Поиски счастья
Шрифт:
Север есть север: два-три месяца лета, и опять темные ночи. Гуси и журавли улетели. Оленеводы откочевывают на зимние пастбища. Блекнет, стихает тундра.
Близость зимы чувствуется и в студеных ветрах — они все чаще прорываются из полярного бассейна, — и в порыжевшей тундре, и в блеске ледяных чешуек во впадинах между кочками, где лишь накануне сочилась вода. И хотя еще бойко журчат ручьи, но и им недолго осталось веселить тундру: вот-вот в одну уже близкую ночь мороз прижмет их ко дну русла, остановит, и ледяные щупальца цепко обхватят землю… И тогда начнется зима — выпадет снег, завоют свирепые вьюги, все смешают, закрутят, заморозят.
«О да, скоро опять зима», — вздохнул, покачав головой, несуразно большой человек с лицом, заросшим рыжей щетиной.
По-бычьи наклонив голову, он идет подмерзающей тундрой. Под ногами похрустывают льдинки. Локти его на винчестере, который висит на ремне, перекинутом через шею; за спиной дорожный мешок, лопата, закопченное ведро, кирка. Он шагает ровно, но во всем его облике угадывается страшная усталость. Около полутора тысяч миль прошел он за этот год: шел весной и летом, осенью и зимой.
В его одежде нет ни одной хлопчатобумажной или шерстяной нитки; вся она из шкур, как у чукчей.
Встречая людей, говорит он тоже по-чукотски, ибо кто же здесь может знать английский или норвежский.
Бент Ройс возвращается с Колымы. И если тяжел его мешок, то не от золота, а от того, что Ройс устал, измучен.
Вопреки заверениям немца-путешественника, в устье Колымы он тоже не нашел золота, хотя добрел до Нижнеколымска.
Он встретился там с русскими, владевшими английским языком, и провел с ними не один приятный день. Были это ссыльные. Но уже вскоре Ройсом стал интересоваться колымский исправник — они встречались с ним в Энурмино, — и норвежец по совету своих новых друзей поспешил покинуть эти места, хотя идти ему, собственно, было некуда. До Норвегии пешком не дойдешь, до Америки — тоже. Разве только в Энурмино, к Тэнэт? Но и оттуда русские власти предложили ему убираться… А как? Денег — ни цента, друзей нет, имущества или ценностей также.
Но все же Ройс не пал духом, не сдался. Он пустился в путь с приискательским оборудованием за спиной. Правда, он уже не тот, что был, когда приплыл из-за пролива… Да ведь и тогда ему уже было двадцать девять лет, а с того дня протекло еще десять…
За минувшую неделю он не встретил ни одного кочевья, ни одного человека. А до «Золотого ущелья», по его подсчетам, оставалось еще не менее восьмисот миль. Именно туда и направлялся Ройс. Он был уверен, что не сегодня — завтра встретит кочевников, передохнет у них и отправится дальше. Он был уверен, что Тэнэт с радостью встретит его, — и он был прав. Он полагал, что сумеет спрятаться, когда к Энурмино будут подходить русские корабли, — и это было вполне осуществимо. Но мало того — он также верил, что золото он все-таки найдет!
А вот чем питалась эта уверенность теперь, когда его никто не поддерживал, не снабжал, когда компания оказалась ликвидированной, когда рухнули надежды на Колыму, когда все обернулось против него? Ведь за десять лет, прожитых на Чукотке, и за такой же срок в Штатах он намыл (и это было давно) всего несколько унций золота… Почему же так упорен он был в своей уверенности?
