Поезд для Анны Карениной
Шрифт:
Ева удивленно вскинула ресницы и нашла глаза Димы. Пробежала по его веселому лицу глазами, сердце стукнуло невпопад. Ей не надо было разыгрывать удивление, она действительно каталась на роликах на Горбе в десятом классе.
– Ну, каталась. – Словно в замешательстве Ева оглянулась.
– Что это ты пуганая такая? Конкуренция? Я тоже катался, ты похожа на одну девчонку, она постарше меня была, с косичками. – Дима провел у себя возле ушей указательными пальцами. – Закрутит вот так...
– А ты был?.. – Ева изобразила радость.
– А я в восьмом классе туда ходил. Нет, точно это ты. Неприступная хулиганка. Ты ведь тогда и на поезда ходила с ребятами.
– Ну, ходила. – Ева опустила глаза.
– Там еще парень сорвался, правильно? Из вашей компании!
– Слушай, как тебя?..
– Дима.
– Дима, мой японец идет. – Она натягивала перчатки на ободранные ладони.
– И куда вы сейчас?
– Я надеюсь, что домой в гараж. Хорошо бы попасть в метро до закрытия.
– Я поеду за тобой. Подхвачу. Скажешь или нет?
– Что?
– Свое имя.
Ева.
Пятница, 11 июля, полдень, а потом вечер
В небольшой дорогой забегаловке Ева и Дима Куницын наполняли разными салатами свои тарелки. Столики были заняты, гремела музыка, пришлось пристроиться у стойки бара.
– А ты давно шоферишь? – Дима, улыбаясь, смотрел, как женщина перед ним жадно поедает салаты, дергаясь под музыку. Он не знал, что можно так сексуально жевать.
– Не-а, четвертый день. Устала как собака. С шести до полуночи получается. Только в среду отпустил около восьми. Я еще посмотрю, что он заплатит в конце недели! Ты не представляешь, что мне пришлось устроить ему в кабинете, чтобы взяли меня.
– Я представляю. – Дима кивал, улыбаясь.
– Нет, представь, я ворвалась и говорю его секретарю-педику. Имею, говорю, преимущества перед сидящими в приемной мужиками. А он так скривился, как будто лягушку проглотил. Я ему все показала, что хотела. До сих пор, наверное, заикается. А то думают, если женщина пришла на работу наниматься, обязательно уложится под тебя!
– А где ты так наловчилась прыгать? – поинтересовался Дима, улыбаясь.
– А где я только не ловчилась. Поначалу в милиции работала, потом пряталась, но квалификацию не теряла. А ты после школы куда?
– В военное училище, потом перевелся в академию.
– Слушай, ты имеешь неплохой прикид, хорошо зарабатываешь?
– Не жалуюсь.
– А мне что только не приходилось делать. Не поверишь, меня даже в журнале голую снимали. Не улыбайся, детей-то кормить надо.
– Я не могу не улыбаться.
– А вообще так, подрабатываю по мелочам. Вон недавно друзья из органов вспомнили про меня, спасибо, и взяли на захват. Ничего, еще умею. Три выстрела за три секунды и точно в лоб. Ты что не ешь?
– Не хочется. – Дима ловил ее глаза своими.
– Можно я заберу вот этот, с крабами? Ой, слушай, пора. Ну что, до вечера?
– До вечера.
Она ушла, и улыбка Димы ушла вместе с нею.
Вечером Дима Куницын совершенно неожиданно для себя пригласил Еву в общежитие поиграть в рулетку.
Ева вышла из гаража в белом длинном платье в обтяжку. На левой стороне груди темнел причудливым пятном вышитый цветок. Она села к нему в машину, Дима вдохнул странный запах, как будто у него перед лицом провели засушенным букетом цветов.
– Закрой получше. – Он перегнулся через нее к дверце, вдохнул еще раз и определил, что это пахнут волосы.
– Я тоже все нюхаю, – улыбнулась Ева. – У тебя одеколон «Париж». А у меня волосы пахнут полынью, я их полынью полощу. А насчет общежития – это не будет очень уныло?
– Нет, вполне. Да мы недолго. Потом пойдем на второй акт в театр. На Викткжа пойдем.
– Почему на второй? – засмеялась Ева.
А первый не удался.
В общежитии Ева удивилась бутылке на полу.
– Целуемся? – спросила она весело.
– Стреляемся, – ответил ей щуплый очкарик и протянул выигравшему револьвер. Выигравший оторопел и брать оружие боялся.
– А что он должен делать с этой штукой? – поинтересовалась Ева, показывая на револьвер.
– Там три патрона. Русская рулетка.
– А это не опасно? – Она распахнула глаза, Дима спрятал улыбку. Ему совершенно расхотелось выкупать выстрел и устраивать показательное выступление.
Очкарик смотрел на Еву, как кролик на удава, и не сразу понимал, что она спрашивает. Голова его была почти вся выбрита, кроме волос спереди. Они торчали высоким разноцветным – розово-зеленым – клоком.
– Конечно, это опасно, но не опасней кирпича с крыши.
– Слушайте, так неинтересно. – Ева встала с пола, разминая ноги. Ей было неудобно сидеть Ё длинном платье. – Надо с завязанными глазами и поворачиваться вокруг себя. Дай сюда. Ой, тяжелый! Что выбираем? – Она оглянулась.
На полу сидели, приоткрыв рот и уставившись на нее, человек десять любителей поиграться. В комнате – кровати, столы и тумбочки.
– Часы – раз. – Она ткнула дулом в часы на тумбочке. – Картина – два, безвкусица. А три... Клок у тебя на голове – три. Стань спокойно и не двигайся. Завяжите мне глаза.
Ева повела плечами, расслабляясь. Еще раз осмотрела по очереди намеченные мишени, подмигнула очкарику и удивилась его спокойствию.
Когда ей завязали глаза, она постояла несколько секунд, потом подняла руку с револьвером и выстрелила в часы.
– Холостой, – сказала она, чуть наклонив голову набок, – я не могла не попасть.
Выстрелила второй раз, прицелившись в картину.
– Опять холостой.
Выстрелила третий раз. Очкарик завизжал тонко и схватился за лицо. Ева в ужасе сдернула повязку. Она смотрела, не веря, в залитое кровью лицо. Визжали две девушки, еще один парень, который был «не в курсе», ломился с белым лицом в дверь и не мог ее открыть – она открывалась в другую сторону. Очкарик перестал визжать, стал топать ногами и ругаться матом, крича, что завтра у него зачет. Остальные присутствующие молчали и смотрели на Еву. Она подошла к очкарику, мазнула у него пальцем по щеке, понюхала.