Пока корабль плывет
Шрифт:
– Пусть мистер Таннерс скажет!
– Да, мистер Таннерс!
Капитана любили, как бога. Джима Таннерса уважали. Если уж и он за эту идею… эх, двести тысяч чертей, придется стерпеть!
Джим сдвинул черную войлочную шляпу на затылок, пожевал щепку, которую держал во рту, сплюнул ее за борт и обронил:
– Пусть плывет.
Многословностью Таннерс не отличался.
– Вот не нравится мне эта затея, - пробурчал упрямый боцман Харди.
– Кому не нравится, тот может оставить свое недовольство при себе, - сказал развеселившийся Рэнсом. Оттого, что путешествие близко, внутри
– Хватит, нагулялись. Отплываем послезавтра на рассвете.
Прежде чем покидать Лондон и весьма, весьма огорчившегося мистера Уэстли, следовало завершить последнее дело.
Рэнсом приехал в лондонский особняк.
По здравом размышлении, он решил оставить этот дом за собой. В конце концов, ему же нужно будет где-то останавливаться, если он решит посетить город на Темзе. Однако все там следовало переделать, о чем Рэнсом и сообщил спешно вызванному мистеру Уэстли. Кроме того, нужно разобраться с новыми судами, которые теперь принадлежали ему; оба сейчас находились в плавании, и мистер Уэстли поклялся на собственной папке с документами, что, едва шхуны пристанут к берегу, он уже никуда их не отпустит, пока милорд граф их не осмотрит.
– Никуда не отпустите - это немного слишком, - усмехнулся Рэнсом, услыхав про эти далеко идущие планы.
– Пусть идут в Глазго и встанут там, а я постараюсь возвратиться туда как можно скорее. Плавание в Китай и обратно займет около восьми месяцев. Я надеюсь, что все это время вы будете присматривать за тем капиталом, что мы получили от продаж, и ознакомитесь с делами на моей верфи.
– Милорд!
– мистер Уэстли порозовел от удовольствия.
– Означает ли это, что я по-прежнему служу вам?
– Да, если вы не против освоить для себя новую науку - корабли. Если вы хорошо себя покажете, я поставлю вас управляющим моей компанией. И, конечно, в вашем ведении остаются дела майората. Впрочем, об этом мы поговорим позже. Сначала мне нужно встретиться с одним человеком.
– Милорд, вы оказываете мне неслыханную честь!
– Постарайтесь быть ее достойным, мистер Уэстли.
Когда поверенный, рассыпаясь в благодарностях, покинул кабинет, Рэнсом с удовольствием откинулся в кресле. Это было новое кресло; старое, засаленное снесли на чердак. Кабинет преобразился, и Рэнсом впервые почувствовал себя хорошо в этом доме.
«Может, и привыкну», - подумал он. Когда-нибудь, на старости лет, если его не смоет штормовая волна, если он устанет встречать грудью шквалы, если не войдет в бок нож в портовом кабачке, - тогда, возможно, однажды Рэнсом сядет здесь у огня и будет перебирать воспоминания, словно старая дева - засушенные цветы между страницами поэтического сборника.
Вряд ли он когда-нибудь женится. Рэнсом редко об этом задумывался. Ему казалось естественным, что ни одна женщина не притягивала его настолько, чтобы подумать об этом. Все они приковывали к земле, а ему не нужна была земля. Только маяки после долгой дороги, только новые города, чужие лица, мелькавшие, как в хороводе. Пресная вода, еда, женщины на несколько часов. И все. Та, единственная, если она все-таки случится с ним, наверняка пожелает покоя. Своего дома, детишек в розовых оборках, чая в пять часов -
Никакая любовь не заменит свободу.
Рэнсом еще думал об этом, когда слуга доложил, что пришел лорд Норман.
Роберт в зеленом сюртуке и при изящной трости выглядел в этом кабинете гораздо уместнее, чем Рэнсом. В конце концов, лорд Норман прожил в Лондоне всю жизнь и принадлежал к избранному обществу, а значит, умел держаться с достоинством. И сейчас, усаживаясь напротив Рэнсома, Роберт обменивался с ним ничего не значащими фразами, хотя про себя наверняка гадал, зачем это кузен его пригласил.
Рэнсом, не терпевший пустых разговоров, приступил к делу сразу.
– Завтра я покидаю Лондон.
– Как, уже?
– огорченно воскликнул Роберт.
– Кузен! А я-то рассчитывал еще несколько раз пригласить вас к нам!
– Увы, дела не терпят отлагательства.
– Рэнсом содрогнулся, вспомнив тот единственный пикник. Все последующие приглашения он вежливо отклонял, отговариваясь плохим самочувствием (сроду с ним такого не бывало, однако в лондонском обществе это почему-то считалось нормальным) и огромным количеством дел. Мистер Уэстли, напрактиковавшийся за годы жизни у деда, виртуозно владел техникой светского отказа.
– Как же так! Матушка огорчится, - покачал головой Роберт.
– Ваша матушка весьма… чувствительна.
– Весьма глупа, вы хотите сказать, - вздохнул лорд Норман.
– Я полагаю, это мне наказание за грядущие грехи, потому что в настоящем их у меня немного - видит бог! Но я смиренно несу этот крест. И весьма, весьма огорчен, что такой достойный собеседник, как вы, покидает нас.
– Оставьте, кузен. Вы же знаете, я здесь чужой, а чтобы сделаться своим, нужно потратить не один год. Все имущество, кроме Сильверстайн-Мэнор и этого дома, я продал. Может, и по меньшей цене, чем следовало. Осталось лишь одно дело, которое я хочу обсудить с вами.
– Вот как!
– Роберт, заинтересовавшись, подался вперед.
– Дед утвердил меня в правах наследника, и титул перешел ко мне. Я не вправе от него отказываться, да и отец не хотел бы этого. Потому я останусь графом Сильверстайном. Однако я покидаю Лондон, и неизвестно, когда вернусь, и вернусь ли. Мое место не здесь. А вот оставшиеся в моем владении дома не должны оставаться без присмотра. Поэтому я принял решение подарить вам Сильверстайн-Мэнор и этот особняк. Формально они останутся в моем владении, однако вы можете пользоваться ими по своему усмотрению. Соответствующие бумаги вам выдаст мистер Уэстли.
– Кузен… это излишне щедро!
– воскликнул изумленный Роберт.
– Ничуть. К тому же, так как у меня нет наследников и не знаю, появятся ли они, я составил завещание, согласно которому имущество Сильверстайнов в случае моей смерти унаследуете вы.
– Вот уж поистине королевская щедрость!
– хмыкнул Роберт.
– Я не гоняюсь за титулами, кузен. Потому пожелаю вам долгих лет жизни и побольше наследников. И благодарю вас за то, что выказали ко мне такое доверие. Ведь мы едва знакомы.