Покоритель Африки
Шрифт:
Люси снова и снова перечитывала его письма, но не могла понять. В них звучало удивительное безразличие. Находясь далеко от места трагедии, Люси не ощущала ее всепоглощающего ужаса и мучительно переживала отсутствие Алека. Он был так нужен здесь… А теперь вся тяжесть легла на ее собственные плечи. Когда появилось второе письмо Макиннери, леди Келси лишь молча протянула ей газету. Ужасно. Все эти смехотворные обвинения были слеплены с жутковатым правдоподобием, которое выводило Люси из себя. И все же почему Алек хранит гробовое молчание? Девушка убеждала себя, что политические договоренности с государствами,
Наконец, не в силах больше терпеть, она телеграфировала ему: «Ради Бога, скорее приезжай».
Люси чувствовала, что не вынесет больше ни дня страданий. Несчастная, раздавленная, она ждала Алека. Все ее страхи вырвались на волю. Она считала часы до его приезда и не верила, что он может задержаться. Самообладание оставило Люси, она была словно ребенок, который ищет защиты в родительских объятиях.
И вот он пришел. Люси ждала в той самой комнате, где состоялась их встреча, когда Алек вернулся в Англию. Бледная, истосковавшаяся, она вскочила и бросилась к нему.
— Слава Богу, ты здесь, — сказала девушка. — Время будто остановилось.
Алек не понимал, чем Люси так взбудоражена. Он нежно поцеловал девушку, и та вдруг почувствовала себя лучше. Его совершенная искренность придала ей сил и спокойствия. Не в силах вымолвить ни слова, Люси прижалась к нему и заплакала.
— Что случилось? — наконец спросил Алек. — Зачем ты меня вызывала?
— Я не могу жить без твоей любви.
Он гладил ее с удивительной нежностью. Никто не подумал бы, что суровый путешественник может быть таким ласковым.
— Я должна была тебя увидеть, — прорыдала она. — Ты не представляешь, что за муки мне пришлось пережить.
— Бедное дитя.
Он целовал ее волосы и белый наморщенный лоб.
— Почему ты уехал? Ты же знал: я не могу без тебя.
— Прости меня.
— Ужасные дни. Я и представить не могла, что бывают такие мучения.
— Присядь и расскажи мне все.
Алек усадил Люси на диван возле себя и обнял. Та прильнула к нему и молча упивалась долгожданным облегчением после стольких дней мучительной боли. Она улыбнулась сквозь слезы:
— С тобой я счастлива и ничего не боюсь.
— Только со мной?
Он задал этот вопрос нежно, тихим, влюбленным голосом — каким раньше не говорил никогда. Люси не ответила, только теснее прижалась к Алеку. Он улыбнулся и повторил:
— Только со мной, милая?
— Я рассказала Бобби и тете, что мы поженимся. Они совсем меня измучили, и пришлось сказать. Я не
Он немного помолчал.
— Это вполне естественно.
— Для тебя это ничего не значит, — воскликнула девушка, — а для меня… Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти!
— Хорошо, что ты им рассказала.
— Бобби назвал меня жестокой и бессердечной. Ведь это правда: я думаю о тебе, а Джордж больше ничего для меня не значит. Любовь переполняет мое сердце, а для остального в нем больше нет места.
— Моя любовь заменит тебе все, что было раньше. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Освободившись из объятий Алека, Люси подалась чуть назад, к краю дивана. Она непременно должна рассказать, что ее гложет, но от стыда боялась поднять глаза.
— Есть и другая причина, почему я им рассказала. Я такая трусиха. Думала, что я куда смелее.
— И почему же?
У Люси вдруг защемило сердце. Она мелко задрожала и лишь могучим усилием воли заставила себя продолжать. Ей было очень страшно. Во рту пересохло, а когда слова наконец сорвались с губ, голос был как будто чужой.
— Я хотела сжечь за собой все мосты. Это придало бы мне уверенности.
Теперь уже Алек молчал, понимая, к чему клонит девушка. Сердце замерло у него в груди. Им суждено расстаться. Впрочем, Алек предвидел эту возможность еще тогда, в джунглях Африки, — и решил, что пусть Люси лучше лишится любви, чем достоинства.
Алек попытался встать, но Люси протянула руку и не пустила. В его душе вдруг вспыхнула отчаянная решимость не сдаваться до самого конца.
— Я не понимаю, — проговорил он.
— Прости меня.
Люси взяла его за руки и быстро заговорила:
— Ты не представляешь, как это ужасно. Я совершенно одна. Все на тебя ополчились, никто доброго слова не скажет. Просто невероятно, непостижимо. Словно одна я верю, что ты не посылал на смерть беднягу Джорджа. О Боже, меня, наверное, считают жестокой и бессердечной!
— Разве так важно, что считают другие? — спокойно спросил Алек.
— Я сама себя стыжусь. Пытаюсь выбросить эти мысли из головы, но не могу. Не могу, и все. Я пыталась быть храброй, отказывалась даже думать о том, что в этих страшных обвинениях есть доля правды. Я хотела поговорить с Диком — знаю, он тебя обожает, — но побоялась. Я предала бы твое доверие, ведь все должны видеть, что мне нет дела до этих обвинений. Ладно бы было одно письмо, но второе… Там все до жути правдоподобно.
Алек бросил на нее быстрый взгляд. Он впервые услышал о втором письме. В безумной суматохе после аварии на шахте у него не было времени ни на что, кроме спасательных работ. Однако он промолчал.
— Я перечитывала его много раз и не могу понять… Бобби говорит, оно снимает все вопросы, а я твержу, что это чепуха, но… Ты понимаешь? Эта неизвестность не дает мне покоя.
Люси вдруг замолчала и теперь смотрела на Алека. Ее глаза светились жалобной мольбой.
— Сначала я верила тебе беспрекословно.
— А теперь нет? — спокойно спросил он.
Она вновь опустила глаза и всхлипнула.
— И теперь точно так же верю. Я знаю, ты не пошел бы на такую низость. Но ведь в газете написано черным по белому, а ты только молчишь в ответ.