Поезд для Анны Карениной
Шрифт:
– Ева, у нас с тобой сеанс...
– Психотерапии и смотри на меня!
– Ты кричишь и нервничаешь, или мне показалось? Если хочешь, если тебе это мешает, я выключу магнитофон.
– Делай, как зна-а-аешь. – Ева опять зевнула.
– Расскажи мне, как ты заработала такую кучу денег за сорок пять минут.
– А может, не надо? – жалобно спросила Ева. – Ты расстроишься.
– Не думай обо мне.
– Это было вообще плевое дело. Надо было одеться проституткой, позвонить в квартиру, где трое террористов захватили банкира и лавочника. Когда откроют дверь, убить за три секунды хотя бы двоих. Я перевыполнила план.
– Та-ак. Ты убила потерпевшего?
– Да нет же, я уложила за три секунды троих похитителей.
Далила
– Ладно, с этим все в порядке, если так можно сказать... Ты начала спать раньше, когда вернулась из своей командировки. Давай рассказывай.
– Я не могу, это государственная тайна, можно я полежу?
– Сиди. Ты не рассказывай мне про свое задание, просто разные интересные моменты, может, для тебя это смешные моменты или неожиданные.
Ева задумалась:
– Но это невозможно, ты не поймешь, почему я ехала в телеге ночью и у нас кончились патроны!
– Не важно, говори все подряд.
– Ладно, рассказываю смешной момент. Едем ночью в телеге. Лошадь, луна, тайга. Нас двое, я и Павлуша. Я заснула, он меня будит, говорит – волки. Слушай, целая стая огромных собак бежит сбоку телеги, и не спеша так бежит! У меня с собой ТТ с полной обоймой, у Павлуши два охотничьих и сколько-то патронов. Стреляем, волки падают, луна светит, красотища! Патроны кончаются, а один волк не отстает. Павлуша ложится в телегу и выставляет нож. Я сижу как приманка, кричу, чтобы волк прыгнул в телегу на меня, а не пошел на лошадь. Я сижу. И ору, как первобытная! Волк прыгает на меня. Это вообще был не волк, а волчица, видела бы ты, как она летела, распластавшись в воздухе! Павлуша вспорол ей живот, она упала мордой в сантиметре от меня, кровищей забрызгала... Как же он сказал? Он сказал... Вытри кровку, да. Кровку. Про что я? А, смешное. Стащил Павлуша волчицу, поехали потихоньку, меня трясет, он песни поет и вдруг говорит, что уважает только тех женщин, от которых робеет. Провокационно сказано, я, конечно, интересуюсь, что это значит. И этот старый придурок, этот беззубый гад, после того, как я стреляла с ним волков! Да он вообще попал только пару раз! И вот он заявляет, что ему нравится, чтобы женщина могла придушить грудью! Корова, короче, ему нравится с косой и пятьдесят шестого размера. Вот. Смешно. Подожди, ты хочешь сказать, что он настолько вывел меня из равновесия этим своим эталоном, что пошатнул мою психику? Далила качает головой, что нет, она так не думает. Далила улыбается.
– Ну конечно! Ты все поняла, но мне ни за что не скажешь!
– Ева, послушай, – задумчиво заговорила Далила, засунула в рот желтую прядку волос и стала ее грызть, – я знаю, что тебя подкосило, но хочу, чтобы ты сказала это сама. Итак. Едешь ты в телеге, светит луна, и бегут волки. Тебе говорят – стреляй, ты стреляешь. Потом?
– Потом кончаются патроны.
– И что ты делаешь?
– Я... Я! – Ева встает с дивана и начинает ходить быстрыми шагами по комнате. – Я сажусь приманкой как последняя идиотка!!
– Молодец. А теперь просто объясни, как это тебя угораздило подчиниться безоглядно первому попавшемуся мужику до такой степени. До степени смертельного исхода.
– Да я просто не испугалась! Это было очень красиво, это было как в кино!
– Не говори «как», говори «почему».
– Я... я не могу. – Ева села и зарыла пальцы в волосы. – Я не понимаю почему. А что на этот счет думают специалисты? – прошептала она.
