Похождения Вани Житного, или Волшебный мел
Шрифт:
Ваня опустил голову — он и сам это прекрасно понял вчера.
— Да и… с Василисой Гордеевной — нашла у них коса на камень.
Шишок скинул промокшие кеды, и так, босиком, побежал мохнатыми лапами по снежной целине, оставляя странные, то ли человечьи, то ли звериные следы. Перкун за ним — и следы у него были обычные, птичьи… Ваня вприскочку побежал следом — за ним оставались следы больничных ботинок.
— Ох, хозяин, хорошо! — заорал Шишок, цапнул снегу, затолкал в рот, проглотил и облизнулся. А потом состряпал знатный снежок — и запустил им в мальчика, прямо в лоб ведь угодил!
— Ах, ты так! — крикнул Ваня, слепил ответный снежок — кинул в Шишка, а попал петуху в клюв. Насадился снежок на острие — не даёт Перкуну клюва открыть. Вот ведь угораздило! Перкун с трудом разлепил клюв, снежок сожрал, закудахтал — и корявым снежком в Ваню. А Шишок — опять в петуха, а тот — в Шишка, а Ваня — куда попало. Запуляли друг друга снегом-то! Потом повалились в придорожный сугроб — и кучу малу устроили. А до Буранова-то идти ещё и идти…
Встали и пошли. И опять замела метелица, завьюжило, запружило…
— Шишок, уж не лешаки ли опять балуют? — спрашивает Ваня и с надеждой говорит: — Может, снова Березайку повстречаем?
— Какие тебе лешаки! Они уж в сон провалились… И Березай тоже, спит под боком у Додолы, десятый сон досматривает. Нас, может, и видит… Я-то, когда в подполе сижу, тоже, по правде говоря, сплю уж в это время… Снежок выпал — всё! Давно снега-то не нюхал — с самой войны… Ох, хорошо! — Шишок потянул носом заснеженный воздух.
А вьюжливый снег глаза залепляет, засыпает путников, заметуха с ног пытается сбить. Буран…
— Мёрзлой роже — да метель в глаза! — кричит Шишок и показывает какую-то тропу, уводящую прочь от дороги, нам, дескать, туда. И внутри леса, в серёдке, вроде потише стало. Хотя теперь деревья стряхивали на головы да за шиворот снежные излишки. И сквозь волнистые сугробы тяжеловато было пробиваться.
Вдруг среди елей в завьюженном воздухе мелькнул далёкий огонёк.
— Неужто дом?! — воскликнул Шишок и бегом побежал, да упал. Вскочил и, заплетаясь мохнатыми лапами в снегу, опять вперед! Ваня — за ним. А Перкун поднялся в воздух и через головы мальчика и Шишка — к желанному огоньку.
И первым ворвался на поляну, где под косо летящим снегом горел громадный костёр. А у костра — никого. Ваня с Шишком одновременно выбежали на простор. Шишок сделал знак рукой, дескать, погодите–ко! Стал принюхиваться да приглядываться. Но в снежной закрути разве что углядишь–унюхаешь?! Пооборачивались ещё — нет никого, а костёр горит… Что за дела?! Пожали плечами и, делать нечего, пошли к большому огню, стали покрасневшие руки греть да озябшие бока языкам пламени подставлять — нехай лижет.
