Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами

Бишоп-Столл Шонесси

Догадываюсь, что скажет ее доктор.

В преподавательской комнате рядом с ксероксом Кен подшивает рассказики для своих студентов, в то время как я распечатываю научные статьи об алкоголе. Мы оба преподаем литературное мастерство в университете Торонто, и я считаю его своим другом.

«О, меня только что осенило, – замечает он. – Когда твоя книга выйдет, ты станешь тем самым парнем. Ты думал об этом?»

Я предпочитаю промолчать. Когда у меня заподозрили редкий вид гиперемии, я немного приутих и ушел в себя – так и живу, пока не приму первую за день рюмашку, которая теперь следует ближе к ночи. Так или иначе, Кен (который читает авторский курс «Рассказы, продиктованные самой жизнью») никогда не ждет ответных реплик.

«Представь только, мужики в баре, ну или где там, будут говорить: „Вон тот парень, у которого похмелья на целую книгу хватило“. И это будет в точку! В точку, чувак! Ты хоть думал об этом?»

Кен, да благословит господь его натренированное сердце, один из тех редких персонажей, что совмещают литературную деятельность с участием в спортивных соревнованиях. Однако в его теле гребца живет писательская встревоженность, отсюда и «шкурный интерес в том, чтобы я наконец закончил эту книгу».

Да думал я, думал. Однако зарабатывать на жизнь пером и в лучшие времена было делом рискованным. Теперь представьте, что по какой-то дурацкой причине вы взялись описывать самые что ни на есть неприглядные стороны нашей непростой жизни – трущобы, злачные места, подпольные игорные дома и наркопритоны, – так что поводов быть несколько не в себе у вас предостаточно. В итоге вы постоянно пребываете в растрепанных чувствах, пока однажды не обнаруживаете, что вы стали управляющим в ночном клубе и у вас произошла некая генетическая мутация.

– Кстати, – говорит Кен, – ты все еще заправляешь этим клубом?

– Да, – говорю, – иду туда сразу после занятий.

– Ну ты мощный чувак вообще, – резюмирует Кен.

Изначально затея с клубом преследовала три цели: расквитаться с долгами, провести полевые исследования и… да, чего уж там – обзавестись собственным клубом. Но быть одновременно писателем, учителем, управляющим клуба и отцом-одиночкой трехлетнего ребенка становится уже невмоготу. Полнедели я в шесть утра ложусь, а вторую половину – просыпаюсь. И как бы я ни изворачивался, одна ночь полноценного сна выпадает. Лора начинает терять терпение, а мать ребенка со мной почти не разговаривает.

О похмелье я пишу в основном по ночам, чаще всего в офисном помещении клуба, а читаю – днем, когда от похмелья сил писать совсем нет.

Сегодня я просматривал научные статьи о похмелье. Их совсем не много, и, похоже, что все они начинаются со слов о том, как же их немного. Вот, например, цитата из отчета под названием «Развитие и первичная апробация шкалы симптомов похмелья»:

Несмотря на распространенность похмельного синдрома, в систематическом изучении алкоголя ему уделяется крайне мало внимания. Виной тому, возможно, еще и отсутствие стандартного способа измерения его симптомов, с помощью которого можно было бы упорядочить физиологические и субъективные эффекты, проявляющиеся на следующий день после приема алкоголя. В настоящем исследовании мы разработали и оценили новую шкалу – шкалу симптомов похмелья (ШСП), – которая в перспективе поможет исправить эту ситуацию.

Эта шкала была разработана по итогам годового наблюдения за 1230 пьющими студентами, в ходе которого велся учет всех их похмельных симптомов и ощущений. Благодаря этому исследователям удалось получить «достаточно достоверный набор прилагательных, описывающих самые распространенные проявления похмельного синдрома». Хотя мне кажется, что они имели в виду все-таки существительные, потому что список этот состоит из следующих слов: жажда, усталость, головная боль, снижение концентрации внимания, тошнота, слабость, чувствительность к свету и звуку, обильное потоотделение, проблемы со сном, рвота, тревожность, тремор и подавленность. В среднем участники исследования сообщили о пяти из тринадцати симптомов за двенадцать месяцев наблюдения. У меня же все тринадцать были за последние двенадцать дней. А красного лица и сыпи даже нет в списке.

