Поэзия и проза Древнего Востока

Чжао Е

* * *

¹¹— Досталась я милому, и меня он желает, — ¹² Пойдем, мои милый, выйдем в поля, в шалашах заночуем, ¹³ Выйдем утром в виноградники: зеленеют ли лозы, Раскрываются ль бутоны, зацветают ли гранаты? Там отдам я мои ласки тебе, ¹⁴ Мандрагоры благоухают, у ворот наших много плодов: Нынешних и давешних припасла я тебе, мой милый.

VIII

* * *

¹ — Кто бы сделал тебя моим братом, вскормленным матерью моею, — Я встречала бы тебя за порогом, невозбранно бы тебя целовала, ² Привела бы тебя я с собою в дом матери моей родимой, Напоила бы душистым вином и соком моего граната!

* * *

³ — Его левая — под моей головою, а правой он меня обнимает, — Заклинаю я вас, о девушки Иерусалима: Что вы будите, что пробуждаете любовь, пока не проснется?

* [1014]

⁵ — Кто это идет из пустыни, на милого опираясь? — Под яблоней я тебя пробудила — там родила тебя мать, Там родила родная.

* [1015]

⁶ — Положи меня печатью на сердце, Печатью на руку! Ибо любовь, как смерть, сильна, Ревность, как ад, тяжка, Жаром жжет, — Божье пламя она — ⁷ И не могут многие воды любовь погасить, Не затопить ее рекам, — Кто ценою своего достояния станет любовь покупать, Тому заплатят презреньем.

1014

VIII, 5.

Смысл этих стихов неясен, может быть, текст неисправен.

1015

Песнь VIII, 6–7. Текст песни чрезвычайно труден и, возможно, испорчен.

* * *

⁸ — Есть у нас сестрица, у нее еще нету грудей, Что для сестрицы нам сделать, когда к ней свататься будут? ⁹ Была бы она стеной — мы бы ее укрепили серебряными зубцами, Была бы она дверью — мы бы ее заградили кедровой доскою. — А я — стена, мои груди, как башни, ¹⁰ Потому он во мне находит оплот.

* * *

¹¹— Был сад у Соломона в Баал-Хамоне, Вверил он сад сторожам. Каждый вносил за плоды тысячу серебром. ¹² У меня же мой сад с собой: тысячу с тебя, Соломон, И две сотни — со стерегущих плоды. [1016]

* * *

¹³— Живущая в садах! [1017] Друзья прислушались! Дай услышать твой голос! — Сокройся, мой милый! Будь подобен газели Или юному оленю на горах благовоний!

1016

Подруги или сама невеста собирают с гостей деньги на счастье?

1017

VIII, 13. Многими комментаторами текст считается испорченным.

Книга Экклесиаст [1018]

Перевод И. Дьяконова

Глава 1

¹ Слова Проповедующего в собрании, сына Давидова, царя в Иерусалиме: ² Суета сует, — сказал Проповедующий, — суета сует: всё суета. [1019] ³ Что пользы человеку от всех его трудов, над чем он трудится под солнцем? ⁴ Род уходит, и род приходит, а Земля остается навек. ⁵ Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает, Чтобы там опять взойти; ⁶ Бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своем ветер, И на круги свои возвращается ветер; ⁷ Бегут все реки в море, — а море не переполнится, К месту, куда реки бегут, — Туда они продолжают бежать; ⁸ Всё — одна маята, и никто рассказать не умеет, — Глядят, не пресытятся очи, слушают, не переполнятся уши. ⁹ Что было, то и будет, и что творилось, то творится, И нет ничего нового под солнцем. ¹⁰ Бывает, скажут о чем-то: смотри, это новость! А уже было оно в веках, что прошли до нас. ¹¹ Не помнят о прежнем — так и о том, что будет, — О нем не вспомнят те, кто будут позднее. ¹² Я, Проповедующий, царил над Израилем в Иерусалиме, ¹³ И предал я сердце тому, чтобы мудростью изучить и изведать Все, что делается под небесами: Тяжкую задачу дал бог решать сынам человека! ¹⁴ Видел я все дела, что делаются под солнцем, И вот — всё это тщета и ловля ветра: [1020] ¹⁵ Кривое нельзя расправить, и чего нет, нельзя исчислить! ¹⁶ Сам себе промолвил я так: Вот я мудрость свою умножил более всех, Кто был до меня над Иерусалимом, И много видело сердце мое и мудрости и знанья. ¹⁷ Так предам же я сердце тому, чтобы мудрость познать, Но познать и безумье и глупость, — Я узнал, что и это — пустое томленье, ¹⁸ Ибо от многой мудрости много скорби, И умножающий знанье умножает печаль.