– Есть несколько вариантов. Женщина твоего типа и образа жизни может совершенно перемениться после рождения ребенка – это физиология, я тебе уже говорила. Может ли она потерять агрессию или врожденное чувство опасности по отношению к своему организму, не рожая, а только усыновив или удочерив? Этот феномен науке пока неизвестен, если хочешь, проведем исследования конкретно на твоем примере. Еще, например, жестокое изнасилование, при котором женщина получает удовольствие, может сильно поколебать внутреннее равновесие.
– Это, – уточнила Ева, разглядывая пол, – когда ее насилуют?
– Говори, – вздохнула Далила, усаживаясь с ней рядом, – говори, радость моя.
– Это к делу не относится. Далила молчала.
– Ну ладно, я изнасиловала отстрельщика Хрустова. Сама не понимаю, как это получилось. Что-то на меня нашло. Смейся, смейся. Пристегнула его наручниками к кровати... Смейся. Я за что тебя люблю? За твой смех. Смейся, только не захлебнись от хохота. Прекрати уже!
Далила сползла на пол.
– Пожалуй, в данном случае относительно этого Хрустова, – Далила вытирала слезы и с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться опять, – которому я разбила морду коробкой от шахмат, нельзя применить научный подход. Науке, понимаешь ли, неизвестно, как меняется внутреннее равновесие женской психики, когда не ее, а она нечаянно насилует, получая, естественно, при этом удовольствие.
– Знаешь что, пошли гулять, пошли в зоопарк, возьмем Мусю и детей, будем мороженым обжираться, петь песни и хулиганить.
– А как насчет поспать немножко? – спросила Далила.
– Спасибо, выспалась.
– Тогда слушай меня внимательно. Диагноз: ты беззащитна.
– Это все?
– Все. Можешь идти гулять, обжираться и петь песни. Я не знаю, отчего именно, но сейчас ты потеряла свою звериную интуицию и позволяешь представителям другого пола пользоваться тобой. Твой организм это понял, испугался и предлагает тебе залечь в спячку. А как я помню, ты собираешься выполнять разные опасные поручения и зарабатывать деньги своим коронным способом. Берегись. Просто испугайся, ну!
– Слушай, специалист, – Ева захватила в руки волосы Далилы, сидящей на полу спиной к ней, и пыталась заплести косу, волосы сопротивлялись, – а ты так сразу и поверила про волков? Я сама рассказывала и не верила себе.
– Да это не важно. Выдумываешь ты историю или вспоминаешь. Для меня это не важно. Важно, что ты в своей истории села приманкой, полагаясь на случайного мужчину. Если я не ошибаюсь, ты готовишься к очередному важному заданию. В двух словах.
– Я должна ухайдокать такого кобеля, который еще ни разу, наверное, не получил отказа. Вариантов, скорей всего, будет два. Я его соблазняю, но без чувств, он, дурак, соблазняется. Он меня соблазняет, может, даже и с чувствами, я, дура, сопротивляюсь. А вообще – полный бред.
Далила поворачивается к Еве, медленно выскальзывают и рассыпаются волосы.
– «Ухай... хайдокать» – это, – она показывает рукой в сторону кухни, – это Марусино, да? Кстати, я не знаю, какой там для тебя образ разработали, но учти. Актриса из тебя никудышняя. Ты можешь войти в азарт и разыграть короткую сцену, но длительное представление потребует длительного напряжения. Смотри, ты стоишь проституткой у двери, сама от себя в полном восторге, в конце этой сцены – через минуту или две – разрядка. Ты убиваешь, или тебя убивают. Все. Другое дело, когда для тебя придумывают легенду, ты должна войти в чужой образ, ничего не попутать, не проявить себя в забывчивости. Если ты представляешь ленивую домохозяйку, а возьмешь правильно в руку пистолет, сама понимаешь. А ты не можешь брать его так, как берет испуганная женщина первый раз в жизни, ты же любишь оружие, оно влипает тебе в руку, как живое.
– И что же делать? Для меня действительно разрабатывают образ нервной жены, капризной и глупой.
– Это просто. Никаких образов. Будь самой собой, стреляй, дерись, только для начала определи, как ты хочешь взаимодействовать с этим мужчиной. Дружить или трахаться? Это самое главное.
– Что, так и быть Евой Кургановой?
– Именно. Никаких легенд, в которых ты точно проиграешь. Или не выдержишь постоянного напряжения, сорвешься и пристрелишь своего условного героя. Или подсадишь себя приманкой и погибнешь, поскольку, как мы только что определили, твой иммунитет...