Поэты 1880–1890-х годов

Мережковский Дмитрий Сергеевич

548. «Непогодною ночью осеннею…»

Непогодною ночью осеннею, У дверей, Чей-то робкий ей шорох почудится… Жутко ей. И вглядеться-то страшно в недвижную Эту мглу — Ну, как бледные руки подымутся Там, в углу? Не глядит, не дохнет, не шелохнется, А в груди Что-то шепчет до боли назойливо: «Погляди». <1900>

549. «В золоте осеннем

грустная аллея…»

В золоте осеннем грустная аллея Путь наш осыпала золотом листов… Как чета влюбленных, странно холодея, Шли мы вдоль любимых, тихих берегов. Что-то между нами тихо обрывалось, Словно паутины трепетная нить, И куда-то сердце с болью порывалось, И о чем-то сердце жаждало забыть. И в душе роилось дум так много-много, На уста просилось столько поздних слов, А кругом мерцала грустная дорога Золотом осенним вянущих листов. <1900>

550. «Голая береза шелестит о стекла…»

Голая береза шелестит о стекла Робкими руками… Отчего же взор твой засветился снова Тихими слезами? Отчего безмолвна и с тоской невнятной Смотришь в даль ночную? Отчего с тобою я, как враг, ни слова И, как друг, тоскую? Или это осень тенью молчаливой Пронеслась над нами, И сердца, и мысли мрачно разлучая Гневными крылами? <1900>

551. «Нет, не могила страшна…»

Нет, не могила страшна — Страшно забвенье, Страшно свалиться Без силы, без воли В пропасть холодную Вечного сна… Благо тому, чью могилу И крест молчаливый Дружеский мягко венок обовьет, Точно объятье Теплой руки, Живою поэзией красок. Вот василек полевой — Память далекого детства, И розы тревожный восторг, Там астр сиротливых мечтательность, Георгин одинокая гордость, И тихой фиалки, Свежей затворницы леса, Смиренный и всепримиряющий Шепот душистый. <1900>

552. ИЗМЕНА

От сонных берегов, где в ласковом покое Волны безропотной затишье голубое, От узкой заводи, где на заре едва Плескалась под веслом глубокая трава И в раннем лепете приветливой наяды Душе мечталися бесценные награды,— Прости, любимая! — я порываюсь вдаль За черный гребень гор, где гневно блещет сталь, И в смертных прихотях, и в долгих воплях боя Хочу испить до дна призванье роковое. <1900>

553. ПЕТУХ

Когда еще недвижны воды И даль морозная глуха, Мне веет радостью свободы Веселый голос петуха. Легко пронзая мглу ночную Призывом звонким и простым, Он шлет улыбку золотую Мечтам рассеянным моим. Он бодро требует ответа Своей трубе, и слышен в ней Мне праздник зелени и света В родном саду, в тени ветвей,— Где по дорожкам солнце бродит, Где речка сонная тиха И по заре свежей доходит Веселый голос петуха. <1900>

554. ФРЕЙБУРГ

Картина Мюнье

С уступа плющ сползал широкими извивами, Внизу белела древняя стена, И песня рыбака дрожала переливами, И голубела сонная волна. И сердце родину любило молчаливую, И блеск реки, и колокол вдали, И меж лесистых скал тропинку прихотливую Куда-то ввысь от долов, от земли. Над светлой тишиной, над мирными долинами Последний раз хотелося вздохнуть — И унестись навек за теми исполинами В сияющий и бесконечный путь. <1900>

555. СТАТУЯ МИНЕРВЫ

Вот изваянье любимицы мудрого Зевса. Смотришь, как строгий резец в благородном усильи, Творческим духом провидя высокую тайну, Мрамору твердому предал божественный образ. Смотришь — и молишься чистому счастию знанья, Мысли кипящей и мудрости тихим вершинам. <1900>

556. СИОН

Мшистые камни… Стена… То шепот, то стоны молитвы… Вы ли, гонимые, здесь бледной стеснились толпой? Мрачною верой горят, как факелы темные, взоры; Буря рыданий и слез к темному небу растет… «Боже! Мы — прах пред твоей венчающей верных десницей. Боже! Открой нам, открой недостижимый Сион!» <1900>

557. НАДПИСЬ НА «ДЕКАМЕРОНЕ»

Тот был душою герой, кто в бледном преддверии гроба, В темных угрозах чумы жизни разгадку обрел: Смерти — молчанье могил и мрамор холодных надгробий, Жизни — веселье и блеск, жизни — любовь и цветы. Бодро испей до конца всю чашу манящих восторгов — Черная смерть у дверей в строгих одеждах стоит. <1900>

558. СОБАКИ

Что за тревожную ночь послали сегодня мне боги! Строго-прекрасная к нам в светлом молчаньи сошла. Небо казалось очам фантастично глубокой поэмой, Полной мерцающих тайн, полной звездящихся слез. И к озаренной воде сбегались туманные тени, Точно сбирались отплыть и поджидали гребца. Нервы натянуты были, как струны, готовые к пенью… Вдруг исполнительный пес поднял отчаянный лай. Чу! полководца признала и славит лохматая стая; Резко дисканты визжат, глухо рокочут басы. Мудрый политик мирит, а молодость требует боя, И разглашает набат внутренней смуты пожар. <1900>