Погружение
Шрифт:
— И, что из того?
— А то, что эти документы сфабрикованы!
— Кому это надо? И зачем?
— Да тем самым экспериментаторам с твоим мозгом. Они подкинули материальную зацепку для твоего сознания. Гениальный ход, надо признать… Вот только одно меня смущает.
— Говори.
— Ты лично встречался со своими посетителями в Клинике.
— И что с того?
— Это значит, что они продолжают развивать свой сценарий в твоей голове. Тебе не делали в последнее время каких-нибудь странных длительных процедур?
— Мне каждый день делают МРТ, это само по себе подозрительно. И да, это длится часами.
Герман долго обдумывал ситуацию и наконец, спросил:
— Значит, никто мне не заплатит за книгу? Какой жестокий обман! Как же они посмотрят мне в глаза, когда книга будет готова.
— Ну, знаешь! К тому времени либо шах помрёт, либо ишак сдохнет. Может, ты и книгу-то не сможешь написать.
— Как раз теперь-то я её точно напишу!
***
Вечером того же дня в кабинете профессора состоялся и другой разговор.
— Как там наш эксперимент?
— Прекрасно! Никаких отклонений от Плана. Сегодня Герман попросил бумагу и ручку. Заявил намерении написать роман о погружении к обломкам «Титаника». Уверяет, что у него есть и договор на книгу, и что задаток по гонорару уже получил.
— Чудесно, поздравляю Вас!
— Я хотела бы попросить, давайте разрешим ему для работы пользоваться ноутбуком. Пусть сразу печатает. И ему будет привычнее. И мне не придётся разбирать каракули.
— Вообще-то, наблюдение за почерком и стилем письма тоже могло бы Вам дать материал для исследований, — наставительно сказал Профессор, но заметив разочарование на лице доктора Риты, махнул рукой в знак согласия: — Ох уж эта молодёжь, вообще скоро писать от руки разучатся.
Глава 49 Воспоминания
Герману всё больше нравилась Эльза. Не так как обычно нравятся девушки молодым мужчинам, никакой химии, ну, почти никакой. Впрочем, если быть честным, химия очень даже была. Но он ощущал какой-то необъяснимый внутренний барьер, как будто она его сестра, как будто он её любил всегда, очень давно, ещё с детства. Ему нравилось с ней разговаривать, следить за её логикой. Увлекало их совместное расследование его истории.
Порой тревожило подозрение, уж как-то у них все идеально: «Не плод ли она моего воображения, как в своё время Искусственный интеллект? Ну, нет, — отбрасывал он сомнения: Она слишком настоящая!»
Он принялся мысленно создавать её портрет. Как бы он описал её в качестве героини своей книги? Невысокая, щуплая, с короткой мальчишеской причёской. В ней, вообще, было много пацанячьего. Движения, повадки, манера носить больничную одежду, привычка грызть ногти, хрипловатый голос.
— Хватит на меня пялиться! — отвлекла она его от писательских грёз: — Ты слышишь, я с тобой разговариваю?
— Извини, я задумался. Так о чём ты?
— Я спрашиваю, помнишь ли ты своё детство, родителей, дом в котором вырос? Можешь рассказать мне о своей жизни?
— Конечно, помню. Кстати! Вчера, да и сегодня утром, меня доктор Рита по несколько часов донимала разговорами о моём прошлом. Мне даже показалось, что это не было формальностью, как будто её искренне интересует моя жизнь.
— И что ты ей рассказал?
— Да всё. Какие секреты могут таиться в моих первых детских или подростковых воспоминаниях?
— Какой же ты наивный! Какое дело доктору Рите до твоего детства? Пойми, ты её интересуешь исключительно как пациент.
— Не усложняй, мы мило болтали, как добрые знакомые или просто воспитанные люди.
— Добрые знакомые могут рассказывать друг другу о своей жизни. Ну-ка, припомни, что она тебе рассказала о своей?
Герман смутился.
— Вот-вот. Она просто выведывала, что сохранилось в твоей памяти. Наверняка у неё есть записи аналогичных разговоров с тобой-Журналистом.
— Похоже я облажался.
— Ничуть. Всё нормально. Но тебе нужно и самому вспомнить всю свою жизнь, чтобы понять где произошла подмена Журналиста на Блогера.
— Не простая задача, промотать тридцать лет жизни.
— Доктор Рита начала с твоего детства. А ты начни с сегодняшнего дня и отматывай в обратном направлении. Начни с того как ты сюда попал.
— Как я оказался здесь я не помню. Но перед этим было глубоководное погружение, закончившееся аварией, а потом спасением. До этого я был блогером. Помню свой последний блог...
— А первый помнишь?
— Не-ет. Странно, вряд ли я мог бы забыть свой первый блог.
— А где ты учился, помнишь? Преподавателей, друзей, аудиторию? Какой-нибудь пустяк в мельчайших подробностях.
— Конечно. Хочешь, я расскажу тебе...
— Не надо. Потом. Может быть. Главное — мы выяснили, что вплоть до учёбы в университете ты-Журналист и ты-Блогер были одной личностью. И это просто здорово!
— Мне непонятен твой оптимизм.
— Ты очень интересный объект для исследования. До какой степени ты это прежний ты? Они стёрли в твоём сознании Журналиста, подменили его Блогером. Но все твои воспоминания, твой жизненный опыт, всё что было тобой «До», сохранилось. Вероятно, твоё воспитание, твоя личность, моральные принципы, остались неизменными. Скорее всего, не изменился и характер. А что стало с твоими профессиональными навыками? Не является ли твоя нынешняя тяга к писательству наследием Журналиста?
Внедрение.
«Мне только кажется, что я мучительно формирую свою новую личность из обрывков воспоминаний, ощущений, смутных видений. На самом же деле я всегда был, и теперь остаюсь самим собой. Просто не помню, как стал таким.
Много ли мы на самом деле помним? Например, помнишь ли ты о том, что делал в этот же самый день в позапрошлом году? Если это были рутинные события твоей жизни, то ничего. Конечно, при необходимости, покопавшись можно извлечь из памяти некоторые события. Но только по необходимости. И такое случается не часто.