Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Амундсен всё это время не ложился спать, ожидая их. Он без устали ходил взад-вперёд по снегу, с тревогой наблюдал за погодой и смотрел в подзорную трубу, будучи не в силах успокоиться. Наконец, увидев Бьяаланда и Ханссена, возникших на гребне замёрзшей волны, он вбежал в палатку и принялся будить Хасселя и Вистинга, которые мирно спали. «Должно быть, они нашли склад, — сказал он чрезвычайно возбуждённо, — потому что никто не сидит в санях. Значит, в них есть что везти». Он немедленно разжёг примус, чтобы растопить снег и согреть достаточное количество воды для утоления жажды и приготовления пеммикана, поскольку возвращавшиеся наверняка ужасно голодны и хотят пить. Когда они добрались до лагеря, Амундсен просто сиял от радости и настоял на том,
Он записал в дневнике, что Бьяаланд и Ханссен прошли сорок две мили без отдыха и почти без еды «со средней скоростью три мили в час! Скажите теперь, что собаки в таких местах бесполезны».
Теперь до следующего склада оставалось около пяти дней, а еды для людей и собак хватало на десять, не считая неприкосновенного запаса. Как отметил Амундсен, они снова были «во всеоружии».
Теперь он понял, почему заблудился. Из-за какой-то ошибки в навигации он на полтора пункта (17 градусов) отклонился от курса. Но нет худа без добра, потому что это позволило им обогнуть горы и легко пересечь «Чёртов ледник». Получив рациональное объяснение своей ошибке, Амундсен снова успокоился.
Теперь нужно было двигаться к «Лавке мясника» и найти начало спуска по леднику Акселя Хейберга. Он решил, не теряя времени, хорошо осмотреться и понять, когда лучше выходить. Погода была хорошая, поэтому Амундсен принял логичное решение воспользоваться этим и сделать быстрый рывок, пока легко идти.
Позабыв о графике, 4 января они прошли двадцать миль, отдохнули пять часов и снова продолжили путь. Собаки, казалось, чувствовали важность ситуации и тоже старались — тянули изо всех сил. Через десять миль норвежцы благополучно вышли на трассу, отмеченную пирамидами. Рано утром 5 января они достигли «Лавки мясника» и обнаружили склад с собачьими тушами. По словам Амундсена,
Хелмер Ханссен, благодаря своему острому зрению, заметил [склад]. Если бы не он, боюсь предположить, что могло бы случиться. Местность совершенно неузнаваема, словно мы видим её впервые.
И снова из-за игры изменчивого света могла произойти беда. В первый раз Амундсен изучал это место сквозь серую пелену, а сейчас светило солнце, воздух был совершенно прозрачным. Однако не сразу в таинственном пике, уходящем в небо, он узнал гору Фритьофа Нансена. Он смотрел на неё уже несколько дней — и не узнавал. К тому же впервые с обзорной точки у «Лавки мясника» он, наконец, увидел, через какой ад они пробились, сопровождаемые туманом и метелью, шесть недель назад. «Нет, путешествовать вслепую в таких местах, — мрачно заметил он, — слишком опасно».
Кроме того, он понял, что немного переоценил высоту гор, глядя на них сквозь туман во время перехода на юг. Теперь он считал — и его мнение впоследствии подтвердилось, — что их высота составляет лишь 12–13 тысяч футов, а не 18–20 тысяч, как он написал в письме королю Хаакону VII. Бьяаланд, согласившись с такой оценкой, всё же добавил, что в это «чертовски трудно поверить».
Наконец-то Амундсен мог воспользоваться данными своих наблюдений. За поворотом действительно лежал ледник Акселя Хейберга и начинался спуск вниз. Причин медлить не было. Даже в разгар лета «Лавку мясника» вряд ли можно было назвать гостеприимным местом. Температура держалась на отметке минус 25 °C, оставаясь на добрых пять градусов ниже той, к которой привыкли норвежцы. Кроме того, дул неприятный ветер, и в первый раз за всё время путешествия они почувствовали, что холод пробирает до костей; пора было уходить с плато.
