Поиски счастья
Шрифт:
— Твои слова лишние, — одернула его Энмина.
Наталья стала расспрашивать, как в пургу спасаются охотники.
— Лежать надо. Пусть снег занесет. Ничего, — ответил Пеляйме, косясь на жену.
— Мысленное ли дело — в снегу лежать в экую стужу! Замерзнет… — Наталья прижала руку к груди. — А ежели она всю ночь станет дуть, а то и больше?
Пеляйме снова подтвердил, что надо лежать, ожидая окончания пурги. Иначе совсем заблудится, может свалиться где-нибудь с обрыва.
Наталья металась из угла в угол.
Но Василий не лежал, хоть в этом и было его спасение. Поднимая залегающих собак, он гнал их, сам не зная куда.
Утром в ярангу Пеляйме стали приходить чукчи. Каждый раз, когда за пологом раздавался шорох, Наталья кидалась навстречу.
— Зачем одного пустил? — строго спросил Пеляйме сосед старик.
Пеляйме молчал.
— Я говорила ему, — вступилась Энмина.
Старик презрительно окинул ее взглядом, зная, что верховодит тут она.
— Разве ты не видел, что пурга будет? — допрашивал он совсем сникшего хозяина яранги.
Но не мог же Пеляйме признаться, что он даже не выходил из шатра…
— Плохой, видно, человек ты, — не унимался старик. — Лучше бы Василь у меня жил! — С этими словами он выполз из полога.
Досталось Пеляйме не только от старика соседа. Все его бранили и жалели Василия. Каждый вспоминал, сколько песцов он поймал капканами этого таньга, у которого вот остались жена и сын…
Некоторые с сожалением думали, что у Василия нет даже младшего брата, который взял бы Наталью в жены. «Как станет жить?» — соображали они.
На пятый день один пожилой чукча очень душевно сказал Наталье:
— Ничего. Василь хороший человек был. Станете жить с нами. Возможно даже — я возьму тебя к себе в ярангу. Сына нет у меня, жена умерла.
— Да ты что — очумел? — вся покраснев, взъярилась Наталья. — Вы нешто уж похоронили Васю, что ли? Не верю тому, чтоб погиб он! Не верю тому: и не этакие стужи на Аляске переносил. Пролив по льду перешел! — почти исступленно кричала она. — Уходите, видеть вас не могу!
Но едва полог опустел, она обхватила руками Колькину голову, прижала его к себе и разрыдалась.
— Васенька… Родненький ты мой, — голосила Наталья. — Это что же такое?!
Энмина придвинулась, нежно обняла ее за плечи:
— Жалеют Василия люди. Я виновата… Стихнет пурга — все пойдут искать. Я тоже пойду.
Наталью тронула ее участливость. Она подняла заплаканные глаза, оглядела располневшую фигуру Энмины.
— Не ты, не ты. Я сама! Надо было вцепиться мне в него, повиснуть у него на шее, голосить!
За эти пять дней Наталья совсем извелась: не ест, не спит.
А пурга не стихала.
Между тем Василий уже третий день жил у Ройса. Обморозился, правда, отощал, растерял всех собак, бросил нарту и песцов, но спасся.
В первую же ночь он действительно свалился с какого-то обрыва. Собак больше не видел. Нарта сломалась. Тогда он пошел пешком. Приметно было, что ветер налетел с севера. Значит, рассуждал Василий, море — налево, если стоять спиной к ветру: оно на востоке. И он шел, все время подставляя ветру левую щеку. Так он достиг побережья, к счастью, пологого, не скалистого. Потом двинулся вдоль берегового припая, зная, что где-нибудь да встретит поселение.
Расчеты не обманули его. Василий шел и шел не останавливаясь, чтобы не замерзнуть, не заснуть, не забыть потом направление. Трудно сказать, хватило ли бы сил у всякого человека проделать этот путь. Но Устюгов держался, хотя валил его с ног ветер, мучил голод. Василий раздирал смерзшиеся ресницы руками и двигался дальше, стараясь не потерять из виду берег. Он напрасно обогнул огромный залив: если пойти прямо по льду, Энурмино оказалось бы совсем близко. Но он видел перед собою только плотную завесу пурги. Василий наткнулся на поселение лишь к концу вторых суток, Со времени выезда из дому минуло две ночи и три дня.
Чукчи были испуганы тем, что таньг не просыпался целые сутки…
Когда же Василий, наконец, открыл глаза, около него сидел Ройс.
Они рассказали друг другу о своей жизни.
Ройс все еще надеялся найти золото. Он даже попытался уговорить Василия присоединиться к нему: «Признаки золота несомненны!» Однако Устюгов и слушать не хотел. Он с нетерпением ждал окончания пурги, чтобы скорее успокоить Наталью.
— Даже дом, говоришь, за долги описали? — проговорил Бент Ройс, думая о себе.
— Так нешто у них есть что святое? Жену и сынка на мороз выкинули. Теперь лавка там. А ты что ж, так и помирать здесь будешь? — спросил Устюгов. — Я вот получу паспорт — и айда на Амур, к своим, православным людям.
Бент вздохнул.
Минувшим летом знакомый Ройсу матрос привез ему письмо от матери. Оно было адресовано в город Ном. Мать писала о смерти отца, о том, что, как видно, и она умрет, не повидав больше сына. Старушка хлопотала у себя на родине, чтобы Бенту выдали пособие для возвращения и паспорт, но правительство отказало. Ей сказали, что сын ее ввиду многолетнего отсутствия, в соответствии с законом об эмиграции, не является больше гражданином Норвегии. Лишь о Марэн мать почему-то ничего не писала.
— Вот найду золото, — после долгой паузы неуверенно сказал Ройс, — тогда с деньгами все можно будет сделать.
Утром на третьи сутки после прихода Василия пурга прекратилась.
В этот день в Уэноме никто из охотников, кроме Ранаургина, не пошел на промысел, хотя за дни непогоды много было израсходовано жира на отопление, а запасы оставались небольшими.
Пешком и на нартах чукчи отправились искать Василия. Колька ушел с Пеляйме.
К полудню в Уэном вернулись три собаки Пеляйме. Наталья совсем упала духом. Вскоре приплелись еще две еле живые собаки.