1018

«Книга Экклесиаст» — одна из самых поздних, если не самая поздняя книга, вошедшая в канон Библии. Даже помимо того, что в ней встречаются слова, относящиеся к административной практике, введенной впервые персидской династией Ахеменидов (VI–IV вв. до н. э.), само употребление слов в иных значениях, чем в других частях Библии, или вовсе в них не известных, обилие арамейских оборотов, связанных с тем, что арамейский успел стать вторым разговорным языком в Палестине, делают «Книгу Экклесиаст» более близкой по языку к первым комментариям к Библии («Мишна», II в. н. э.), чем к древнееврейскому эпохи двух независимых царств (X–VI вв. до н. э.). По всей видимости, книга была написана в первой половине III в. до н. э., когда Палестина входила в состав Птолемеевского Египта, хотя Иерусалим имел свое полудуховное, полусветское самоуправление. «Книга Экклесиаст» вошла в древнейший греческий перевод Ветхого завета — «Септуагинту» (II в. до н. э.), и, как мы теперь знаем по находкам рукописей Мертвого моря, читалась и переписывалась и в Палестине наравне с другими каноническими книгами уже во II–I вв. до н. э.; она была, несомненно, известна уже и Иисусу, сыну Сирахову, чья «Премудрость» довольно надежно датируется между 190 и 180 гг. до н. э.

К моменту составления канона Ветхого завета (конец I в. н. э.) никто не сомневался в том, что автором этой книги, называемым в ней «Проповедующим в собрании, сыном Давидовым, царем в Иерусалиме», был некто иной, как древний царь Соломон, которому давняя легенда приписывала исключительную мудрость; весьма вероятно, что авторство Соломона признавалось за «Книгой Экклесиаст» уже гораздо раньше. Однако исторический Соломон жил в первой половине X в. до н. э., и возможность его авторства в действительности совершенно исключена. Да и сам автор не отождествляет себя с Соломоном. Правда, он называет себя (или редактор называет его) «сыном Давида», но это может значить и только то, что он причислял себя к потомкам царя Давида, — а претендентов на родство с домом Давида всегда было много. Современники автора не могли, конечно, обмануться и тем, что он называл себя «царем в Иерусалиме» (кстати говоря, исторический Соломон такого титула не носил): им было прекрасно известно, что в Палестине с VI в. до н. э. не было царей (они опять появились ненадолго только в конце II–I вв. до н. э.), поэтому это выражение надо было понимать в переносном смысле, как указание на то, что автор занимал весьма выдающееся общественное положение в родном городе. Какое? Он называет свою должность «кохелет» (в женском роде, как нередко случается с названиями должностей, ср. русское «судья», арабское «халифа» — халиф и т. п.), что означает «собирающий собрание или совет», или, может быть, «говорящий», или «председательствующий в собрании». Это звание не известно нам из других памятников, но оно соответствует тому, что мы знаем о теократически-республиканском устройстве иерусалимской общины этого времени. Греческое слово «экклесиастэс» является точным переводом этого термина. Мы условно перевели «Проповедующий в собрании», или просто «Проповедующий».

