Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами
Шрифт:
Текст сопровождают фотографии, больше всего похожие на кадры из рекламы медицинской клиники, а точнее – снимки начавшего актерскую карьеру чемпиона по серфингу, который пробуется на роль доктора Бёрка в мыльной опере. Может, его длинные белокурые волосы, как и тексты на сайте, – это продуманная ирония, а может, все на полном серьезе; поди пойми. Его сотрудники описывают его как «гения», «эдакого гения» и «кого-то вроде гения». Я бы не удивился, узнав, что он принадлежит к Церкви сайентологии.
Как написано в его же пресс-релизе: «Первый врач в Соединенных Штатах, официально посвятивший себя и изучению вейсалгии, как на медицинском языке принято называть похмелье… Медицина до сих пор не уделяла должного внимания вейсалгии, но пора остановить этот швах!»
Слово «вейсалгия» вошло в употребление у врачей недавно, и происходит оно от норвежского kveis, что означает «неловкость после невоздержанности». Но что меня поражает до глубины души, пока я лежу на пурпурной оттоманке с захлопнутыми наглухо глазами, так это слово «швах». Оно практически звукоподражательное. Забудь про похмелье, теперь это зовется швахом! Как ты себя чувствуешь? О-о-о-о, вот же меня швахнуло…
И тут в дверь постучали.
Доктор Бёрк оказался человеком ровно таким, как я себе представлял, и даже больше. У него идеально чистый халат цвета моей оттоманки, золотые локоны сложились в нимб, как у Хи-Мена [31] . У него диплом бакалавра по античной истории и искусству. Он выглядит серьезно, но при этом легок в общении, не хохмит, говорит без иронии, и лишь иногда в голосе слышны тихие нотки назидательности.
31
Герой мультсериала 1980-х, позднее адаптированного в фильм «Повелители вселенной» с Дольфом Лундгреном в главной роли.
Он устанавливает стойку для капельницы и произносит голосом, похожим на лед, тающий в стакане виргинского бурбона: «В прошлый раз вы, похоже, приняли значительную дозу алкоголя. – Из-за совершенной симметричности его приятного лица внимание рассеивается. – Если бы вы тогда выждали достаточное время и были с похмелья, а не в состоянии опьянения, думаю, все равно понадобились бы два пакета с раствором – а времени у нас, учитывая ваш плотный график, хватило только на один».
«Прошу прощения», – говорю я. И это не просто слова. Я прошу прощения за свои небритые щеки, налитые кровью глаза и непарные носки, за писательское телосложение, низкий зарплатный потенциал, недисциплинированность и вредные привычки, и особенно за асимметричность моей дурацкой покаянной физиономии.
– Как самочувствие? – спрашивает доктор Бёрк.
– Похмельное, – выпаливаю я, как будто выбрасываю белый флаг. Наверное, это и есть его чудодейственная терапия: исцеляет уже то, что находишься рядом с ним, исцеляет само общество доктора Бёрка – такого ухоженного, такого подтянутого, ведущего такой здоровый образ жизни. На контрасте ощущаешь всю глубину своего падения, и другого пути нет – только вверх.
– Сколько вы вчера выпили?
– Только половину от позавчерашнего, – отвечаю я, хотя не очень уверен в своей оценке.
Из своего чемодана на колесиках он достает два пакета с раствором и начинает вешать первый на стойку. Это все тот же коктейль Майерса. «Мы постараемся прокапать оба», – говорит он, прокалывая мою руку.
Содержимое пакета начинает поступать, и теперь Бёрк готовит кислородную маску.
Никакого осуждения в нем не видно, но я чувствую, что должен постоять за себя. «Едва ли я первый, кто прибегает к вашим услугам скорее еще пьяным, нежели с похмелья».
«Пожалуй, не первый», – говорит доктор Бёрк, прилаживая маску мне на лицо. И начинает неспешное повествование, растягивая на аристократический манер слова. Звонит пациент, в диком возбуждении, говорить толком уже не в состоянии. Друзья слишком много выпили и попали в обезьянник, а ему так плохо, что он не может их оттуда забрать.
«И представьте себе, тут мне в голову приходит одна мысль, – говорит доктор Бёрк, – всякое, думаю, случается, и спрашиваю его на всякий случай: „Сэр, вы сейчас за рулем?“»
Так оно и оказалось. Доктор, конечно, проследил, чтоб он доехал до ближайшей парковки, и уговорил его там поспать. «Позвоните, как проснетесь», – говорит он, и тот делает, как сказано. А потом его забирают и приводят в порядок.
«В два счета на ноги поставили, – говорит доктор Бёрк, – и никто не пострадал».
Не считая пьяной езды, история эта вроде не имеет ко мне никакого отношения. Нос примостился в маске, кислород поступает исправно, а я просто делаю свою работу – хотя по-хорошему сейчас самое время спросить, что же это за работа такая. Внештатный автор, который пьет и пишет о похмелье, – занятие как минимум сомнительное. И испытания нешуточные. Например:
Похмелье само по себе. Вне зависимости от цели, что бы ни происходило, трудно найти в себе силы и средства, чтобы выведывать, доискиваться и ставить под сомнение слова интервьюируемого на сколько-нибудь достойном уровне, когда ты так страдаешь с перепоя.
Кислородная маска. Интервью с похмелья – всегда тяжелая задача. Поддерживать интерес – это отдельное испытание, а пытаясь сконцентрироваться, чувствуешь себя так, будто проглотил муху; пластиковая маска на лице процесс отнюдь не облегчает.
Единственный и неповторимый похмельный доктор. Он – чудо из чудес: уверенный, уютный, симметричный, с безупречной кожей, весь такой правильный, что справедливо задаешься вопросом: а бывало ли у него когда-нибудь похмелье? Я стягиваю маску и спрашиваю.
– Я любил красное вино и ненавидел, – отвечает доктор Бёрк, почти сочинив по ходу хайку. – Я был президентом Общества любителей бордо Лас-Вегаса и каждое утро просыпался с головной болью… Вот тогда-то я и понял: нужно что-то делать.
С тех пор как вдохновленный бордо доктор Бёрк создал свой бизнес, индустрия похмелья расширилась, словно кровеносные сосуды в глазном яблоке пьяницы. Доктор связывает это с тремя ключевыми факторами влияния на американцев: экономическими страхами, одержимостью здоровьем и Голливудом. В данном случае «идеальный шторм» [32] сложился из двух исследований и одного фильма. В первом исследовании говорилось, что похмелье обходится экономике США в 150 миллиардов долларов в год. Авторы второго исследования сделали вывод, что травы и экстракты, особенно опунция, могут облегчить некоторые симптомы похмелья. А затем «Мальчишник в Вегасе» стал самой кассовой взрослой комедией всех времен. В течение года все лавки и магазины в Северной Америке наполнились маленькими бутылочками разнообразных снадобий от похмелья.
32
Выражение, обозначающее особенно свирепую бурю или, шире, тяжелую ситуацию, возникшую в результате сложения нескольких неблагоприятных факторов. Вошло в обиход после появления одноименной книги, в которой буре способствовали три равнозначных фактора.