ШСП была разработана для ретроспективного изучения случаев похмелья, а вот шкала тяжести похмелья (ШТП) создавалась, чтобы мы могли оценить масштаб проблемы, когда она еще не прошла. Для этого измеряются следующие двенадцать симптомов: «слабость, неуклюжесть, головокружение, апатия, потоотделение, дрожь, спутанность сознания, боль в желудке, тошнота, проблемы с концентрацией, учащенное сердцебиение и жажда».

Об этой шкале я узнал только сегодня, но освоить ее оказалось несложно. Нужно просто оценить каждый симптом в баллах от одного до десяти, а потом все сложить – это и будет ваш результат. Сейчас, например, пока я стою у ксерокса и болтаю с Кеном, у меня выходит 46 баллов из возможных 120 по ШТП. Однако этот метод не учитывает, что, выпей я прямо сейчас, моя голова тут же начала бы гореть, а руки покрылись бы сыпью и стали бы жутко зудеть.

Я так и вижу этих ребят в воображаемом баре Кена: «Вон тот мужик – это он написал книгу про похмелье». И при этом они указывают не на загорелого плечистого викинга-еврея ирландских кровей, коим я всегда себя представлял, а на краснолицего пьяницу, дрожащего в углу со своим безалкогольным пивом. Вон тот мужик.

– Это мощно, чувак, – вновь вздыхает Кен, орудуя степлером.

Нужно что-то менять.

«Пусть правит умеренность!»

Этот необычный лозунг – намеренно ироничный по форме и все же пронзительно искренний по содержанию – впервые предложил поэт Гораций на фоне процветавшего в Риме разврата. В те времена его слова так и не проникли в сознание оглушенных хмелем римлян, тогда как в наши дни умеренность, похоже, стала единственной добродетелью, признаваемой повсюду и всеми.

Негласные уставы нового мира не столько предписывают нам, что можно, а что нельзя, сколько говорят о необходимом балансе во всем, что мы делаем. Умеренность превыше всего – вот новое золотое правило здоровья, и с этой логикой трудно поспорить. Вы пристрастились к метамфетамину/скотоложству/сетевому маркетингу? Ну и что такого? О вкусах не спорят, главное, чтоб всё в меру!

Сейчас чуть не каждый школьник знает: то, что может завтра нас убить, сегодня принесет пользу, и наоборот. Скажем, недавние исследования показали, что умеренное потребление шипучек снижает вероятность заполучить Альцгеймер, тиннитус или депрессию. И, конечно же, вся эта нелепая идея вовремя остановиться пошла от алкоголя, который по своей природе и так загадочно амбивалентен, да еще и обладает трансцендентным осадком.

В 1920 году алкоголь, который на протяжении тысячелетий был самым распространенным компонентом лекарственных средств и терапевтических методов, исключили из фармакопеи Соединенных Штатов в рамках беспощадного и опасного эксперимента, известного как «сухой закон». Затем так же внезапно начали появляться статьи о чудодейственно полезных свойствах выпивки.

Список заболеваний, при которых рекомендуется регулярное, но умеренное потребление вина, растет с каждым днем. На сегодня он уже включает сердечно-сосудистые и простудные заболевания, катаракту, макулодистрофию сетчатки, ревматоидный артрит, болезнь Альцгеймера, деменцию, диабет, жировой гепатоз, ишемический инсульт, не говоря уже о классике: несварении, бессоннице, старении. На всевозможных околонаучных сайтах пишут, что употребление текилы – умеренное, разумеется, – помогает в лечении и профилактике остеопороза, диабета второго типа, деменции и ожирения. Кроме того, текила является одновременно пробиотиком и пребиотиком. Пиво же, согласно последним исследованиям, благотворно влияет на функцию почек, уровень холестерина, плотность костной ткани и служит источником всех необходимых витаминов.