Такая полуанонимность автора имела многообразное значение. Во-первых, в условиях, когда древность любого сочинения казалась всем гарантией его мудрости и истинности его учения, такая анонимность позволяла, не выдавая себя прямо за древнего мудреца, позволить читателю самому строить догадки о том, сколь древен был сочинитель. Мы уже знаем, что отождествление автора с Соломоном, — что обеспечило «Книге Экклесиаст» особую авторитетность, — произошло уже через немного поколений после ее написания, может быть, почти сразу. Во-вторых, в условиях иноземного владычества анонимному автору было легче высказывать горькие истины о царской власти и ее окружении — из чего, между прочим, ясно видно, что, при всей своей знатности и богатстве, автор «Экклесиаста» отнюдь не был царем. Наконец, эта анонимность вполне соответствовала традиционным восточным представлениям о мудрецах и их премудрости: помимо морального или житейского поучения, премудрость должна была содержать и элемент головоломки. Отсюда — помимо странного самообозначения автора — и многие метафорические, двусмысленные и просто темные его высказывания. Игру слов, намеренно вводимую им, в переводе чаще всего не удалось передать в достаточной мере, но переводчик к этому и не очень стремился, стараясь, напротив, каждый раз донести до современного читателя основную мысль древнего мудреца, а не сбивать читателя с толку. Однако возможное другое понимание подобного темного места, как правило, указывается в примечании.

Несмотря на то, что уже во II в. до н. э. «Книга Экклесиаст» читалась и изучилась наряду с другими библейскими книгами, а к концу I в. н. э. вошла в окончательный библейский канон, все же и после этого в иудейской среде раздавались голоса сомнения в боговдохновенности этой книги. Причиной этому был не ее скептицизм по отношению к вере в загробную жизнь и воздаяние, так поражавший позднейших читателей, возросших в христианской традиции, — вера в загробную жизнь в первоначальной иудейской религии не играла роли, — и не сомнения в ее авторстве, — их не было, — а ее мнимая противоречивость, — впечатление, складывавшееся из-за темноты и двусмысленности многих выражений. На этом основании некоторые богословы считали, что «Книга Экклесиаст» выражает мнение только самого Соломона, а не бога. В действительности она не отрицает бытия бога — притом единого бога, — но это бог грозный, страшный, безразличный к человеческим страданиям и действующий по непонятным человеку, собственным, далеким от мира людей побуждениям. Его надо бояться, на его милость можно надеяться, но нельзя рассчитывать на его награду за какие бы то ни было дела или помыслы: если человеку следует быть мудрым и благочестивым, то не потому, что это повлечет награду от бога, а потому лишь, что разумное обращение с силами общества и природы — и в том числе и с главной силой — божеством, — скорее предохранит от бедствий, нем неразумное; однако удача, благополучие, счастье — это произвольный дар божества, которое может его и не даровать, несмотря на мудрость и благочестие человека. Поэтому надо, пока возможно, радоваться жизни и своему повседневному делу, предоставив божеству, как року, решать остальное.

«Книга Экклесиаст» вобрала большую традицию древневосточного мудрствования: на это указывают почти дословные совпадения с «Эпосом о Гильгамеше» и рядом египетских поучений; вероятно, это — не результат прямого знакомства с вавилонскими и египетскими поучениями, а результат их восприятия общей для всего Ближнего Востока традицией. Неразвитость философской и вообще абстрактной терминологии в литературе древневосточных мудрецов (например, неразличение понятий «хороший», «добрый», «приятный», «счастливый» и многих других) делает перевод «Экклесиаста» на современные языки делом весьма трудным и никогда не свободным от субъективности.

Как и другие произведения ораторского искусства Древнего Востока, «Книга Экклесиаст» написана для ритмизованного произнесения; текст делится на стихи (Они не совпадают с делением на библейские «стихи», обозначенные нумерацией и восходящие к гораздо более поздней рукописной традиция (ср. у нас нумерацию на полях)) — или из двух-трех стоп с двумя-тремя логическими ударениями, или из четырех стоп с цезурой после второй стопы, либо из пяти или шести стоп (с двумя цезурами или с одной). Короткие стихи обычно стоят в паузе.

1019

Переводчик не счел возможным изменить эту знаменитую фразу, вошедшую в пословицу, однако в остальных случаях он переводил слово «хэбэл» не «суета», а «тщета», «тщетный», так как «суета» и «суетный» в современном русском языке слишком ассоциируется с понятиями «суетиться» и «суетный» в смысле «тщеславный».

