Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Когда в прессе появились первые сообщения Амундсена и Скотта, одна из норвежских газет заметила, что
Амундсен… представляет всё так, словно это было сравнительно простым делом, [в то время как] Скотт постоянно подчёркивает «нечеловеческое напряжение»… «громадные опасности»… «исключительное невезение», «отвратительную погоду» и в мороз, и в оттепель.
Это был меткий комментарий. Скотт хотел быть героем, Амундсен — просто попасть на полюс. Скотт с его жаждой самолюбования играл на публику, Амундсен думал в первую очередь о работе, которую нужно было сделать,
Но даже стремись норвежцы к подвигу в общепринятом смысле, они с большим трудом смогли бы найти убедительный повод для этого. Их путешествие подчинялось размеренному ритму и скучной регулярности. Они ели, спали и проходили свои пятнадцать миль в день. Их главное развлечение состояло в гонке Бьяаланда с собаками Хелмера Ханссена. Бьяаланду не хотелось уступать собакам. Его огорчало то, что сейчас в среднем он мог идти со скоростью четыре с половиной мили в час, в то время как четыре года назад он пробегал семь миль в час в пятидесятикилометровой гонке в Холменколлене. Но в любом случае это всё равно было в два раза быстрее, чем скорость передвижения партии Скотта, и на высоте 10 тысяч футов являлось впечатляющим результатом. Бьяаланд как-то признался: «Я прошу Бога, чтобы мы спустились на Барьер, здесь трудно дышать, а ночи чертовски длинные».
По распоряжению Амундсена до шестнадцати часов в день они проводили в спальных мешках. Он не позволял превышать дневной лимит перехода в пятнадцать миль и настаивал на частых передышках. Он чувствовал, что этого требует высота, и фактически любой ценой хотел сберечь людей и собак. Нужно было сохранить все физические и душевные силы для спуска с плато. Только оказавшись внизу, на Барьере, они могли начать настоящую гонку.
Если бы кто-то в те дни увидел норвежскую партию, то вряд ли поверил бы, что эти люди уже два месяца находятся в самом суровом климате планеты. Бьяаланд мчался впереди, словно лыжник к финишу гонки по знакомой трассе, а не полярный исследователь в конце долгого пути. Он двигался по гладкому насту без видимых усилий, одновременно отталкиваясь обеими палками, бросая своё тело толчком вперёд, опираясь на палки и снова отталкиваясь с силой разжимающейся пружины — милю за милей.
Хуже обстояло дело с собаками. Из пятидесяти двух их оставалось всего шестнадцать, и в соответствии с планом Амундсена они должны были в таком составе вернуться к 86° южной широты. Через два дня после начала возвращения с полюса умер Лэсс, одна из собак Амундсена. Он упал от изнеможения. На следующий день погиб Пер, одна из лучших собак Вистинга, потом Чёрный Патч.
Они были немедленно разделены между своими бывшими товарищами, сожравшими всё, вплоть до шкуры и меха. После этого тринадцать животных — передохнувших и набравших вес — всем своим видом продемонстрировали готовность двигаться дальше. Их обычная пища, состоявшая из пеммикана, не спасала положение. Для сохранения сил хаскам регулярно требовалось свежее мясо [106] .
106
Причина такой потребности неясна, возможно, дело в комплексе витамина В, которого нет в пеммикане.
21 декабря Амундсен, уверенный, что они укладываются в график, увеличил дневную норму пеммикана с 350 до 400 граммов на человека. «Господь воздаст ему за это, — с чувством написал Бьяаланд, выразив общую мысль. — Теперь я такой сытый и довольный — словами выразить не могу».
До первого склада по направлению к дому в точке 88°25' они добрались, как и планировали, на Рождество, устроив там большой привал. Особенно радовались все шоколаду. В результате пиршества на полюсе они допустили перерасход шоколада и с тех пор испытывали нехватку в нём. А поскольку он являлся единственным источником сахара, люди страдали — недостаток сладкого в снегах переживается очень тяжело.
До следующего склада на отметке 86°15' было восемь дней и 130 миль — самый долгий переход на всём маршруте. Но теперь у Амундсена имелся полный рацион питания для людей и собак, рассчитанный на двенадцать дней, помимо резерва пеммикана.
Итак, мы хорошо обеспечены [сказал он]. Я [потом] сохраню образцы каждого вида продуктов, которые мы с собой брали на полюс. Думаю, производители это оценят.
Для празднования Рождества у них не было никакого особенного блюда. Вистинг собрал крошки от печенья, которые смешали с небольшим количеством порошкового молока и сделали массу, напоминавшую традиционную норвежскую рисовую кашу. Такое «рождественское» блюдо вместе с мягким рокотом примуса, оставленного работать, чтобы было тепло, и запахом сигар Бьяаланда создало в палатке праздничную и ностальгическую атмосферу.
Сейчас дома вы зажигаете свечи [писал Амундсен в дневнике]. Мы тоже [мысленно], хотя расстояние и велико. Но подождите немного — скоро мы снова будем с вами, вернувшись с победой.
Они прошли уже 100 миль, до Фрамхейма оставалось 600. «Долгий тяжёлый переход, — заметил Бьяаланд. — Эх, земляки, не нужно мне завидовать».
Впереди уже виднелось пересечение прибрежной горной гряды. Погода по-прежнему оставалась хорошей. «Солнце обжигает наши спины, — написал Амундсен в тот день, когда показалась земля. — Блестящее скольжение помогает собакам оставаться в отличной форме, кажется, [они] на самом деле набрали вес».
29 декабря норвежцы достигли края плато и начали плавно спускаться к берегу. Двигались по-прежнему быстро, поверхность была гладкой, ледяной, а заструги, по словам Амундсена, «проскакивали со скоростью молнии». Эти заструги делали спуск похожим на слалом, но Бьяаланд, в условиях более сложного рельефа только увеличивший скорость, по-прежнему держался впереди. Амундсен вспоминал, что ему и Хасселю, намного более слабым лыжникам, чем Бьяаланд, «с трудом удавалось не отставать от саней. Возницы же стояли на лыжах, держась за сани, и ехали беззаботно».
На этом участке, по словам Бьяаланда, спуск на лыжах
был таким лёгким, насколько это вообще возможно, [и] я забыл о своей задаче держаться впереди собак Хелмера [Ханссена]. Но только я подумал, что они сильно отстали, как тут же обнаружил их носы рядом со мной.
Хелмер Ханссен устроил шутливую погоню. Вистинг соорудил на своих санях парус, и его собаки галопом неслись за Ханссеном, лая и подвывая от удовольствия.
29 декабря Амундсен ещё раз поднял норму выдачи пеммикана до 450 граммов. Это означало, что теперь норвежцы получали примерно необходимое им количество пищи. Наконец удовлетворены были все, даже Бьяаланд, который накануне открыто попросил добавки — и получил её. Как лидер гонки, он считал, что имеет на это право.
«Дорогой дневник, — писал Бьяаланд в канун нового, 1912 года, — пишу на полный желудок. Ну разве не приятен и не лёгок такой первый день нового года? Да это лучший из всех дней!»
Между тем как раз в тот момент две экспедиции максимально сблизились, оказавшись всего лишь в сотне миль друг от друга. Скотт только что поднялся по леднику Бэрдмора, всё ещё двигаясь в сторону полюса. Амундсен приближался к кульминационной точке обратного путешествия: спуску с плато на лежащий под ним Барьер.