И вот метель куда-то в сторону ушла, снежок стал падать по нитке, да всё реже–реже… И уже обозначился лес вокруг поляны… И вдруг Ваня услышал какой-то странный звук: фр–р–р… Что это? Шишок тоже насторожился. И опять: фр–р–р… И вдруг видит Ваня, какая-то фигура вышла из белого леса и к костру идёт… Странная фигура, кроплённая снегом… Да это мальчик ведёт белую лошадь под уздцы! Одет мальчик вовсе не по сезону, совсем как-то по–летнему…
Это… да это, с ужасом узнал Ваня, — Соловейко! Вскочил на ноги! И Шишок вскочил! Перкун нахохлился. И увидели они, что ещё две фигуры вышли из леса и с разных сторон подходят к костру. Большак и Алёнка… И тоже совсем не по–зимнему одеты, совсем так же, как в последний раз, когда он их видел. Братья–разбойники! Ваня зажмурился и открыл глаза: ничего, теперь-то он не один…
Соловейко подошёл к костру первым, а на троицу и не глядит, вроде не замечает. Присел на корточки и принялся лошади ноги связывать — треножить, чтоб не ушла. А Лыска от снега отфыркивается: фр–р–р. Поднялся в рост — и поглядел насмешливо на Ваню, а в руке сдвоенная верёвка… Большак, подойдя к костру, с ходу стал говорить:
— Мы за так никого к своему огню не пускаем… Придётся платить за чужое тепло… Гости незваные, гости нежданные…
Шишок почему-то не отвечал. Ваня глянул на него — и увидел в его лице немой вопрос, как будто Шишок не знал, что говорить и что делать… Да уж не боится ли он? Такого с домовиком сроду не бывало. Кто же эти разбойники?!
Алёнка, подойдя к ним, ни слова не говоря и ни на кого не глядя, подставила огню измёрзшие руки. Ваня глянул: ноги у неё теперь были не босые, но, как у Большака же, в разнопарой обуви. Левая нога — в суконной боте, правая — в балетной туфельке. Ваня невольно перевел взгляд на Соловейкины ноги, этот был обут так: одна нога — в детской калоше, другая — в мужском башмаке. Алёнка свою правую ногу без чулка и в туфельке с оборванными завязками чуть не в огонь совала. Вся она, в своей летней линялой юбке и сатиновой кофте с горохами, дрожмя дрожала. А Соловейко в латаной-перелатаной рубахе из мешковины — хоть бы хны. Ваня тут вспомнил, что на нём надета сменная Соловейкина рубашка — наверное, их всего-то у него было две, и Алёнка вторую ему, Ване, отдала. Но рубаху он снимать не стал, а снял пальтишко — и накинул Алёнке на плечи. Она поглядела мимо него благодарно, и синие губы прошептали: «Спасибо, Иванушка».
— Иванушка! — закричал тут Соловейко, чуть не плача. — Опять! — сдёрнул с неё пальто, кинул в снег, подбежал сзади и в мгновение ока набросил удавку ему на шею. Ваня только глаза выпучил. Но он нисколько не боялся, думал, Шишок сейчас живо разделается с мальчишкой, но дело обернулось по-другому…
Шишок, видать, никак не ждал нападения. Или, может, противник, на сей раз, попался равный?.. Прошла, по ощущению Вани, вечность — а удавка по–прежнему сдавливала шею, так что уж невмочь стало… Большак стоял за Ваниной спиной, рядом с Соловейкой, и крепко держал его вывернутые назад руки, и Алёнка, через силу оторвавшись от огня, тоже ушла за его спину. Перед глазами были Шишок с Перкуном, они, набычившись, стояли плечом к крылу. А позади них попрыгивала по колено в снегу стреноженная лошадь. Ваня услышал, как Шишок шепнул петуху: «Хоть бы ты закукарекал!», а тот просипел: «Не время сейчас…». Разбойники, конечно, тоже услышали, потому что Большак захохотал.
— Ладно. Это, как я понимаю, и есть плата за чужое тепло… — сказал Шишок и кивнул на Ваню.
— Правильно понимаешь, — кивнул Большак.
— А может, как-нибудь по–другому столкуемся? У вас, я вижу, с одежонкой туго, а у меня тулупчик волчий… Тёплый, не замёрзнете… Будете по очереди греться… Чем не плата, а? Да вот ещё пара кед в придачу, как раз мальчишке вашему… — протянул связанные шнурками кеды.
— Не пойдёт, — усмехнулся Большак. — У нас с этим парнем свои счёты, и давние… Идите своей дорогой, вас мы не тронем, вы нам без надобности…