1020

I, 14а. Эта фраза стала крылатой в другом переводе: «И вот — все это суета и томление духа». Надо учесть многозначность слова «руах» — «ветер», «дух», «побуждение», «душа» и др. Значение характерного для «Книги Экклесиаст» слова «рэ'ут» неясно: оно может происходить либо от «ра'а» — «стремиться к чему-либо, стараться о чем-либо» (может быть, арамеизм: в арамейском этот глагол соответствует древнееврейск. «раца», «желать, хотеть; интересоваться чем-либо, удовлетворяться»), либо от глагола «ра'а» — «пасти; погонять». Читатель может при желании здесь и далее при употреблении этого оборота подставить и такой перевод. Однако в тексте библейской «Книги Осии» так сказано о Северном Израильском царстве, пытавшемся политически опереться на расположенную севернее его великую державу — Ассирию: оно «ра'а руах цафон» — «гонится за северным ветром». Отсюда следует, что при глаголе «ра'а» и его производных «руах» означает не «дух», а «ветер», а «рэ'ут руах» означает: «стремление гнаться за ветром, погоня за ветром». Из переводчиков нового времени так это место переводил Мартин Лютер, а вслед за ним некоторые новейшие немецкие исследователи.

Глава 2

¹ Я сказал себе: давай испытаю тебя весельем, — Познакомься с благом! Но вот — это тоже тщета: ² О смехе промолвил я: он безумен, И о веселии: что оно творит? ³ Попытался я увлечь свою плоть вином, И хотя сердце оставалось мудрым, Придержаться и глупости, пока не увижу, Как лучше поступать сынам человека

под небесами За считанные дни их жизни? ⁴ Я великие делал дела, Я виноградники насаждал, я дома себе строил, ⁵ Я устроил себе цветники и сады, насадил в них дерев плодовых, ⁶ Я устроил себе пруды — орошать из них рощи, растящие деревья, ⁷ Приобрел я рабов и наложниц, и были у меня домочадцы, [1021] А коров и овец приобрел я больше, чем все до меня в Иерусалиме; ⁸ Серебра и золота я тоже собрал и сокровищ от царей и сатрапий, Завел я певцов, и певиц, и наслажденье людей — плясунов и плясуний. [1022] ⁹ И стал велик я более всех, кто был до меня в Иерусалиме (А мудрость осталась со мною), ¹⁰ Ни в чем, что очи мои просили, я не отказывал им, Ни от какой я радости не удерживал сердце: Ибо ликовало мое сердце из-за моих трудов, — Ведь была мне вся эта доля из-за моих трудов! ¹¹ Но оглянулся я на дела, что сделали мои руки, И на труды, над чем я трудился, — И вот, всё — тщета и ловля ветра, И нет в том пользы под солнцем! ¹² И я оглянулся — посмотреть на мудрость, на безумье и глупость, — Ибо что может тот, кто следует царю? То, что делали раньше! ¹³ И увидел я, что полезнее мудрость, чем глупость, Как полезнее свет, чем тьма: ¹⁴ У мудрого есть глаза, а глупый бродит во тьме, — Но и то я узнал, что единая участь постигнет их всех. ¹⁵ И подумал я про себя: Раз участь глупца и меня постигнет, То зачем же я был столь премудрым? И сказал я себе, что это тоже — тщета, ¹⁶ Ибо вместе с глупцом и о мудром вовек не вспомнят, Потому что в грядущие дни все будет давно забыто, — Как же это мудрый должен равно с глупцом умирать? ¹⁷ И возвенавидел я жизнь, Ибо злом показалось мне дело, что делается под солнцем, Ибо всё — тщета и ловля ветра. ¹⁸ И возненавидел я сам весь труд, над чем я трудился под солнцем, Потому что оставлю его человеку, что будет после, ¹⁹ И кто знает, мудрый ли он будет или глупый, — А будет владеть моими трудами, Над чем я трудился, явив себя мудрым под солнцем: Это тоже — тщета, ²⁰ И обратил я к отчаянью сердце Из-за всего труда, над чем я трудился под солнцем, — ²¹ Ибо был человек, чей труд был мудрым, умелым, успешным, — А отдаст свою долю тому, кто над ней не трудился, — Это — тоже тщета и большое зло. ²² Что же остается человеку За его труды и томление сердца, Над чем он трудится под солнцем? ²³ Ибо все его дни — печали, и заботы его — это скорби, Даже ночью нет сердцу покоя, Даже это — тоже тщета. ²⁴ Нет человеку блага, кроме как есть и пить — Чтобы было ему хорошо от его труда; И, однако, я увидел, что и это дано от бога, ²⁵ Ибо кто, и поевши, узнает вкус без него? ²⁶ Ибо тому, кто благ для него, дает он мудрость, и знанье, и радость, А тому, кто согрешает, дает он заботу: копить и вбирать, Чтобы отдать тому, кто благ для бога, — Это тоже тщета и ловля ветра.

