Как я желал осилить перевал!Как перевал моей беды желал!Я бедствовал. Но, словно весть любви,Следы мои на нежный снег легли.Я шел сквозь ветер, как сквозь толщь стены,Но были горячи мои ступни,И таял под моей ногою снег.Так я служил рожденью горных рек.
1967
ЗАВЕЩАНИЕ
В одном из абхазских селенийПригожий, поджарый, столетнийЖил некогда старец на свете.И вот что он думал о смерти:— Кончина — еще не причинаЗабыть про родимого сына.И вот что сказал он:— О мальчик!Запомни: велик, но обманчивИзбыток воды поднебесной,Небесной, соленой и пресной.Как много пролил ее каждый!Но каждый терзается жаждой;Коль путнику
лакома влага,Тебе это прибыль и благо.Поэтому, сын мой, сыночек,Заботливо пестуй источник.Струю утруждай жерновами,А пламя побалуй дровами,Чтоб весть о рождении хлебаПростёрлась от пацхи до неба,Но, правя огнём и водою,Не спорь с их старинной враждою.
Прислушайся к словам: «Сегодня снег идет», —звук стёрся дочерна, но как бела услада!Прислушайся к словам: «Сегодня льется дождь», —всего-то, а душа — свежей дождя и сада.Прислушайся к словам: «Светает на земле», —лицо — уже светло, еще темна природа.Прислушайся к словам: «Звезда встает во мгле», —и обретут слова значенье небосвода.Прислушайся к словам: «Печется хлеб в печи», —нет новости старей, и нет желанней вести.Прислушайся к словам: «Горит огонь в ночи», —при них тепло, светло, как при тепле и свете.Прислушайся к словам: «Зеленая трава», —прислушайся к словам: «Сад расцветает снова», —и кажется тебе, что мать твоя живаи прочен на губах вкус молока парного.Прислушайся к словам: «Уже луна взошла», —на землю снизойдет покой благословенный.Прислушайся к словам: «Гора опять бела», —и мысль соотнесешь с веками и вселенной.
194
Кайсын Кулиев (1917–1985) — балкарский поэт, народный поэт Кабардино-Балкарии.
1970
ГОВОРЮ САМОМУ СЕБЕ
Устав, в груди речь пробуди былую,новы слова, когда печаль стара.Свободно шествуй, как вода по лугу,живи, как встарь умели мастера.Устав, слова усталостью не мучай,дай им сверкать! Твои луга — везде.По грудь в траве идет олень могучийидет, пока не припадет к воде.Устав, не дай словам изведать дрёму,струится сердце, как река без сна.Склон — по траве, ведро — по водоёмуи по словам печалятся уста.Устав, упейся белизною речи,не сочетай слова и темноту.Иди по жизни, как большие реки,как вольный тур по горному хребту.
1970
«Что бы ни делалось на свете…»
Что бы ни делалось на свете,всегда желавшем новизны,какой бы новый способ смертини вызвал старый бог войны,—опять, как при слепом Гомере [195] ,лоза лелеет плод вина,шум трав и розы багровенье —всё, как в иные времена.И слёз о смерти так же много,и счастлив, кто рождён уже,и так свежо, так старомоднобессмертья хочется душе!..
195
Гомер — легендарный эпический поэт Древней Греции, предполагаемый творец древнегреческих эпических поэм «Илиады» и «Одиссеи».
Страданье человека! Милосерднымты делаешь того, кто человек.Что было домом — стало пеплом серым,чернейшим снегом стал белейший снег.Страданье человека — пепел зёрен,казненный хлеб, не утоливший рот.Я видел пепел колоса. Он чёрен.Люблю смотреть, как зеленеет рожь.Я тронул пепел дерева рукоюкрестьянина, не устыдившись слёз.Зато зимой я плакал над строкою:«Весною зацветает абрикос!»Страданье человека — смысл насущныйхлебов, погибших в пепле и золе.Я видел горе. Плач детей я слушал.Так полюбил я радость на земле.
196
Лопаткин Николай Алексеевич — врач, профессор, академик РАМН.
1970
«Деревья, вы — братья мои…»
Деревья, вы — братья мои.Темнело, но всё же моглиглаза мои видеть при звёздах,что впали вы в дрёму и отдых,как путник, как пахарь, как кто-то,кого утомила работа.Деревья, я раньше уйду.Я вам оставляю звезду,и снег, и рассвет, и пространство,к которому сердце пристрастно.Спасибо вам, братья мои,за то, что метели мели,за тень и за шорох листвы,за то, что я — раньше, чем вы…
1970
ЧОККА
В селении Тегенекли,где, пав с Эльбруса, вдаль теклирека и малость ручейка,жил, благоденствуя, Чокка.Он умер в сто шестнадцать лет,из них сто лет он сеял хлеб,и ровно сто шестнадцать летон видел горы, солнце, леси высоко над головой —свет наших душ, Эльбрус седой.Здесь скот его, и огород,и той дороги поворот,где от мелькнувшего огнякрепчала прыть его коня.Здесь что ни путь — то перевал,здесь он на свадьбах пировал,здесь скорбной сухостью зрачкана кровь и смерть смотрел Чокка,но жизни воздавал хвалу,растил детей, косил траву,и, поупрямившись сперва,тащился ослик по дрова.Так жил он сто шестнадцать лет,из них двенадцать лет он слепот слёз. И там, вдали от гор,он сам не знал, зачем огоньон разводил, зачем зернолелеял, как заведено.Пускай минует вас тоска,которой тосковал Чокка!..Он умер дома, в декабре,при белом снеге на дворе.Навек оставшийся в зиме,он счастлив, он — в родной земле.Теперь считать я не берусь,как часто позволял Эльбрус,чтобы Чокка пришел туда,где лишь вершина и звезда.Кто жил вблизи, кто жил вдали —всяк ехал, шел в Тегенекли.Чокка всегда был гостю рад,для гостя пенился айран [197] ,и я недавно и давноел хлеб его и пил вино.Я видел, как он целый деньгрёб сено, возводил плетень,да что там день — почти векатрудился на земле Чокка,считая не важней тщетывсё, что сложнее простоты.Попробуйте-ка так пожить,так знать рассвет, так стог сложитьи незаметный вечный следоставить там, где вечный снег.Жил сто шестнадцать лет Чокка,ущелья, горы, облака,дожди, колосья, деревалюбил он больше, чем слова.А я доверился словамИ жизнь Чокка поведал вам.
Сказал я печали: — Приди и владейдушой — пусть исторгнет стихи о печали!Я все их отдам за веселье людей,которые душу мою привечали.Веселые люди, о, как я любилвезде — и в Тбилиси — ваш смех безрассудный!Вино было алым, цветок — голубым,и вся эта жизнь — беспредельной и чудной.О, как я любил ожидать: вот сейчасвойдет и, рукой ничего не касаясь,не ведаю как, превратит весельчакгостей — в острословов, а гостий — в красавиц.Вошел врачеватель, чудак, чудодей,и я в нём признал незнакомца и друга,и вновь возлюбил я веселых людей,спасающих нас от беды и недуга.При них — и холодная ночь горяча,как полдень, ожегший проспект Руставели.Зимой это было. Цвела алыча,и абрикосы в снегу розовели.Пусть кто-то обидел нас иль рассердил —забудем! Подумаешь, важность какая!Но ты незабвенен, Ходжа Насреддин [199] ,упорствуй и смейся, осла понукая!Покуда плодами увешана ветвь,покуда земля зеленеть не забыла,веселые люди, ваш смех — это вестьо том, что вовек эта жизнь неизбывна!
198
Теймураз Чиргадзе — врач; снялся в фильме Э. Шенгелая «Голубые горы, или неправдоподобная история» (1984).
199
Ходжа Насреддин — образ народного мудреца и острослова в фольклоре многих народов Ближнего и Среднего Востока, также Средней Азии.
1970
«Как много в городе людей…»
Как много в городе людей!А я привык к иному краю,не ведаю я их затей,куда спешат — не понимаю.Покуда сумерки и снег,не медли, незнакомец милый!Коль надобно — верши свой бегизвечный и неутомимый.Не расточай на жизнь моюни слова, ни кивка, ни взгляда.Пусть добрую твою семьюутешит новость снегопада.Случайный гость твоих равнини голубых вершин Арбата [200] ,я знаю: твой покой хранимлюбовью матери иль брата.И та, в чьих мыслях и речахвсё ты да ты, домой вернется,склонится, разожжет очаг —иль как это в Москве зовется?..Хоть кем-нибудь одним, родным,задохшимся от нетерпенья,ты неминуемо любим,и в этом смысл сердцебиенья.На землю белую легли следы —твои, мои, иные…Великий снегопад любвисплотил нас, путники земные!Нас где-то ждут. О нас грустят.О нас во сне лепечут дети.А если всё это не так —что белого на белом свете?