Поезд для Анны Карениной
Шрифт:
– Я нашел это! Это было элементарно. Значит, так. Предположим, я – снайпер. Я хочу выстрелить, я знаю, что место выстрела оцеплено, что оружие забрать не удастся. Вывод? Его надо уничтожить сразу после выстрела. Как? Это просто: взрывчатка. Даю сигнал на выстрел, одновременно через долю секунды срабатывает взрывчатка. Этот страшный грохот, помните? Я еще не продумал точно, может, взрывчатка наводилась отдельно. Не суть! Оружие взрывается. Ну и что, скажете вы! Осколки, составные части? А их нет! Почему? Потому что я закрепляю все это над корытом...
– С цементным раствором, – грустно сказал Карпелов. – А ты думал, что я выдернул тебя в четыре часа из постели просто так? Через сутки цемент застывает намертво.
– Вы?.. А я... Вы что, догадались про цемент?
– Напиши подробный отчет, как и почему ты нашел это в корыте с раствором. А то я уже опупел от объяснений, у меня ничего с ними не получается. – Карпелов смотрел в окно. Ему было стыдно.
Он пил четвертую чашку кофе, когда получил приказ немедленно прибыть в Главное управление по борьбе с организованной преступностью.
– Ох и пропесочат же меня за простреленное ухо Пеликана! – бормотал Карпелов своему отражению в зеркале, жужжа бритвой.
Но в огромном кабинете начальника управления перед ним положили фотографию молодого человека. Веселый блондин кривил в усмешке надменный рот, имел прямой нос с легкой завлекательной горбинкой – Карпелов подумал, что такие носы и называются греческими, – длинные глаза, небольшие выступающие скулы, высокий открытый лоб и погоны старшего лейтенанта вооруженных сил.
– Знаете его? – над ним склонились несколько уставших больших чинов. Карпелову стало неуютно. Он нашел глазами своего непосредственного начальника:
– Никак нет. – Карпелов действительно этого бравого вояку видел впервые.
– Ваш рапорт? – перед ним шлепнули тонкой папкой.
– Так точно, мой, товарищ генерал-лейтенант... – пробормотал Карпелов, цепенея.
Это был его рапорт о нескольких самоубийствах жен чиновников из министерств или из правительства.
– Почему обратили внимание?
– Так ведь как получается... – начал было Карпелов, но его начальник перебил, кашлянув:
– Я попросил майора разобраться, мне показалось подозрительным, что в донесениях разных служб наружного наблюдения дважды фигурировало описание одного и того же человека.
Карпелов опустил глаза, чтобы не смотреть начальнику в лицо.
– Знаете, что случилось? – спросили его.
Карпелов покачал головой.
– Жена председателя специальной финансовой комиссии, расследующей злоупотребления в использовании средств на нужды военного строительства, застрелилась из оружия мужа у себя дома. Почему в первый раз обратили внимание?
– Эта женщина, первая, декабрь девяносто седьмого. Муж написал заявление, что у нее был любовник, а потом отозвал.
– Данные на мужа есть в рапорте?
– Никак нет, – Карпелов все еще не поднимал глаз, – он заместитель...
– А вторая? – перебили его.
– Февраль девяносто восьмого. Тут уж опрос свидетелей был, они описали молодого офицера. Муж сказал дела не заводить, сам разберется. Она убила себя в присутствии сестры, с которой перед этим подралась. Это видела домработница. Мне приказано было имя мужа в деле не упоминать. Расследование замяли.
Один из офицеров что-то сказал на ухо начальнику управления.
– Да, – сказал начальник, вздохнув, – жена генерала Горшкова...
Карпелов так вытаращил глаза, что начальник поморщился и махнул рукой.
– Застрелила своего мужа ночью на даче. Такие вот дела. Я, собственно, хотел узнать, есть ли у вас что-нибудь еще по делу этого, – он взял фотографию и отбросил ее, вздохнув, – этого офицера, чего нет в рапорте?
У Карпелова на этот счет было множество самых невероятных предположений, но он вовремя наткнулся на взгляд своего начальника.
Они уходили из управления вместе. Полковник был мрачен, как всегда, но почему-то необычайно разговорчив.
– Так что, – они уже стояли у дверей его кабинета, а начальник все еще говорил, – уясни это как следует, ты мужик башковитый, напиши, если придумаешь чего.
Карпелов уяснил следующее. Жена председателя финансовой комиссии застрелилась из оружия мужа. Пистолет был им куплен и зарегистрирован. Генерал был убит из своего оружия. Не личного, а подаренного министром внутренних дел. Внимание Карпелова было обращено на то, что в свое время министр этого оружия надарил несметное количество, и все – ПСМ. «Мозгуешь?» – спросил почему-то при этом полковник. Женщина, убившая себя, почти все время, пока оттягивалась с молодым офицером, была под наблюдением нанятой мужем слежки. Дальше – совсем непонятное. Слежка эта – три здоровенных мужика с отличным послужным списком найдены убитыми и почти сожженными недалеко от дачи застреленного генерала. А офицер на фотографии – любимчик генерала. Карпелов так возбудился, что позволил себе несколько вопросов. Он получил на них ответы и узнал, что жена генерала сначала взяла всю вину на себя, пока не нашли протертый пистолет в траве у дома и подожженные трупы неподалеку на поляне. Потом она говорила совсем другое и только при адвокате. По поводу самоубийства можно будет получить любые материалы от коллег Черемушкинского округа, а вот с генералом... «сам понимаешь!»
Карпелов понимал.
– Разрешите обратиться? – Он стоял в открытых дверях и все никак не мог решиться. Полковник молча кивнул на стул. – Я по поводу парнишки этого. Пеликана. – Карпелов медленно прикрыл за собой дверь, но садиться не стал, остался стоять. – Нет у меня подтверждения вашей версии. О дискредитации. Побаловался он немного, знаете, какая сейчас молодежь? Хотят сразу и все. Денег, признания.
– Знаю ли я, какая сейчас молодежь? – удивился полковник. – Это ты меня спрашиваешь? Пятнадцатилетние пацаны собственную бабку убивают за пятьдесят рублей, насилуют и умирают от передозировок, а ты меня спрашиваешь!
– Есть и те, которые через десять лет будут нашим государством управлять. Строить и детей растить. Просьба у меня. Считайте, личного характера. Я подведу его под неумышленное хулиганство. Ему дадут условно по молодости. Опять же, нам помог, пострадал при попытке задержать снайпера.
– Ну знаешь!.. – Полковник встал, подошел к окну и повернулся к Карпелову спиной. Карпелов поднял глаза, ему стало легче выговорить, что он хотел:
– Сегодня по радио услышал. Оказывается, у нас в тюрьмах сидят те, кто не смог себя защитить. Вот такая в обществе реакция на искоренение преступности. Пеликан не будет сидеть, я для этого все сделаю. Он не преступник, он просто дурак. Мало я посадил плохих мальчиков? Я не буду за счет таких вот дураков процент рас-крываемости нарабатывать. Разрешите идти? Я должен еще раз внимательно все продумать и написать вам подробно соображения по поводу этих самоубийств.