Они вволю накормили собак мясом, положили ещё по одной туше в сани и, как написал Бьяаланд, «начали понемногу спускаться по склонам один хуже другого». Это были те самые склоны горы Оле Энгельстада в начале ледника, где собаки отчаянно впивались когтями в лёд, дюйм за дюймом поднимаясь вверх, на пути к полюсу. Это место может произвести тяжёлое впечатление даже на современных горнолыжников, и Бьяаланду, прокладывавшему курс, «было довольно трудно», как отметил Амундсен.
К счастью, снег был рыхлым, поэтому все они более или менее могли контролировать темп и скорость передвижения. Сани тормозили верёвками, обмотанными вокруг полозьев. Примерно за полтора часа они спустились от «Лавки мясника» на 3000 футов вниз, пройдя в тот день 23 мили, и вышли на верхнюю террасу ледника. Первая часть спуска прошла успешно. Они разбили лагерь на высоте примерно 7500 футов с подветренной стороны горы Оле Энгельстада.
День и ночь теперь потеряли своё значение, даже в датах всё то и дело путались. «Главное, пока мы помним год», — саркастически заметил Амундсен. Хорошо отдохнув, они встали в час ночи, чтобы спуститься по ледяным осыпям.
Амундсен был довольно спокоен. Предполагалось, что там, где удалось подняться, получится и спуститься. В любом случае он не боялся физической опасности и счастливо избежал мук воображения, от которых многие люди страдают заранее — и часто впустую.
Маленький караван тронулся в путь. Бьяаланд, по-прежнему выступавший в роли лидера гонки, первым достиг кромки верхней ледяной осыпи. Внезапно под своими ногами, между лыжами он увидел головокружительно пустое пространство — дорога прерывалась пропастью и возникала снова где-то далеко внизу. Такой вид при спуске даже самого мужественного человека заставляет ощутить неприятные спазмы в желудке и холодок, бегущий по спине. Сани резко затормозили верёвками, обвязанными вокруг полозьев, и все начали осторожно спускаться вниз.
Это был [по словам Амундсена] хороший денёк для нас, лыжников. Рыхлый снег, так что лыжи тонули в нём примерно на два дюйма, обледеневший и зернистый — мы скользили так, словно на поверхности кто-то разлил масло… Благодаря рыхлому снегу можно было контролировать спуск. Один склон круче другого… Мы неслись вниз. Чудесный спорт.
По словам Бьяаланда, «покатались на славу. Я получил большое удовольствие, мы соревновались с Капитаном». Амундсен, Бьяаланд и, возможно, даже флегматичный Хассель развлекались — у них имелись для этого все основания. Снег был идеальным. Спуск с плато превратился в чистое удовольствие. Их беспечность заметно контрастировала с пуританской серьёзностью Скотта. Умел ли вообще радоваться этот человек?
Но уже хорошо известно, что Амундсен был «мастером недооценки». Его небрежные фразы маскируют экстраординарные результаты этого спуска. Ландшафт был вполне сопоставим с альпийскими пропорциями, а эти люди к альпийским условиям были не готовы. Свой опыт они получили в Скандинавии, у них не было специфической техники и снаряжения, которые необходимы для передвижения в горах, сопоставимых по уровню сложности и ландшафта с Альпами. Они шли без горнолыжных креплений, фиксирующих ботинки, а длинные лыжи делали повороты в таких условиях особенно трудными. Тем не менее эти люди преодолели все препятствия, скользя вниз с широкими поворотами в технике «телемарк» и «христиания», помогая себе палками, когда склон становился слишком крутым. Они устроили потрясающий слалом между расщелинами, объезжая провалы, сераки, трещины гигантских ледяных струй ледника Акселя Хейберга, даже ниже уровня своего подъёма.
Хелмер Ханссен и Вистинг на собачьих упряжках не испытывали такого удовольствия. Слалом с нагружёнными санями, которые то и дело норовят развернуться вниз по склону, — сомнительное развлечение, ведь зияющие бездны только и ждут малейшей ошибки. Собаки, утопавшие в рыхлом снегу по грудь, наверняка тоже считали, что двигаться трудно. Но все справились удачно, и спустя короткое время возницы, собаки, сани и ничем не обременённые лыжники пробились сквозь ледяные осыпи. Через одиннадцать с половиной миль, после спуска на 4500 футов, они остановились и разбили лагерь в том же месте у подножия нижней осыпи, где, по словам Бьяаланда,