Поэты 1880–1890-х годов

Мережковский Дмитрий Сергеевич

331. ГРУСТЬ

Есть дни, когда ко мне ласкается печаль: Я никуда не рвусь и ни о чем не грежу. Мне жаль тогда себя, и молодости жаль, И этой грустью я себя томлю и нежу. Один я — и грущу о том, что одинок. Но если б в этот миг сама любовь, украдкой, Приветливо ко мне ступила на порог — Я б пожалел о ней, об этой грусти сладкой. <1898>

332. ТЕНИ

Лунный свет, как голубой туман, Всё вокруг прозрачностью окутал, С мертвой правдой слил живой обман, С правдой жизни грезы перепутал. Не шелохнут листья в тишине, Сад таким покоем очарован, Что

на белой глиняной стене, На тени, как будто нарисован Каждый листик… Слышно, как крылом Воздух распахнет ночная птица. Влагой рос и полевым теплом Пахнет золотая медуница. Звезды неба и огни земли В эту ночь как будто с счастьем спорят… Я всё жду, что тень мелькнет вдали Или дверь в душистый мрак отворят… Но забита дверь в заглохший сад, Поросли сухой травой ступени, И на них недвижимо лежат Прошлого тоскующие тени. <1898>

333–338. В БАШКИРСКОЙ СТЕПИ

1. «Ковыль цветет. Вся степь как бы седая…»

Ковыль цветет. Вся степь как бы седая. Я еду вдаль… Куда ни посмотрю — Везде простор без грани и без края, И всё поет, цветет, благоухая, Как гурию, приветствуя зарю. Я опьянен. Иль вижу въяве диво? Иль грезит степь былым передо мной? Арабский конь промчался горделиво: То Зюлькарнейн ведет полки спесиво, — Но мирный скиф отхлынул пред войной. Войска прошли. Опять игра тумана: Чудь… Половцы… Биармии орда… Как сонмы туч, как волны океана, Колышутся обозы Тамерлана, Звенят мечи, кровь льется как вода. Кричат орлы. Зловещий ворон стонет… Туман исчез, и даль опять светла. Но кто там вновь? Иль ветер тучу гонит? Иль снова степь кого-нибудь хоронит? То Русь идет… Гудят колокола… Очнулся я… Волшебств исчезла сила. Передо мной беспечно степь цветет. Немой курган, безвестная могила… Лишь о минувшей вольности уныло Башкир-ямщик тоскует и поет.

2. «Какая даль! Какой простор!..»

Какая даль! Какой простор! В степи, как в небе, тонет взор, И мысль летит за ним вослед, И ей нигде преграды нет. Кругом зеленый океан. На нем — волной застыл курган, И всюду, пеной бурных вод, Ковыль серебряный цветет. Порою, с ветром наравне, Башкир промчится на коне… Стада овец, обоза цепь, Аул… А там — всё та же степь, Всё та же ширь, всё та же даль, Всё тех же рек живая сталь… Здесь царство ясной тишины. Здесь ложе северной весны!

3. РАССВЕТ

От сияния победной Алой утренней зари Грустно меркнет месяц бледный, Звезд тускнеют янтари. Ветерок летит, вздыхая, Перед близостью утра, И с зеленой степи, тая, Поднимается чадра. В красоте своей волшебной Развернулась степь кругом, Птичьих гимнов звон хвалебный Пал на грудь ее дождем, И, дивясь великолепью Каждой травки и цветка, Точно лебеди, над степью Серебристой встали цепью Кочевые облака.

4. ПОЛДЕНЬ

Зноен полдень. Степь не дышит. Влаги ждет земля. Сонный ветер не колышет Пуха ковыля. Неподвижно солнце встало В бледной синеве. Кобылицы тупо, вяло Замерли в траве. Смолкли птицы, прячась в гнездах,

Всё молчит без грез. Лишь звенит, струяся, воздух Тиканьем стрекоз; Да кругами вольный кречет Правит свой полет Там, где солнце стрелы мечет С голубых высот.

5. ВЕЧЕР

Посмотри: с горы отлогой, Точно каменный обвал, Пыль крутя, в аул убогий Скот на отдых поскакал. Топот, рев, блеянье, крики, Треск пастушьего кнута — Всё слилося в хаос дикий, Всюду шум и суета. Скоро всё угомонится. Блекнет вечер. Молкнет гул. С звонким ржаньем кобылицы Пронеслись в родной аул. Наступает вечер мирный — Семьи к ужину сошлись; И, дымясь, струею жирной В ведра прядает кумыс.

6. НОЧЬ

Я вышел в степь. Одета тьмою, Под звездоносною чалмою, Спит, золотая, и не спит. Всё слышит, видит и звенит Ночным стозвучным дружным хором… Над всем торжественным простором, В густой траве, вблизи, вдали Перепела, коростели Перекликаются… Чуть дышит Прохладой влажный ветерок И травы сонные колышет… Меланхоличен и далек, Звенит бубенчик серебристый, И в уреме густой, душистой, В каком-то страстном забытьи, Зовут к блаженству соловьи. <1898>

339. МОЕМУ СЫНУ

Усни, мой мальчик, в неге сладкой… Спи, баюшки-баю… Как над томительной загадкой, Я над тобой стою… Что ждет тебя? Какую долю Тебе готовит рок? Улыбки ль счастия и волю, Терновый ли венок? Как часто в глубь души родную Твоих невинных глаз Гляжу с любовью и тоскую О том, что мрак для нас. И, как по звездам безмятежным Пытливый астролог, Хочу прочесть по глазкам нежным Твою судьбу, сынок. Но что б тебя вдали ни ждало И кем бы ни был ты, Живи во имя идеала Добра и красоты. Не забывай, что кровь народа — Твоя родная кровь, Что с ним у вас одна свобода, И благо, и любовь. Твой дед был раб… Он мне в наследство Оставил след цепей. Мое безрадостное детство Угасло без лучей. Заря твоей безвестной жизни Ясна, светла, как рай, Что дал тебе я — ты отчизне Как долг святой отдай. И будет мне легко в могиле, Коль заповедь мою Исполнишь ты, покуда в силе… Спи, баюшки-баю. <1898>

340. «Опять я вижу берег дикий…»

Опять я вижу берег дикий, Обрывы, скалы и пески, Где чаек жалобные крики Томят созвучьями тоски. Передо мной пустыня — море, Безбрежность, даль и небеса, И в отуманенном просторе — Как тени жизни — паруса. И в шуме волн я слышу снова Живой укор: глагол судьбы О мимолетности земного, О безнадежности борьбы. Что радость, скорбь, любовь, измена? Всё суета, и тлен, и прах — Мгновенно тающая пена На вечно плещущих волнах… И я внимаю их призывам, И слышу шепот их, грустя, И в одиночестве счастливом Позабываюсь, как дитя. <1898>