1021

Дословно: «Сыновья дома». Это может означать как родичей, работавших на главу семьи, так и рабов, «рожденных в доме», особо ценившихся рабовладельцами.

1022

II, 8б. Перевод условный: последние слова этого стиха в дошедшем до нас древнееврейском тексте непонятны.

Глава 3

¹ Всему свой час, и время всякому делу под небесами: ² Время родиться и время умирать, Время насаждать и время вырывать насажденья, ³ Время убивать и время исцелять, Время разрушать и время строить, ⁴ Время плакать и время смеяться, Время рыданью и время пляске, ⁵ Время разбрасывать камни и время складывать камни, Время обнимать и время избегать объятий, ⁶ Время отыскивать и время дать потеряться, Время хранить и время тратить, ⁷ Время рвать и время сшивать, Время молчать и время говорить, ⁸ Время любить и время ненавидеть, Время войне и время миру. ⁹ Что пользы творящему в том, над чем он трудится? ¹⁰ Я понял задачу, которую дал бог решать сынам человека: ¹¹ Всё он сделал прекрасным в свой срок, Даже вечность вложил им в сердце, — Но чтоб дела, творимые богом, От начала и до конца не мог постичь человек. ¹² Я узнал, что блага нет человеку, Кроме как есть, и пить, и делать благое в жизни, ¹³ Но даже если кто ест, и пьет, и видит благо в труде, То это — божий дар. ¹⁴ Я узнал: все, что бог творит, — это будет вовек: Нельзя ничего прибавить, и нельзя ничего отнять, А сотворил так бог, чтобы его боялись. ¹⁵ Что было — уже есть, и чему быть — уже было, А исчезнувшее бог отыщет. ¹⁶ И то еще я увидел под солнцем: Место суда — а там нечестье, Место праведного — а там нечестивый. ¹⁷ Подумал я про себя: Праведного с нечестивым бог рассудит, Ибо там есть время для каждой вещи и каждого дела. ¹⁸ Подумал я про себя: Это бог — ради человеков, чтобы их просветить, Дабы поняли сами, что они — это скот, и только! ¹⁹ Ибо участь сынам человека и участь скоту — Одна и та же им участь: Как тому умирать, так умирать и этим, И одно дыханье у всех, и не лучше скота человек; Ибо всё — тщета. ²⁰ Всё туда же уходит, Всё — из праха, и всё возвратится в прах; ²¹ Кто знает, что дух человека возносится ввысь, А дух скота — тот вниз уходит, в землю? ²² Я увидел: нет большего блага, чем радоваться своим делам, Ибо в этом и доля человека, — Ибо кто его приведет — посмотреть, что будет после?

