Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

Коллектив авторов

НЕ БУДЕТ

Когда тираном станет шах, Любви к нему святой не будет. Охватит правоверных страх, И веры никакой не будет. Шах ненасытен, потому Придумает поборов тьму. Служить защитой никому Закон в стране родной не будет. Чтоб по миру пустить людей, С последних нищенских рублей Шах дань возьмет казне своей, — Краснеть злодей такой не будет. Есть книга податей — диван, Что ни страница, то обман. Бедняк, страдающий от ран, Всю жизнь терпеть разбой не будет. Ученым козни строит шах, Готов весь мир повергнуть в прах. Но захлебнется он в слезах, И власти роковой — не будет! Он наживет себе врагов И в стане собственных бойцов. Презренный шах! В конце концов Престола под тобой не будет… Я,

Мискинклыч, страдаю сам, Проклятье шлю я палачам. И, если внять моим словам, В оковах край родной — не будет!

САХИБДЖЕМАЛ (Конец XIX — начало XX века)

РАЗ — В ТРИ ДНЯ И РАЗ — В ЧЕТЫРЕ ДНЯ

Черноокий, вспомни обо мне Раз — в три дня и раз — в четыре дня, Чтобы слез не лить мне в тишине Раз — в три дня и раз — в четыре дня. На луну оттуда погляди, Память обо мне храни в груди; В наш аул, мой стройный, приходи Раз — в три дня и раз — в четыре дня. Милая твоя — Сахибджемал, Ты бы в ней огня не зажигал… Приходи же, молод и удал, Раз — в три дня и раз — в четыре дня.

МОЕ ДИТЯ

Цветку подобный! Не унять мне горьких слез! Где стан-чинара, где твой лик, мое дитя?… Ах, почему ты до рассвета не дорос? Сгубила осень твой цветник, мое дитя! В саду зеленом был ты розовым кустом, Душою душ, благоухающим листом… Покинуть землю — мог ли думать ты о том? Любви живительный родник, мое дитя! Какая мать своих забудет сыновей? Тебя насытит разве роза, соловей? Судьбу просила я: печаль мою развей — Да как удержишь сердца крик, мое дитя? Мечтала я тебя украсить серебром, Увидеть первую победу над врагом… Я говорила: «Ты войдешь в просторный дом…» Кто мог предвидеть смерти миг, мое дитя? Лечу к тебе, как на светильник — мотылек, Вся обгорела я, мой разум изнемог, Я в жарком пламени от головы до ног, Мой дух в отчаянье поник, мое дитя. Сахибджемал, тебя с ума свела беда… Ужель я сына не увижу никогда? Осталось ждать мне только Страшного суда — А вдруг наступит встречи миг, мое дитя?

КЁРМОЛЛА (1872–1934)

В КУРИЛЬНЕ ТЕРЬЯКА

Лежебоки! Привет, коль не сдохли вы. Да очистит аллах, курильщики, вас! Ваши сморщены шкуры, иссохли вы! Да очистит аллах, курильщики, вас! Что ж на ваших губах ни кровинки нет? Что ж пред вами еды ни крупинки нет? Разве близких, чтоб справить поминки, нет? Да очистит аллах, курильщики, вас! Вчетвером, впятером, стеная, лежат. Ни голов нет, ни спин, — лишь кости торчат. Посмотрю я — как тускл их жизни закат! Да очистит аллах, курильщики, вас! Этот мнит Рустемом себя — кичлив, Тот его одобряет, яд закурив, Третий что-то бормочет, слюни пустив… Да очистит аллах, курильщики, вас! Жалок этот, что с ядом во рту, в ноздре. Есть не даст он голодной своей детворе. Накурившись до бреда, блюет на дворе. Да очистит аллах, курильщики, вас! Вот с усердием этот чешет себя, Тот, укрывшись полой, ядом тешит себя. Третий: «Нынче прикончу, — брешет, — себя!» Да очистит аллах, курильщики, вас! Вши за пазуху лезут. Пусть! — не впервой. Псы за дверью голодной воют гурьбой. Укрывайтесь, друзья, от них с головой, Да очистит аллах, курильщики, вас! Тени выгоды нет от куренья вам. Яд сулит лишь тень наслажденья вам. Ненавистны слова сожаленья вам. Да очистит аллах, курильщики, вас! На красивого яд нагнал черноту, Обрекла его порча на маету. Все нутро подвело, как зимой скоту. Да очистит аллах, курильщики, вас! Тот ослаб — рядом с ним и комар силен; Хочет встать, а его оглушает сон. Лишь почуяв терьяк, вскочит, встрепан, он. Да очистит аллах, курильщики, вас! Их немало, чьи души — точно зола, Не имеют родного нигде угла. Стал от яда калекой и Кёрмолла… Да очистит аллах, курильщики, вас!