…Это началось еще в Норвегии. Дядя писал письма, посылал книги. Юноша Бент жадно читал их, Потом он сам отправился в Штаты, решив, что наверняка станет миллионером. Там он ходил по богатым кварталам, в газетах и журналах читал биографии сенаторов и бизнесменов, которых богатые родители с детства приучали делать деньги. По воскресеньям, когда он жил в Нью-Йорке, молодой норвежец посещал излюбленное место горожан — ярмарку увеселений Кони-Айленд. Чего там только нет! Пивные и карусели, фотографы и публичные дома, игорные палатки, павильоны, бары, порнографические открытки, тиры, гадалки… «У вас будет много неприятностей, но все кончится хорошо, вы станете миллионером…» «Вы будете долго жить и достигнете задуманного…» «Не унывайте, вас ждет богатство!..» Десятки раз на протяжении месяца Ройс вытягивал подобные билетики. И хотя бы раз ему предсказали обратное! Разве это не знаменательно? Ройс пристрастился тогда к Кони-Айленд. Не проходило ни одного воскресного дня, чтобы он не побывал там и не получил такого приятного билета, который внушал уверенность в успехе, а стоил всего пять центов. Ночами Бент нередко бродил по бессонному Бродвею, толкался по ночным барам среди тех, кому не нужно рано вставать на работу.
Кони-Айленд, Бродвей… Вот где он был усыплен мечтой о богатстве и окончательно отравлен жаждой золота.
Сколько фантастических планов зрело уже тогда в его юной голове! Одно время он задумал разбогатеть в Аргентине, но у него не нашлось трех долларов на проезд. Потом решил жениться на дочери владельца чикагской скотобойни, но ему не удалось познакомиться с ней. Наконец, он помчался на Аляску, туда, где можно было стать миллионером в один день, — однако он опоздал захватить ценный участок.
И вот уже двадцать лет он гоняется за призраком богатства, едва замечая, как проходит жизнь. Он уверовал в возможность разбогатеть и, как фанатик, отдал жизнь этому призраку.
…Упрямо наклонив голову, Ройс шел по безлюдной тундре. Ноги то и дело продавливали тонкую пленку льда между кочками. Ройс почти ни о чем не думал: мозг его так же устал, как и тело. Он только старался убедить себя, что встретит кочевников, дойдет до «Золотого ущелья», найдет там золото.
Да почему бы этому и не случиться! Разве мало кочует по тундре оленеводов? Или не стало больше золота в земле? И разве так уже много лет Ройсу? Ведь жить ему предсказано долго…
Уже совсем темнело, когда норвежец заметил бегущего по тундре человека.
Тот тоже увидел его, остановился: Ройс двинулся к нему навстречу.
Кутыкай сделал шаг назад. Он лишь сейчас убедился, что это таньг, хотя и одетый, как чукча. Откуда мог взяться этот таньг здесь, так глубоко в тундре, где даже чукчу из другого стойбища встретишь не часто? Не козни ли это духов? Пастух огляделся по сторонам.
Ройс приветствовал его по-чукотски.
Пастух неуверенно отозвался, не двигаясь с места. Норвежец заметил испуг на его лице и, зная, как велико суеверие у чукчей, полез в карман за трубкой: во-первых, курят все-таки люди, а не духи, во-вторых, ведь и чукча захочет курить!
— Я таньг, но я живу в Энурмино. Моя жена Тэнэт.
Пастух внимательно рассматривал таньга со всем его скарбом за спиной.
— Как звать тебя? — спросил он.
— Бент Ройс.
— Я пастух Омрыквута Кутыкай, — в свою очередь назвал себя тот, не сводя глаз с иноземца. — Но Энурмино, однако, далеко: на оленях две руки дней ехать надо. Как пойдешь? Ночь скоро. К тому же ты, видно, устал и хочешь кушать.
Путник утвердительно кивнул головой.
— Стойбище близко. Идем, я покажу тебе.
Не подпуская таньга к себе близко и тревожно оглядываясь, Кутыкай повел его к стойбищу.
Едва стали заметны силуэты яранг, пастух отбежал в сторону и, указывая на них, проговорил:
— Я ищу оленей. Волки разогнали, — и затрусил назад.
Но вдруг остановился, крикнул:
— Если ты человек, не говори Омрыквуту, что видел меня. Омрыквут не любит… — И растаял во тьме.
…Стойбище Омрыквута готовилось к перекочевке на зимние пастбища.
Хозяин холодно встретил гостя: