Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

Коллектив авторов

* * *

Говорю: «Стала жизнь моя небытием без тебя!» Отвечает: «Ну что за беда, проживем без тебя!» У дверей кабака станет прахом моя голова, — И, бродяга, найду ли дорогу в свой дом без тебя! О дарующий жизнь музыкант, дай приникнуть к устам, Я бы ожил на миг, ведь дышу я с трудом без тебя. Правда, знаю я средство продления жизни моей — Это кудри твои, — брежу их завитком без тебя. Если есть у меня хоть немного богатства души — Всё любимой отдам. Всё отдам! Что мне в нем без тебя? По заслугам любой от тебя получает ответ, — Ты — царица стиха, но посланье прочтем без тебя. Утопаю в грехах, но надеюсь на милость твою, — Чем я был бы в греховном бессилье моем без тебя! Кто к разлуке привык, чье пристанище вечная скорбь, Тот покоя достиг, — не грустит ни о чем без тебя. Благодарности

мед, сладость гордой немой нищеты Тот изведал, кто был твоим верным рабом без тебя. Я хотел повторить полустишие милой моей, Но несчастный Савдо не владеет стихом без тебя. То слова, что сказал я в начале касыды моей, Повторю: «Стала жизнь моя небытием без тебя!»

СОМИ МИРЗО АЗИМ БУСТОНИ (1840–1907)

* * *

С тех пор как зодчим возведен лазурный купол над землей, Судьбой на голод обречен, лишь кровь свою ученый пьет. Крылатый конь, скакун лихой подков златых не получил, Меж тем по улицам осел в парче и в бархате идет. «Своею кровью будешь сыт», — судьба сказала мудрецу, Меж тем безмозглому глупцу несут на стол вино и мед.' Кто сердцем и умом высок, того преследует беда, Меж тем насильнику в шелках — от неба тысячи щедрот. О время, как порочно ты, как мерзостны твои дела, Когда кровавому шуту ты отдаешь под власть народ!

ШАМСИДДИН-МАXДУМ ШОХИН(1859–1894)

* * *

Красавица, от глаз твоих покоя нет душе моей, Мне спится твой алмазный лик и шел» рассыпанных кудрей. Я ранен стрелами ресниц, кинжалами бровей пронзен. Мой ангел, мой прелестный враг, раба плененного убей! Сказал я: «Исцели недуг — любовь измучила меня!» Она в ответ: «Терпи, мой друг, до дна отравы кубок пей», Кому испить хоть раз дано уст искрометное вино, Тот будет до скончанья дней во власти сладостных цепей. Пленяет нежною игрой меня красавиц юных рой, Но сердце предано одной, не слышит ласковых речей. «О чем мечтаешь ты всегда?» — она спросила у меня. В ответ я: «Разреши, молю, коснуться мне фаты твоей. Я слепну от пролитых слез. Что зренье возвратит очам?» Она в ответ: «Пыль тех дорог, где виден след ступни моей». Сказал я: «Бедный пленник твой, томлюсь в силке душистых кос, — Взгляни — я оплетен кольцом душистых, шелковистых змей, Я стал подвижником любви, земные блага я отверг, Тебе, любимая, служу, изнемогая от скорбей». Шохину на пиру любви досталась соль пролитых слез. Стихи печальные его — теперь забава для людей.

* * *

Ты наши жизни в плен берешь — мы за тобой идем вослед. На ясный день твой лик похож, от глаз твоих исходит свет. Тугие косы заплела, черней вороньего крыла, Ты смертных всех с ума свела, — о пери, ты источник бед! Скажи мне, кем ты рождена, кому ты в жены суждена? Ты, словно гурия, нежна, тебе подобной в мире нет. В Египте древнем сладок мед, но слаще меда дивный рот, Румянец на щеках цветет, зари весенней алый цвет. Печально на душе моей, терплю я муку много дней, Страдальца, пери, пожалей, дай мне услышать твой привет! Я — мотылек, сгореть хочу, лечу на яркую свечу. Тебе я жизнь свою вручу… Погибну я во цвете лет.

* * *

Нет худшего порока в наше время, Чем умудренности святое бремя, Не наживешь иного, кроме зла, — Не мудреца ведь чтут здесь, а осла. Лети ж, мудрец, премудрою совою Туда, где нет «небес» над головою: Быть может, в этом сказочном краю Развеешь думу скорбную свою. Ужель, Ширин, все дни и ночи кряду Ты рудокопу повелишь Фархаду Киркою рыть до гроба Бисутун? Ужели, царь, из этих лирных струп Киркой, о камень скорби заостренной, Я должен извлекать глухие стопы? Нет, унесу свой одичалый вой Туда, где нет «небес» над головой! Теперь, когда угрюмое ненастье Заставило забыть меня о счастье, Когда туман объемлет кругозор, Когда дурман сплетает свой узор, — Теперь-то и подняться над землею Туда, где нет «небес» над головою. Или душа поэта такова, Что может преклоняться, как трава? Или Шохин не означает «сокол»? А стих его не залетел высоко ль? И обаянье голоса его Волшбой не пристыдило естество? Иль похвалы ему не расточались? Иль «небеса» над ним не издевались? Чего ж ему еще осталось ждать? Так вознеси

свою соколью стать Любой тропой, хотя б и роковою, Туда, где нет «небес» над головою!