МОЛЛАДУРДЫ(1886–1922)

САРАНЧА

Саранча налетела, и люди в беде, От посевов следов не отыщешь нигде; Все замолкли, опять пребывают в нужде — Разорила несчастный народ саранча. Саранча желтовата, а крылья красны, Грозной тучей слетает она с вышины, А глаза у нее, словно гибель, темны, — И ведь знает, куда прилететь, саранча! Упадет она с неба, как будто бы снег, Ровно в полдень она совершает набег, Все сровняет с землей — погибай, человек! Разорила несчастный народ саранча. Саранча словно в желтый одета чекмень, Пролетает она — затмевается день И на разум какая-то падает тень, — Людям голод и смерть принесла саранча. Шейки хищников злых —

с золотым пояском, Налетают они на конях и пешком; Оглядись, ничего не осталось кругом, — Разорила несчастный народ саранча!

ШЕРСТЬ ПУСТЬ ЛЯЖЕТ ЗАВИТКАМИ

Подстриги короче шкурку, сшей хороший мне тельпек, Шерсть пусть ляжет завитками, кожа будет пусть нежна Если выкроишь как нужно, проношу я шапку век… Ну, а сверху пусть немного будет суженной она. Если длинной шерсть оставишь — заслонит от взора свет. Чтоб красивой стала шапка, братский выслушай совет: Мастер опытный сумеет сам найти для шапки цвет — Или белый, или красный, или будет пусть черна… Добрых слов простого друга никогда не отметай, Если дал ты обещанье — неизменно выполняй. Если ты сошьешь мне шапку — форму нужную придай. На колодке подходящей постоять она должна… Мне без рук твоих умелых положиться на кого? Ты старательней работай, совершенствуй мастерство. Пусть тельпек с кистями будет, ты парчой расшей его. А вверху обшивку сделай всю из черного сукна.

ИЗ ТАДЖИКСКИХ ПОЭТОВ

АХМАД-МАХДУМ ИБН НОСИР ДОНИШ (1827–1897)

БЛАГОДАРНОСТЬ ЗА ПОДАРЕННЫЙ ГЛОБУС

Страмахов, пробный камень ты для золота наук Ты, как Асаф, в делах избрать умеешь путь благой. Читавшие мои стихи не слали мне даров — Ты одарил меня, хоть стих тебе неведом мой. Кто щедр, тот серебро свое разделит с мудрецом — Ты, зная тайны бытия, их разделил со мной. Скажу я; выше всех богатств достоинства твои, В руке ты взвесил свод небес и дивный шар земной.

* * *

Мне говорил один мудрец, что шаху Приличествует по его размаху Дворцовые открыть широк» двери Для тех, кто сведущ в красоте и вере: Философу, во-первых, ибо он Глубинами познаний умудрен; Врачу затем, чья колдовская сила Одним дыханьем счастье приносила; Затем за врачевателем идет Провидец будущего — звездочет; Потом певец, которого мы ценим За то, что душу облегчает пеньем; Потом писец, чья сладостная вязь Между людьми установляет связь; И наконец, поэт, что дивной песней Нас приобщает к высоте небесной. Наличие любого из людей, Подобных этим, — украшенье царства. Властитель! Их душою овладей — И ты добьешься возвышенья царства. Ведь ясно для раба и для царя, Что дар людской дороже янтаря. И никакое серебро и злато Не будет здесь достаточною платой. Так почему же молча ты глядишь На то, что твой слуга Ахмад Дониш, Который и мудрец и врачеватель, Который и писец и прорицатель, Тот самый ослепительный Ахмад, В чьем дивном пенье соловьи гремят, Что гением поэта обладает, В твоей стране, как нищий, прозябает? Зачем все дни его омрачены? Зачем от горя взгляд его тяжел? И отчего огни его черны, Черны, как бел его литой котел? Зачем бесстрастно смотришь ты, эмир, На то, что возмущает целый мир? Я средь поэтов — голос боевой! Кто одолел меня певучей речью? Средь мудрецов слыву я «головой», — Какая мысль не шла ко мне навстречу? Орла превыше и мудрей змеи, Во мне кипят могущества мои.. Но если стал я нищ — не диво это! Суди царя по бытию поэта.

АДЕЛИНЕ ПАТТИ

Вот легкою стопой, чуть приподнявши платье, Венерою в мехах идет актриса Патти. Все замерло, она лишь бровью повела — И звуки полились по золотой палате… И мы вздохнули все. Вдруг трепет серебра Из горла соловья, на сладостном раскате, Пронесся по толпе, как по ночным садам… А сердце гурии гремит сердцам: «Пылайте!»

АБДУЛКОДИР ХОДЖА САВДО (1829–1873)

О сердце! Пользу ты нашло ль от упований? — Давали саженцы плоды в садах мечтаний? — Нет. Искало, сердце, друга ты все долгие года, Искало друга — не нашло, плодов исканий нет. Так не надейся на меня, советчик бедный мой. Иль ты видало правоту моих деяний? — Нет! И на вопрос моих друзей я б отвечал одно: Хочу сокровища любви — иных желаний нет. Отшельником давно я стал, — зачем безумцем слыть? Сама печаль я, но светлей моих страданий нет. Ханжа из жизни создает лишь стойло для ослов. Он по делам своим — осел, глупей созданий нет. Есть заповедные врата возлюбленных, Савдо. Ты об иных врагах мечтал среди скитаний? — Нет!