископа. Она должна рассказать ему про еврея. Возможно, тогда он наконец поступит как должно и разгонит это змеиное гнездо.
Пошатываясь, Лютгарт поднялась по ступеням к покоям и столкнулась в коридоре с Женевьевой и епископом. Они, оживленно беседуя, выходили из комнаты.
— Не хотели бы вы выйти на балкон? — как раз спросила Женевьева.
Лютгарт обезумела от ярости. Балкон! На балконе крепости Лауэнштайн проходили эти тайные совещания между Герлин и Флорисом, плелись интриги против ее супруга. И там они распутничали.
— Тебе не стыдно, потаскуха? — набросилась она на Женевьеву. — Покидаешь постель золовки с епископом Майнца? А теперь собираешься проделать то же самое еще и под звездами, как когда-то «госпожа Герлин» со своим рыцарем Флорисом… О да, я все знаю… я все знаю о тебе, и о ней, и… и ереси, и…
Женевьева так испугалась, что, не отдавая себе отчета, схватила епископа за руку. Она тут же ее отпустила, но для Лютгарт это было доказательством того, что ее сумасбродные подозрения оправдались.
— А вы… господин… господин епископ, как вам не стыдно! Она одурманила вас, знайте это. Как когда-то потаскуха, которую нам прислала английская королева… Герлиндис из Фалькенберга, воспитанная при дворе этой развратной бабенки Алиеноры…
Между тем епископ взял себя в руки и собирался подойти к Лютгарт. Однако на узких ступенях это было непросто сделать. И в этот момент Лютгарт с победным выражением лица подняла свой факел и кувшин с настойкой.