ТОШXОДЖА АСИРИ(1864–1915)

* * *

Ах, что такое человечность? Путь к свету, на восток, держать. В узде времен коня мгновенья — как ни был бы высок — держать. Во всяком, даже малом, деле хранить зерцало чистоты И в самой малой доле сердца извечный огонек держать. Быть вечно устремленным к правде, восторги другу посвятив, Его в груди своей безмерной, а вовсе не у ног держать. Разбив страницы сущей правды на клетки вдоль и поперек, Ячейку безупречно ровной и вдоль и поперек держать. Алмазу взора придавая росу туманную стыда, Для окружающих стыдливость глубоко между строк держать. В миг испытанья шлем терпенья надеть на скорбное чело, Чтоб ледяною волей душу, как холодом поток, держать. Как пальма, простирая тени на всех измученных в пути, Себя средь роз багряных скромно, как серый стебелек, держать. Всегда стараться быть свободным от двуединости души И, сладких слушая монахов, на языке замок держать… Увы! От этих лицемеров, изображающих святых, Ты никуда не удалишься, нигде не скроешься от них. Уйди по-львиному в пустыню иль в камышах найди свой кров Растянут черной паутиной религиозный свой покров. Но ты, о друг мой, с недоверьем на это рубище взирай, — Пираты в океане веры! Грабители у входа в рай! Пускай на теле власяница — в дому румийская парча. О, если б можно бы омыть их водой холодного меча!

ОТВЕТ ПОЭТУ, КОТОРЫЙ СПРАШИВАЛ О ПОЛОЖЕНИИ В ХОДЖЕНТЕ

Здесь положение — хоть плачь, и улучшенья нет. Питаемся отчаяньем, а насыщенья нет. По щиколотку летом — пыль, зимою — грязь в жилищах, — Вот все убранство их, других там украшений нет.

РУБАИ

1

Пропорхнула жизнь моя, как весенний ветерок, День и ночь мои обрек на страданья злобный рок. Глаз, бывает, я сомкнуть не успею — ночь прошла, Веки чуть смежу — гляжу: день уже отбыл свой срок.

2

Хоть и венценосец ты, хоть великим ты слывешь, Хоть подчинены тебе земли и моря, а все ж — Сея просо, не мечтай, что оно родит пшеницу: Что посеял, только ты впоследствии пожнешь!

3

Разочарованием небосвод меня клеймил, Он мне сердце истерзал, душу скорбью ущемил. В одиночестве сгорел я надгробною свечой — И забудут обо мне все, с кем жил, кто был мне мил.

МУХАММАД СИДДЫК ХАЙРАТ (1878–1902)

САТИРА НА НАЧАЛЬНИКА НОЧНОЙ ПОЛИЦИИ БУХАРЫ

Толстобрюхий! Сидишь ты в седле, а подобен свинье. Что за странность: ты стал главарем людоедов-волков! Кто видал, чтобы волки вождем признавали свинью? Ты — свинья, но по нраву ты волк, ты таков, ты таков! Впрочем, злобный ты волк иль свинья — людям ясно одно: Твой эмир — с волчьим правом свинарь, он — вожак подлецов! Ты преступников ищешь? Главарь грабежей, постыдись: От твоих мы страдаем воров, от эмирских воров! Покрываешь злодеев ночных под покровом ночным, И в опасности ныне у нас каждый дом, каждый кров!

МУСАДДАС

Предела горя я достиг, мой жребий страшен и жесток. Истерзан в сердце у меня, изранен каждый уголок. О развлеченьях я забыл, от наслаждений я далек, Нет кубка у меня в руке, к вину я не ищу дорог. Меня бы и цветущий сад в моей-печали не привлек, И неохота мне теперь понюхать иль сорвать цветок. Мне больно видеть, как вокруг путем неправым жизнь идет, Мишенью выбрали меня печаль и постоянный гнет. Тоска, тоска со всех сторон — день изо дня, из года в год. Я цели не могу достичь, я не могу идти вперед, Я места днем не нахожу, я истомился от невзгод. А ночью в скорби я брожу и мне не светит огонек. О сердце, радости сосуд, что опрокинут кверху дном, С тебя теперь сошла глазурь, ты не наполнено вином, В тебе тоска моя живет, усиливаясь с каждым днем, Ты умираешь наконец, объято медленным огнем. Где страсти, где мечты мои? Погибли, стали темным сном, Живу без мысли, без страстей, в своем унынье одинок. Скажи, по прихоти какой ты спрашиваешь обо мне: Здоров ли я? Нет, болен я, от слов мне тяжелей вдвойне! Разбит я злобною судьбой, я горько плачу в тишине, Я истощен, согбенный стан подобен молодой луне, Не жаждет радости душа, она расплавлена в огне, Остыло сердце, бедный ум из-за разлуки изнемог. Из-за насилья наших дней, что мерзко угнетает нас, Как у Хайрата, у меня опали крылья, дух погас, Душа томится в кандалах, не слезы — кровь течет из глаз, Как эта рифма, скорбь моя повтор находит каждый раз. — Я, как подстреленный птенец, в пыли, в крови лежу сейчас, Найди я ворона крыло — я и под ним спастись бы смог!