Поэты 1880–1890-х годов

Мережковский Дмитрий Сергеевич

245. «Пусть, в битве житейской…»

And never say fail…

Longfellow [84]

Пусть, в битве житейской Стоя одиноко, Толпой фарисейской Тесним ты жестоко; Пусть слово свободы Толкуют превратно; Пусть лучшие годы Ушли невозвратно,— В стремлении к свету, Встречаясь с преградой, Будь верен обету И духом не падай! Пусть миром забыты Святые уроки, Каменьем побиты Вожди и пророки; Пусть злоба невежды Восстанет стеною; Пусть гаснут надежды Одна за одною,— Всю жизнь не миряся С позорной пощадой, Погибни, боряся, Но духом не падай! Вой злобы трусливой, Намек недостойный — Встречай молчаливо, С улыбкой спокойной. Для славного дела Отдавший все силы — Бесстрашно

и смело Иди до могилы. И, к вечному свету Стремяся с отрадой, Будь верен обету И духом не падай! Май 1888

84

Никогда не говори, что всё потеряно… Лонгфелло (англ.) — Ред.

246. У БОЛОТА

П. А. Козлову

У пруда с зеленой тиной, Над которым молчаливо Наклонилася вершиной Зеленеющая ива; На ковре из мха пушистом, Где кувшинчиков немало, Под весенним небом чистым Птичка мертвая лежала. А кругом, тесня друг друга, Уж слеталися пичужки, И в болоте, с перепуга, Громко квакали лягушки. «Как? Убилась? Добровольно? Вот так случай! И с чего бы?» — Возмущалися невольно Царства птичьего особы. «Ведь народ-то нынче спятил! Где приличия законы?» — Возгласил суровый дятел. «Верно!» — каркнули вороны. «Случай просто небывалый (Дайте мне понюхать соли…), И другие ведь, пожалуй, Пожелают также воли; И другим, пожалуй, скоро Лес покажется наш тесен — Не найдут они простора Для своих безумных песен… С жаждой солнечного света, С жаждой „нового“ чего-то Улетят они, как эта, От родимого болота!» «Что им в солнце, не пойму я? — Молвил сыч, сердито хмурясь. — В темноте всегда живу я И от солнца только жмурюсь». «Бесполезно это пенье! — Крик послышался наседки.— Лишь в курятнике спасенье, И всего нужнее — детки…» «Жизнь дана для наслажденья!» — Молвил чиж, с цветком в петличке, Поощренный, без сомненья, Взором ласковым синички. «Ах, что слышу я? — крикливо Тут вмешалася сорока, Не сдержав нетерпеливо Слов язвительных потока.— Глупость — эти дарованья, И поэзия, и чувство… В мире есть одно призванье — Акушерское искусство! Нет почетнее занятья, И прекраснее, и выше,— И об этом прокричать я Хоть сейчас готова с крыши!..» Так, собравшися толпою Под весенним небом чистым, Птицы, споря меж собою, Оглашали воздух свистом… А под сенью ив зеленых Птичка мертвая лежала — И суждений просвещенных, К сожаленью, не слыхала… Июнь 1888

247. «Чрез реки быстроводные, чрез синие моря…»

Чрез реки быстроводные, чрез синие моря, Чрез пустоши бесплодные, надеждою горя, Давно стремятся витязи, презрев ночную тьму, К далекой правде-истине в высоком терему. Трудна туда дороженька: дремучие леса, Туманов белых саваны, ночные голоса… А в ноченьки ненастные — не свет лучистых звезд, Но свет огней блуждающих мерцает им окрест. Идут всё дальше витязи, но так же лес дремуч, По-прежнему опасностью грозят им скаты круч, Ночная тьма кромешная сгущается, и глядь — Редеет, рассыпается отважная их рать. Одних пугает в сумраке зловещий крик совы, Другие, поскользнувшися, не сносят головы, А третьи, обессилены, вернулись с полпути,— Немногим лишь назначено до терема дойти… 6 июля 1888

248. «Неясные думы томят…»

Неясные думы томят, Неясные грезы всплывают И вылиться в звуки хотят, И звуки в душе замирают… Мелькают в мозгу чередой Обрывки каких-то видений, Туманных, как пар над водой, И грустных, как сумерек тени. Чего-то далекого жаль, К чему-то я рвуся тоскливо, И — глубже на сердце печаль, Яснее — бесплодность порыва. И хочется страстно понять, Что было досель непонятно, Вернуть захотелось опять Всё то, что ушло невозвратно! 1888

249. «Говорят, что порой, совлекая бесстрашно покровы…»

Говорят, что порой, совлекая бесстрашно покровы С наших язв, мы толпе эти язвы на суд отдаем, И, в доверье слепом, даже с теми, кто сердцем суровы, Мы печалью своей поделиться беспечно готовы И своим торжеством. Нас корят и за то, что, как зыбь на волнах, прихотливы Ощущения в нас и могуч их нежданный наплыв, И всё новых путей жаждет разум тревожно-пытливый, И сменяются в нас и надежд, и сомнений порыв, Как прилив и отлив. Но, деляся с толпой этой тайной души сокровенной, Изменяет себе, изменяет ли тайне поэт, Если песня его, если песня любви вдохновенной Пробудит в ком-нибудь прежний трепет восторга священный, Как отчизны привет? В

мире есть кто-нибудь, незнакомый, далекий, безвестный, У кого эта песнь ожидаемый отклик найдет И, быть может, ему снова с силою вспомнит чудесной Прежний светоч, манивший из кельи убогой и тесной На простор и на волю — вперед. Запретят ли ручьям разливаться в лугах на просторе? Кто погасит во мгле лучезарных созвездий огни? Кто вернет в берега потрясенное бурею море? Так и в сердце певца зародятся ли радость иль горе — Изливаются песнью они! 1893

250. БЕССОННОЙ НОЧЬЮ

Посвящается Зое Юл<иановне> Яковлевой

Всё в доме затихло, лишь ночь голубая Глядит безучастно в окно, И сердце гнетет тишина гробовая, И, мнится, всё ею полно. Лишь месяца отблеск из ниши оконной Ложится пятном на полу, И маятник старый стучит монотонно, И мыши скребутся в углу. Исчезли волшебного мира виденья, Перо выпадает из рук, И после короткой минуты забвенья Томит безнадежный недуг. Мучительней жаждет душа перемены И к свету стремится из тьмы, И мнится, что давят меня эти стены, Как своды тюрьмы. Лицо разгорается яркою краской, Горит голова, как в огне, И в эти минуты несбыточной сказкой Былое является мне. Возможно ль, что жизнь существует иная, С тревогой, страстями, борьбой?.. И сердце гнетет тишина гробовая Еще безнадежней собой. Свеча догорела — лишь месяц уныло Сиянье дрожащее льет, И сердце то бьется с удвоенной силой, То сразу замрет… <1895>

251. НА СТРАЖЕ

Сказать «прости» всем обольщениям жизни, Где злобствуем и боремся, и лжем, Найти приют в неведомой отчизне За рубежом? Но души есть, где истина — всё та же. Где тот же свет божественной любви, — И если вы, стоящие на страже, Погасите светильники свои, И если вы бежите с поля брани,— Кто в сумерках, сгустившихся кругом, Укажет нам неведомые грани, Различье меж добром и злом? Кто воскресит забытые восторги, Возвышенно-прекрасные мечты И от толпы, бушующей на торге, Нас приведет к святыне красоты? Пусть небеса удушливы и мрачны; Чем гуще тьма — тем путнику нужней Сияющий во тьме огонь маячный, Отрадный свет сторожевых огней! <1896>

252. «Когда посеяно зерно…»

Когда посеяно зерно Добра и правды, и свободы — Придет пора, и даст оно Благие всходы. Когда от дольней суеты Стремится дух в обитель света — Влечет к святыне красоты Мечту поэта. Когда сильней порывы бурь, Когда кругом бушует вьюга — Нам грезятся небес лазурь И зелень луга. Когда упасть готовы мы, Как срезанный на ниве колос, — Нам часто слышится из тьмы Призывный голос. И вновь — герои, не рабы — Мы поднимаемся из праха Для жизни новой, для борьбы, Не зная страха. Пусть говорят: пророков нет И к пониманью сердце глухо, — Над миром злобы и сует Есть царство духа. Есть царство света и добра; Над ложью, призрачной и бледной, Оно блеснет — придет пора — Зарей победной! Ноябрь 1896

253. ВОДОВОРОТ

Кругом шумит людской поток; В водовороте волн С собой победно он увлек И закружил мой челн. И слышу я: безумный гул Несется мне вослед, Веселья бешеный разгул, Клик злобы и побед. И вижу пестрый я базар Житейской суеты, И в торжестве постыдных чар — Крушение мечты. Кругом шумит водоворот, И опьяняет он, Я слышу плеск и ропот волн Как будто бы сквозь сон… И, весла выпустив свои, Всё дальше я плыву, Не сознавая в забытьи — Во сне иль наяву? Меня течение несет Куда? К какой стране? И я без сил плыву вперед, Отдавшися волне… Между 1892 и 1897

254. ИСКРА

Ордою варваров разрушен, Священный храм в обломках пал. Кто — беззаботно-равнодушен, А кто — трусливо-малодушен На разрушение взирал. Напрасно жрец богини света Молил, рыдая пред толпой, Он не нашел себе ответа В толпе бездушной и слепой. Шептали все: «Вещал оракул, Решила Пифия сама — Угаснуть должен этот факел, И воцарится в мире тьма». Но высоко над головою Светильник поднял он, как стяг; Вперед он кинулся, во мрак, И целой тучей огневою Неслися искры вслед за ним. Удар настиг, неумолим, Но те, в чью душу искру света Успел он бросить на лету, Постигли дивную мечту. В них искра пламенная эта Горит, как светоч, как маяк,— И в мертвой жизненной пустыне, Им указуя путь к святыне, Она победно гонит мрак! 1899