Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами
Шрифт:
Этот заплыв – не только один из старейших в мире, но и один из самых массовых. И если мы и будем в нем участвовать, то только с Васко, которого я знаю с восьми лет. Вообще-то его зовут Майк, но это не имеет значения. Он – Васко. И хотя Васко – голубоглазый блондин с прекрасно поставленной речью, люди почему-то всегда принимают нас за братьев. Мы выпиваем с ним уже 986-й раз… ну или около того.
Ник, настоящий брат Майка, живет в центре. Здание, где расположена его квартира, – одно из самых старых в городе, к тому же оно ближе всего к месту заплыва моржей. Опохмел у него в гостях до и после заплыва – часть новогодней традиции Ванкувера. Для Лоры все это в новинку,
Для Лоры это обычное дело. Она готова весь вечер нянчить один бокал пино гриджио, пока его не отнимут от ее груди. Судя по всему, и Васко усмирил свои алкогольные привычки с тех пор, как стал отцом, отпраздновал сорокалетие и получил должность капитана небольшого парома (работа, которая, по его заверению, с похмельем просто не совместима). Теперь он пьет только пиво, и гораздо медленнее, чем раньше. Так что кроме меня к шампанскому никто не притронулся, хотя и меня оно забирает не как обычно – и все из-за этой дурацкой затеи с водой.
Есть довольно унылая гипотеза, согласно которой, если хочешь выпивать осознанно и избежать похмелья, нужно пить стакан воды на каждую порцию алкоголя. На такое я обычно говорил «ну да, ну да», но затем только делал вид, что последовал совету, и, как оказалось, не напрасно: пить обычную воду в том же режиме, что и настоящую выпивку, – определенно тоска. Но сегодня я обязал себя следовать этому принципу – ради здоровья, ясности ума и своего исследования.
Представление о том, что пить воду полезно, – идея сравнительно современная. В «Выпивке», сколь незаменимом, столь и всестороннем описании социальной истории алкоголя, Иэн Гейтли пишет о наших древних предках: «Про пьющих воду говорили, что им не хватает энергии, мало того – они источают нездоровый запах. Гегесандр Дельфийский отмечал, что, когда два небезызвестных водохлеба, Анхимол и Мосх [51] , заходили в термы, остальные их тотчас покидали».
51
Два софиста из Элиды, питавшиеся водой и смоквами.
И у этих «остальных» был резон! На протяжении тысячелетий вода оставалась неиссякаемым источником заразы, смертей и эпидемий. Вода отравляла, калечила и топила. Да и сейчас пить воду – прямая дорога в могилу: интернет пестрит сообщениями о том, как лишний стакан может стать последним для ваших почек.
Доктор Внук Фрейда ухватил суть моей нынешней ситуации за самое горлышко: «Любые попытки удержать себя в рамках разумного, чтобы избежать похмелья, приводят лишь к глубокой депрессии… Совет „запивай водой“ раздражает едва ли не больше, чем фраза „я же говорил…“»
«Тьфу…» – плююсь я, выпив очередной стакан воды. Васко и Лора увлечены беседой о политике и не обращают внимания на ход моего глупого эксперимента. Я не могу сосредоточиться на их разговоре. Я немного поплыл, но по-прежнему трезвый, меня клонит в сон и тянет отлить. Мешать алкоголь с водой в равной пропорции, может, и полезно, но это идет вразрез с самой идеей: ведь люди выпивают, чтобы получить удовольствие или по крайней мере почувствовать себя лучше. Лично я почувствовал себя беспокойным, раздувшимся и занятым какой-то фигней. Когда я вернулся из туалета, Васко уже раскуривал косяк.
Я хоть и вырос в британской Колумбии, с местной забористой марихуаной так и не освоился. Стоит сделать больше затяжки, и, подобно герою устрашающей социальной рекламы пятидесятых, я уже пытаюсь снять штаны через голову, сигануть в ближайшее окно и угодить в лужу беспомощной паранойи. Травка – это не мое. Однако за несколько лет жизни в Онтарио что-то изменилось – я могу курить траву и не сходить с ума. На самом деле пара затяжек перед сном может даже смягчить похмелье. Сейчас же мне просто уныло – я слишком трезвый и слишком неповоротливый, – поэтому я присоединяюсь и затягиваюсь разок, потом другой…
Васко (эксперт в вопросах дури) и Лора (к траве даже не притрагивается) переключились с политики на искусство, а я пытаюсь нащупать почву под ногами. Когда мне это удается, я не могу разобрать, сижу я или стою. Кажется, я парю в воздухе, сперва в углу комнаты, потом между моими дорогими друзьями, а их слова отскакивают от моей головы. Я пробую что-то сказать, но не понимаю, говорю ли я вслух или про себя. Я даже не уверен, что это за слова. Я пытаюсь спросить: «Что я только что сказал?» – но не знаю, удалось ли мне это озвучить. Я не способен прочесть их ответ по губам или разобрать по выражению лиц. Я наблюдаю, но их как будто ничего не беспокоит. Я делаю вывод, что все еще сижу, молчу и выгляжу вовлеченным. Мое сердце скачет. Я вспотел, руки трясутся. Я как стеклышко, точнее, как аквариум, из которого мне не выбраться. Вдруг врубается телевизор, и начинается новогодний отсчет: «Десять… девять… восемь…»
Я лихорадочно пытаюсь подвести итоги года. Выходит следующее: я пил, предлагал статьи про выпивку в разные издания, писал, мучился похмельем, предлагал статьи про похмелье, торчал в клубе, пытался не пить, писал про то, как пытаюсь не пить, снова мучился похмельем…
«Семь… шесть… пять…»
Я думаю о предстоящем годе: мутный поток трезвых дней. Меня опухшего и с сыпью по всему телу затягивает на дно, а я все барахтаюсь, торгуюсь с собой, с врачами, с редакторами…
«Четыре… Три… Два…»
Я бью себя по щеке. Звонкий шлепок раздается в тот же момент, когда на счет «ОДИН!» падает дискошар [52] , поэтому Васко и Лора ничего не замечают. Пока они радостно вскидывают руки, я спешу открыть очередную бутылку шампанского. Это я умею делать в любом состоянии. Я срываю с горлышка фольгу и понимаю: мое общее самочувствие, самолечение алкоголем, дурацкий помысел педантично пить воду, а теперь еще и паранойя от слишком забористой травы – все это привело меня к похмелью, хотя я даже не напился. Ситуация – полная противоположность тому, что произошло в Вегасе, но почти такая же глупая. Я – худший исследователь похмелья в мире.
52
Шар времени, который падает под новогодний бой часов на площади Таймс-сквер в Нью-Йорке.
Пробка выскакивает, и пенное шампанское льется из бутылки. Лора смеется. «К черту воду!» – думаю я и, глотая игристый напиток, целую Лору и сгребаю в объятия Васко.
– Простите меня, – выпаливаю я.
– За что? – спрашивает Васко.
– За попытку пить ответственно. Этого больше не повторится.
– И это – твое новогоднее обещание? – уточняет Лора.
За прошедший год я понял одно (а мое исследование на большее и не претендует): даже простецкое похмелье не так уж и просто спланировать. Природа пьянства такова, что контролируемые эксперименты очень быстро выходят из-под контроля. Вы можете все просчитать – но затем с каждым бокалом планы расстраиваются, и порой до слез. Не случайно по-итальянски «винная бутылка» звучит как «фиаско». Делать поправку на хаос – вот чему предстоит научиться даже самым дотошным специалистам по алкогольным исследованиям.