Поэзия убийства
Шрифт:
– Не поверишь, булыжником.
– Вполне даже оружие пролетариата.
– Вот и я про то же. Хотя интеллигент тоже может приложить.
Мирослава взяла из вазы сочное яблоко, надкусила его, села на краешек дивана и спросила:
– Шура, у тебя есть подозреваемые?
– Есть, – кивнул Наполеонов.
– Кто? – в один голос спросили детективы.
– Школьный учитель Королёв. Ему семьдесят восемь лет, а он всё работает.
– Шутишь?
– Ничуть. Мне на него вдова указала.
Мирослава
– И ты расследуешь эту версию?
– Нет, но на моё начальство давят сверху.
Мирослава подмигнула Морису так, чтобы Наполеонов не заметил, и проговорила:
– Шура, я тебе не верю! Кончай прикалываться!
– Ты ещё больше не поверишь, если я скажу, что нашёл его на могиле Щорса.
– Да ты что? – воскликнула Мирослава.
Морис выглядел растерянным.
– Что, темнота европейская, не знаешь, кто такой Щорс? – почему-то саркастически спросил Шура.
Морис не понял его сарказма и отвернулся.
– Не обращай внимания, – Мирослава встала и похлопала Миндаугаса по плечу, – это в нём взыграла классовая ненависть. Она как гены, – невесело усмехнулась Мирослава, – передаётся по наследству.
– Да, извини, – нехотя повинился Наполеонов, – Мирослава права.
– Объясни мне, кто этот Щорс, – потребовал уставший находиться в неведении Морис, – хотя я могу и в интернете посмотреть.
– Не надо, – остановил его Наполеонов, – ты хоть раз слышал песню о красном командире? – Шура напел несколько строк, которые помнил сам.
– Вроде бы что-то знакомое, – неуверенно ответил Миндаугас.
– Это про него. Про Щорса.
Морису от Шуриных слов яснее не стало, и он решил всё-таки позже посмотреть в интернете.
– Слав! – снова начал заводиться Шура. – Ты вот скажи мне, почему люди, при том заметь, молодые, отдавали свою жизнь за светлое будущее! Сражались с буржуями за народ. А в результате? Через какое-то время снова буржуины изо всех щелей вылезали и ну сосать кровь из трудового народа.
– Ты так говоришь, словно имеешь в виду клопов или тараканов.
– Ага, паразитов. И не берёт их ни дуст, ни дихлофос.
– Моя мама, между прочим, – проговорил Морис, – учитель французского языка.
– Вот именно! Русская интеллигенция и устраивала революции.
– Моя мама вообще-то не русская, – напомнил Морис. И сделал он это не вовремя, ох, не вовремя.
– Тем более, – рявкнул Наполеонов.
– Лучше помолчи, – сказала Миндаугасу Мирослава, – дай ему перебеситься.
Морис пожал плечами, но про отца, капитана рыболовецкой шхуны, решил пока не напоминать съехавшему с катушек другу.
Только позднее спросил у Мирославы, имея в виду родителей Наполеонова:
– А разве преподаватель музыки и учёный не относятся к интеллигенции?
– Относятся, ещё как относятся, – отозвалась Мирослава, – но на данный момент Шуру переклинило.
Сам Наполеонов, ощущая неясное жжение в груди, и не догадывался о том, что это «дело рук» искры, которую заронил в его душу старый коммунист, учитель истории Королёв.
Он уснул на диване в гостиной, и никто не стал его будить, так что комната, в которой он спал, оставаясь ночевать у Мирославы, в эту ночь пустовала.
Луна заглядывала в гостиную через неплотно закрытые шторы. Один из лучей ночного светила, точно серебряный перст, сначала коснулся подушки, а потом уткнулся в уголок рта спящего следователя, поднялся выше, легко коснулся ресниц. Но Наполеонов ощутил это касание света и, что-то недовольно пробормотав, перевернулся на другой бок.
Проснулся он рано. Втянул носом воздух. Из кухни доносился вкусный мясной запах. Потянувшись, он встал с дивана и, умывшись, появился в дверях кухни.
– Чем это таким вкусным пахнет? – радостно воскликнул он.
– А где твоё доброе утро? – спросил Морис.
– Тут оно! – горячо заверил его Шура. – Доброе утро, Морис!
– Доброе утро, Шура. Котлеты будешь?
– Ещё как буду! – обрадовался Наполеонов. – А что на гарнир?
– Спагетти.
– Пойдёт! Хочешь, я тебя расцелую?
– Нет, – испуганно ответил Морис и попятился.
– Ладно, не боись! Я вместо тебя усатого расцелую.
Дон, сидевший на подоконнике, тотчас спрыгнул на пол и выскользнул из кухни. Морис посмотрел ему вслед сочувствующим взглядом.
Шура, сделав вид, что ничего не заметил, сел за стол, уничтожив весь завтрак до последней крошки, сказал «спасибо» и отбыл в город.
Машина Наполеонова выехала на дорогу, ведущую в Старый город. Непонятно почему, но большинство бизнесменов предпочитали именно там размещать свои офисы. Хотя арендная плата в Старом городе была заоблачной.
Неожиданно машины, идущие впереди, стали сначала сбавлять скорость, а потом и вовсе останавливаться.
«Неужели я застряну в пробке? – сердито подумал следователь. – Только этого мне не хватало до полного счастья».
Он уже хотел было выбраться из салона, но вовремя сообразил, что изменить ничего в сложившейся ситуации не получится. Если бы рядом было метро. Но строительство метро в направлении Старого города только начато, и пользоваться им, по словам властей, можно будет только через три года. Наполеонову тотчас же пришла на ум пословица, что обещанного ждут три года. И он, достав книгу из бардачка, чтобы сберечь себе нервы, уткнулся в неё носом.
Но разговор с компаньоном Тавиденкова Кобылкиным у следователя всё-таки состоялся. Пробка рассосалась за полчаса, и счастливая вереница автомобилей ожила и продолжила движение.