Поиграй со мной
Шрифт:
— Прости, Гаррет. Это звучит так сложно. Жаль, что я не могу обнять тебя.
— Так оно и есть. В конце концов, это было к лучшему. Это был толчок, в котором он нуждался, чтобы обратиться за помощью, и он получил ее. Он вложил в это все силы и с тех пор не притрагивался к алкоголю. Я горжусь им.
— Ты хороший сын.
— Когда ты сказала мне, что не пьешь, мне понадобилось какое-то время смириться с этим. Может, я принял неправильное решение, начав пить после всего того, через что прошел мой отец, после всего, через что он заставил пройти меня и маму. Должен ли я был избегать
Я буквально вижу, как крутятся колесики в голове Дженни, когда она обдумывает мои слова.
— Думаешь, решив не пить, я позволяю смерти моего отца управлять моей жизнью?
— Я вовсе так не думаю, Дженни. Думаю, ты видела, какое разрушительное воздействие алкоголь может оказать на семью, и решила, что не хочешь иметь с этим ничего общего. Мы справляемся с этим по-разному, и никто из нас не ошибается.
— Я рада, что ты не позволяешь прошлому твоего отца влиять на тебя.
— Иногда мне кажется, что позволяю. Не сильно, но слегка. Когда он выпивал, он говорил много такого, чего не имел в виду, а может, и имел. Тем не менее, он говорил много обидного, так что в конце концов я понял, что безопаснее держать рот на замке. Если я буду молчать, у меня будет меньше шансов услышать его слова. Иногда мне все еще трудно высказываться, будто я беспокоюсь, что кому-то может не понравиться то, что я хочу сказать.
Чувство вины скривило губы Дженни.
— Мне жаль, что я заставила тебя почувствовать, что ты не мог говорить со мной свободно раньше.
Я мотаю головой, тихо посмеиваясь.
— Я ценю извинения, но в них нет необходимости. Конечно, ты меня запугивала, и из-за этого мне было трудно разговаривать с тобой. Но это потому, что ты была чертовски сексуальна, говорила то, что думала, и я хотел тебя, но знал, что никогда не смогу заполучить. Был велик шанс, что все, что я скажу, выведет из себя, либо тебя, либо твоего брата.
Она расплывается в улыбке, у нее появляются ямочки на щеках. Она очаровательна.
— Я бы никогда не стала динамить твой член. Я люблю твой член.
— Ты бы полюбила его еще больше, если бы пустила в свой Диснейленд.
Дженни смеется, но слегка напряженно, знак, что она немного закрывается. Она опускает взгляд, и мы замолкаем. Не знаю, когда, черт возьми, я научусь держать рот на замке, и начну сначала думать, и лишь потом говорить. Иронично, учитывая наш только что состоявшийся разговор. Но теперь, когда я лучше узнал Дженни, я чувствую себя свободным в своих мыслях. Я не чувствую, что мне нужно так уж сильно скрывать их от нее, потому что знаю, что она ценит мою честность.
В моих словах не было умысла, но возможно для Дженни это прозвучало иначе.
— Эй, прости. Я не пытаюсь подтолкнуть тебя к сексу со мной, хотя я понимаю, что это звучит именно таким образом. Я уважаю твое решение и больше не буду поднимать эту тему.
Дженни кивает, рисуя какой-то узор на своем покрывале.
— Но ты можешь поговорить со мной. Знай это.
Она поднимает голову, ее голубые глаза внимательны.
— Поговорить с тобой о чем?
— О том,
Ее взгляд затуманивается и темнеет.
— Картер тебе рассказал?
— Нет, Дженни. Картер мне ничего не рассказывал.
Жаль, что я не рядом, чтобы поговорить с ней об этом лично. Ее первый инстинкт — убежать, а мой — обнять. Все, что я хочу сделать, это заключить ее в свои объятия и пообещать ей, что у всего случившегося есть другая сторона, финал, в котором она сможет пережить это и перестать позволять этому так влиять на ее жизнь.
— Ты замыкаешься каждый раз, когда мы заговариваем о старшей школе, бывших или сексе. Вот откуда я знаю. И я хочу, чтобы ты знала, что, если ты когда-нибудь захочешь поделиться этим, я сохраню это в тайне. — Я защищу тебя.
Она теребит свое одеяло, облизывает губы.
— Как ты думаешь, мы были бы друзьями без Картера? Подсел бы ты ко мне в кафе?
— Думаю, нас связывает нечто большее, чем твой брат. С ним или без него, я бы без колебаний впустил тебя в свою жизнь и держал там.
Есть что-то такое душераздирающее в искре жизни, которую эти простые слова зажигают в ее глазах, в том, как она сдерживает дрожащую улыбку, которая хочет вырваться на свободу, будто она никогда не чувствовала себя такой желанной и не знает, что делать с этим чувством. От этого мне хочется посвятить остаток своей жизни тому, чтобы она больше никогда не забыла это чувство.
— Я бы хотела рассказать тебе однажды, но я не готова. — Глаза Дженни ищут мои, умоляя подождать. — Это нормально?
— Когда ты будешь готова, Дженни, я буду рядом.
Благодарность, сияющая в ее улыбке, сбивает меня с толку. Похоже, все, что ей было нужно все это время, — это чтобы кто-нибудь дал ей шанс подружиться, построить значимые отношения, дать время, чтобы она почувствовала себя непринужденно, открылась и стала самой собой. Я счастлив и для меня большая честь оказаться этим человеком, но мне грустно, что она провела годы без этого. Я хочу, чтобы она чувствовала себя в безопасности, оставаясь со мной самой собой.
Но у меня есть еще один вопрос, который тяжелым облаком нависает надо мной.
— Дженни? Я просто должен узнать одно. — Когда она кивает, я спрашиваю: — Он причинил тебе боль?
Ее рука тянется к косе, когда она опускает взгляд.
— Не физически, нет.
— Пожалуйста, не отмахивайся от того, что произошло, лишь потому что он не оставлял синяков на твоем теле. Синяки, которых ты не видишь, могут причинить такую же боль, как и те, что видимы.
Ее глаза осторожно поднимаются на мои, в их уголках слезы.
— Мне больно не так сильно, когда я с тобой, — шепчет она. — Спасибо тебе за то, что ты мой друг, Гаррет. Думаю, ты действительно был мне нужен.
Тяжесть спадает, когда Дженни расспрашивает меня о моих сестрах, о том, чем мы занимались. Она смеется и улыбается, и я наслаждаюсь каждой из улыбок, которыми она меня одаривает, пока сижу здесь и думаю об этом гребаном слове на букву «Д», о ярлыке, который я поторопился на нас навесить.
Друзья.
О чем, черт возьми, я думал?