Похождения Вани Житного, или Волшебный мел
Шрифт:
— Стоит рассоха [85] , на рассохе бебень, на бебене махало, на махале зевало, на зевале чихало, на чихале мигало, на мигале остров, в острову звери.
У Вани волосы на голове встали дыбом: вот это загадка! Ни за что им не отгадать! А это значит…
Перкун попросил повторить ещё раз, только помедленнее. Большак, хоть Соловейко его дёргал, дескать, ещё чего, не надо повторять, проговорил загадку повторно. Но яснее от этого она не стала.
Стали совещаться, сдвинув головы. Ваня, хлопнув себя по лбу, зашептал:
85
Рассоха– раздвоенный конец чего-либо (пример соха; ветви деревьев; рога; два притока, две речки, которые сливаются под острым углом). [Ред.]
— Гаишник! Гаишник в фуражке, в бебене! Выше — и палкой нарушителям машет, остановитесь, дескать. А рядом — машина гаишная мигает. Потом нарушителей в машину посадили — это они в острову звери.
— Не–ет, — качает головой Шишок. — Что-то тут не то. Не думаю я, чтоб они хоть одного гаишника когда-нибудь видели.
Соловейко только руки потирал, хлопал Большака по плечу, дескать, молодец, брат, загадал так загадал!
— А что тогда? — вскочил Ваня, разведя руки в стороны. И Перкун, поглядев на него, громко сказал:
— Человек!
— Чего? — не понял Ваня.
— Отгадка: человек! — повторил Перкун и показал на замигавшего Ваню, а тот ещё и чихнул.
— Верно, — вздохнул Большак и посмотрел на него. — Человечишко…
Соловейко опустил голову: эх!
— Ну, махало, зевало, чихало, мигало — это понятно, — сказал, довольный, Ваня. — Голова с волосами — остров, а какие звери-то, а, Перо? Мысли, что ли?
Шишок потряс тут башкой, из которой посыпались насекомые, — и со зверями всё стало ясно. Все поглядели на петуха, тот покудахтал, чтоб прочистить горло, и с важностью произнёс:
— Дважды родится, ни разу не крестится, а чёрт его боится!
Соловейко вскочил тут со своего места:
— Неправильная загадка! Никто не может два раза родиться!.. Не бывает такого!.. Ни разу не родится — это понятно… И не крестится — ясно… А вначале неправильно! Неправильная загадка!
— Погоди, Соловейко! — одёрнула его Алёнка. — Дай подумать!
Навяки долго совещались, никак не могли отгадку найти, Ваня уже тоже мысленно руки потирал, как Соловейко-то. А Перкун раздулся, ровно шар, и поглядывал свысока:
— Вот какие загадки надо загадывать! А вы!
— Тебе кукарекать не пора? — шёпотом спросил тут Шишок, но был услышан. Алёнка захлопала в ладоши и закричала:
— А я знаю! А я знаю! — и ткнула пальцем в петуха. — Это — ты! Вначале рождается яйцо, а вы внутри, второй раз — цыплёнок из яйца вылупляется. Как закукарекаете — вся ночная нечисть и пропадёт!
Перкун кивнул и ещё больше надулся, дескать, я сам живая отгадка и есть!
Шишок вздохнул и сказал:
— Что ж, значит, по второму кругу идём… Соловейко — твоя очередь…
Соловейко, закусив губу и пощёлкивая в воздухе вервием, сквозь огонь смотрел на Ваню, потом загадал:
— Живёт без тела, говорит без языка, плачет без души, смеётся без радости, никто его не видит, а всяк слышит.
«Радио», — прошептал Ваня, едва Соловейко закончил говорить, и усиленно закивал, дескать, так оно и есть. Шишок покачал головой и потихоньку указал на сидящих по ту сторону костра: «Может, про себя загадали?..» — «Мы же их видим, — удивился Перкун. — Вон сидят…» — «Да даётся мне, не всегда их видать», — не сдавался Шишок. — «Как это не всегда?» — удивился и Ваня. А пока они совещались, Алёнка в лес ушла за валежником и оттуда крикнула:
— Эй, Больша–ак, хватит, нет это–о–го–о? — и показала несколько сучьев.
— Хватит, — закричал Большак. — Возвращайся давай, придумала тоже, вечно она…
— Хорошо–о–о, — откликнулась Алёнка. И Ваня вдруг понял…
— Эхо! — закричал он. — Это эхо!
Соловейко до крови закусил губу и принялся терзать свою верёвку — то на запястье её намотает, то пальцы себе перевьёт, так что посинеют, то по снегу хлестнёт.
Шишок загадал короткую загадку:
— Живой мёртвого бьёт, мёртвый благим матом орёт.
Соловейко послал ему взгляд исподлобья и, кивнув на совещавшихся брата с сестрой, сказал:
— Пока они отгадывают, давай на кулачках — кто кого, а?
— А что ж! — сказал Шишок, поднимаясь и снимая с себя балалайку, но Большак одёрнул брата:
— Не задирайся!
Соловейко сунул свою голову к двум соединившимся, но время от времени оглядывался на Шишка — за что-то он на домовика сильно озлился. Тут головы расгакнулись — девушка с радостной улыбкой сказала:
— Это — колокол! — и объяснила всем, хотя Ваня чувствовал, что специально для него она говорит: — Я один раз заплутала в лесу, к деревне на звон вышла и слышала, как в колокол бьют, а он гудит… Далёко было слышно. Красиво…
— Красиво?! Как тебя в клочки-то не разорвало… — пробубнил себе под нос Большак. А Соловейко заорал:
— Навка [86] , перестань ты с ним разговаривать!
И все замерли.
— Я не навка, — тихо сказала девушка, пытаясь дрожащими руками на ощупь завязать драную шнуровку на балетной туфельке. — Я — Алёнушка, меня так зовут.
— И кто ж тебя так зовёт? — засмеялся Соловейко. — Что-то я ни разу не слыхал, чтоб тебя звали…
— Он, — показала пальцем на Ваню, — правда, Иванушка?
86
Навка– по языческим поверьям русских, души девушек, умерших до брака или во время русальной недели, пребывают на земле в течение русальной недели и возвращаются по ее завершении на «тот свет». [Ред.]
И Ваня понял, чего она хочет, он ведь так ни разу и не назвал её сегодня по имени.
— Конечно, Алёнушка! — сказал мальчик. И лицо её просияло.
— Ты навка, навка, навка! — закричал Соловейко. — У тебя нет имени.
— У тебя же есть…
— Разве это имя? Это — так, кликуха, между собой… Имя…
— Ваша очередь загадывать, — нетерпеливо просипел Перкун. — Не пойму, чего вы завелись… Сколько на свете птиц, а редко у какой есть имя — и ничего… Никто не печалится. Навка, Алёнушка — какая разница. Давай загадку загадывай, Алёнушка…