Глава 4

¹ И еще я увидел все угнетение, творимое под солнцем: Вот слезы угнетенных, — а утешителя нет им, И в руке угнетателя — сила, а утешителя нет им! ² И прославил я мертвых, — что умерли давно, — Более, чем живых, — что живут поныне; ³ Но больше, чем тем и другим, благо тому, кто совсем не жил, Кто не видел злого дела, что делается под солнцем. ⁴ Поглядел я на весь труд, — а весь успех работы — Зависть человека к другому человеку; Это — тоже тщета и ловля ветра: ⁵ Глупец сложит руки, а завистью себя пожирает! ⁶ Лучше покоя на одну ладонь, Чем полные горсти тщеты и ловли ветра. ⁷ И еще я увидел тщету под солнцем: ⁸ Есть одинокий, и с ним никого: ни сына, ни брата, И нет конца всем его трудам, И не сыты его очи богатством: «И для кого я тружусь и себя лишаю блага?» ⁹ Вдвоем быть лучше, чем одному, Ибо есть им плата добрая за труды их: ¹⁰ Ибо если упадут — друг друга поднимут; Но горе, если один упадет, а чтоб поднять его — нет другого, ¹¹ Да и если двое лежат — тепло им; одному же как согреться? ¹² И если кто одного одолеет, То двое вместе против него устоят; И втрое скрученная нить не скоро порвется. ¹³ Лучше бедный мальчик, но умный, чем царь престарелый, но глупый, Что уже не умеет понять предостереженья — ¹⁴ Ибо этот из темницы выйдет царить, Ибо тот рожден даже в царственном сане нищим; ¹⁵ Видел я, как все живое, все, что движется под солнцем, — Вместе с мальчиком, с тем другим, кто займет его место: ¹⁶ Нет конца народу, всем, кто был поначалу! Но не порадуются ему те, кто будут позже, — Ибо это тоже тщета и пустое томленье.

Глава 5 [1024]

¹ Следи, как ступаешь, в дом божий идя: Подойти, чтобы слушать, лучше, чем жертвы приносить с глупцами, Ибо, сами не зная, творят они зло. ² Не торопись языком и в сердце своем не спеши Слово вымолвить, предстоя перед богом: Ибо бог — на небесах, а ты — на земле, Потому да будут твои речи кратки. ³ Ибо возникает мечтанье из множества забот, И речь глупца — из множества слов. ⁴ Что ты богу обещал по обету — то исполни неотложно, Ибо не жалуют глупцов: обещал — исполни! ⁵ Лучше не обещать, чем обещать и не исполнить; ⁶ Не давай устам ввести тебя в грех, И посланцу не говори, что случилась ошибка: На звук твоей речи зачем гневаться богу, И дело твоих рук зачем губить? [1025] ⁷ Ибо от множества мечтаний — много тщетных слов, Ибо бога ты должен бояться. ⁸ Если увидишь в стране угнетение бедных, Извращение суда и правды — Не удивляйся таким делам: Ибо начальник за начальником следит, а за ними — начальство; ⁹ Но польза земли — во всем: и царю служит поле! ¹⁰ Любящий деньги не насытится деньгами, Ни доходом — тот, кто любит копить: Это тоже тщета. ¹¹ Чем больше добра, тем больше едоков, А владельцу какая прибыль? Разве что посмотрит! ¹² Сладок сон работящего, поел ли мало он или много, А сытость богача не даст ему сном забыться: ¹³ Есть злой недуг, — видал я под солнцем, — Богатство, хранимое на беду владельцу! ¹⁴ А пропадет то богатство среди тяжкой заботы, — Породивши сына, он тому ничего не оставит, ¹⁵ Ибо как вышел он наг из утробы материнской, Так вернется, чтоб уйти, как пришел, И за труд свой в руке унести ничего не сможет. ¹⁶ И это тоже — злой недуг: Одинаково всякий как приходит, так уходит, И что пользы ему, что трудился на ветер? ¹⁷ И все-то дни свои он ест во тьме, И много скорбей, и болезни у него, и злобы! ¹⁸ Вот что я увидел благого: Что прекрасно есть, и пить, и видеть благо в своих трудах — Над чем кто трудится под солнцем В считанные дни своей жизни, что дал ему бог, — Ибо то его доля. ¹⁹ Так и всяк человек — кому дал бог добра и богатства, И дал ему власть воспользоваться ими, И брать свою долю, и радоваться своим трудам, — То это есть божий дар: ²⁰ Ибо нечего ему вспоминать о днях своей жизни, Ибо бог посылает ему ответ в его радости сердца.

1024

В каноническом (масоретском) тексте Библии и в большинстве переводов глава V начинается там, где у нас стих IV, 16. Соответственно, нумерация всех стихов V главы меняется на одну единицу.

1025

V, 6б. Речь идет о посланце, приходящем от храма за обещанным даром.