Покидая высокую башню
Шрифт:
– Не могу. – Глеб протянул руку и придержал мальчика, которого на очередной ступеньке качнуло в сторону стены. – На работу устроился. Нужно показать себя.
– Чего-о-о-о? Ты ж фрилансом обходился? И вроде как намеревался к какой-нибудь бабе пристроиться, чтоб не париться.
Глеб хмыкнул. Мальчик перед ним остановился, чтобы передохнуть. Юноша снова приготовил ладонь, но все также не касался без необходимости.
– С фрилансом не покончено. Но это как дополнительный заработок. Мне понадобилась стабильная работа. С трудовым договором.
– На кой черт?
– И я не смогу больше так часто с вами со всеми зависать, – игнорируя последний вопрос, сообщил Глеб.
– Э! Э! Давай колись!
– У меня ребенок.
На том конце воцарилась тишина.
– Пи-и-и-и-илять! Ты залетел?!! – От воплей мобильный в руках Глеба чуть ли не подпрыгивал. – Хрена ты не чехлил свое хозяйство, удод?! А-а-а, лажа… Теперь точно нам с тобой бухнуть надо!
– До встречи, Артем. – Глеб усмехнулся и, несмотря на протестующие крики друга, отключился.
Минут десять спустя они наконец добрались до дома.
– Невесть что, но это временно. – Глеб помог мальчику снять курточку. – Однокомнатная. Смотри, кровать купил тебе. А я на диване. Только прости заранее, он скрипит. У меня привычка ворочаться во сне. Присаживайся, Яша.
Поставив чайник, Глеб вернулся в комнату. Мальчик по-прежнему сидел неподвижно и глядел в одну точку.
– Ку-ку. – Он присел перед ним на корточки. – Тут, конечно, не хоромы. Но ночевать можно. Сойдет? Это как бы того… мое скромное обиталище.
Яков медленно кивнул. Глеб нахмурился. Глаза у мальчика все еще были какие-то неживые – как у куклы. Стекляшки, вставленные в глазницы.
– Мне придется на работе зависать. Ну, ты знаешь почему. Но в обед я обязательно буду забегать. А за тобой Регина присмотрит. Хорошо?
На этот раз Яков даже не пошевелился. Маленькая статуя.
– Хочешь кушать?
Неясное бормотание.
– Что? – Глеб приблизил к нему лицо. – Что ты говоришь?
«Не… заслужил…»
В душе вспыхнула ярость. Глубоко вздохнув, Глеб немного успокоился и мягко погладил племянника по голове.
– Может, блинчики? У меня видок, конечно, неважнецкий, и доверия я не внушаю, но готовлю неплохо. Не травану, по крайней мере.
Тишина.
– Яш?
Яков смотрел куда-то сквозь него.
Ласка и мягкость не помогали.
По-прежнему не помогали.
– Яков! – Интонации Глеба стали резкими. Мальчик встрепенулся и поднял голову. – Сейчас ты должен сделать те упражнения на кисти, которые показывал врач. Два подхода. А позже займемся другими тренировками.
В глазах Якова что-то вспыхнуло. Сердце Глеба затопило сожаление. Почему же так?.. Почему только сейчас мальчик казался по-настоящему живым?
– Сделаешь два подхода. И будут тебе блинчики. Только при этом условии.
Огонь в глазах Якова стал ярче. Он увлеченно кивнул.
Глеб протянул руку, но в последний момент удержался от ласки. Нежность не подходит этому ребенку. Он не знает нежности. И, судя по всему, поздно что-то менять.
По пути к кухне Глеб задел футбольный мяч. Тот прокатился до прихожей – недалеко, всего каких-то два метра.
Драгоценность покинула Королевство. Оно было гиблым, а драгоценность была хрупкой. Кто мог знать, что в ней есть внутренняя сила? Драгоценность по-прежнему сияет, но все еще такая хрупкая…
Нужно скрыть драгоценность. Ради нее же. Спрятать ее от всех.
И хрупкую драгоценность никто не сможет найти…
И больше не причинит боли.
* * *
Темнота подступала со всех сторон. Лед сковал конечности.
Яков лежал в ледяной грязи и смотрел во тьму. Вокруг не было ничего. Пустота. Вверху. Внизу.
В душе.
А он такой маленький и слабый.
Мерзкий.
Шлеп. Шлеп. Шлеп.
Мальчик повернул голову, мигом погрузив одну сторону лица в грязь. Усталость царила в теле. У него даже не было сил подать голос. Спросить, кто же бродит там во тьме?
Из темноты вышла девушка. На ней была белоснежная жилетка и такие же белоснежные брюки. Волосы чуть ниже плеч покачивались от ее мерной поступи. Она была босая. Ноги погружались в грязевую кашу с хлюпаньем, но девушка будто не замечала холода. Она – знай себе – шлепала дальше. Бодро и целеустремленно.
Яков был уверен, что она пройдет мимо. Он ведь был частью тьмы. Валялся тут, словно никчемный мусор. Семилетний ни на что не годный ребенок.
Она пройдет мимо и снова скроется во тьме. Наверняка ее ждут впереди увлекательные дела, и ему нет в них места.
«Холодно».
Яков уставился вверх, чтобы не огорчать себя еще больше. Чтобы не видеть, как девушка уходит прочь.
Шлеп. Шлеп. Шлеп.
И тишина.
Мальчик скосил глаза. И удивленно округлил их.
Девушка была совсем рядом. Сидела подле него на корточках, уперев локти в колени и прижав кулачки к щекам. На ее лице деловитость соперничала с любопытством.
Она будто спрашивала: «И что это ты тут разлегся?»
Яков был поражен. Как же она сумела заметить его? Разве он еще не стал частью грязи? Не погрузился в эту мерзость?
Брови девушки поползли вверх. А потом вниз. И вновь туда-сюда. Неповторимая безмолвность смены эмоций.
А затем девушка протянула к нему руки.
«Не надо. Ты запачкаешься», – хотелось крикнуть Якову.
Но даже если бы получилось ее предостеречь, девушка вряд ли бы послушала его. Ведь она упрямая.
Яков точно это знал.
Она мягко приподняла его тело и, не обращая внимания на то, что с него целыми кусками срывается грязь, прижала к себе. Он, такой маленький и компактный, так здорово уместился на ее коленях. Вздохнув, Яков доверчиво прижался щекой к ее плечу. Его маленькие детские ручки обняли ее за шею, заляпав бледную кожу и белоснежный наряд грязью.