Покоритель джунглей
Шрифт:
— Ладно, давай удить рыбу, выбрось эти мысли из головы, а то ты и на меня начинаешь действовать.
— Барнетт, — снова серьезно заговорил Барбассон, — я уверен, что в природе существуют флюиды, не поддающиеся научному анализу, но мы, сами того не ведая, можем их улавливать. Они предупреждают нас об опасностях или катастрофах, предвидеть которые невозможно. Тот, кто воспринимает эти флюиды, становится беспокойным, нервным, раздражительным, хотя и не может объяснить свое состояние. И только когда с ним случается беда, он понимает смысл тайного предупреждения, посланного извне и уловленного с помощью его неведомых способностей, непонятно откуда взявшихся.
Тебе, Барнетт, должно быть, странно слышать от меня подобные рассуждения, я обычно бываю весел и спокоен. Но одно слово, и ты все поймешь. Моего деда убил вор, который четыре часа прятался у него под кроватью, пока жертва спала: негодяй ждал, пока угомонится весь дом. Так вот, бедный старик, который скончался от ран через два дня, рассказывал, что в течение всего злополучного вечера он никак не мог заснуть и что если бы не боязнь показаться смешным, он непременно попросил бы кого-нибудь лечь вместе с ним в комнате, так ему было страшно… Почему именно в этот вечер, а не в другой? Значит, опасность можно почуять, у нее есть свой особый запах! Сегодня мне, как и моему деду, страшно, сам не знаю почему, оттого-то инстинктивный страх, который я не могу побороть, так на меня действует. К тому же по моей вине у нас при себе нет оружия.
— Довольно, успокойся, Барбассон! — ответил Барнетт, которого слова приятеля сильно взволновали. — Забросим пару раз удочки и вернемся.
Направляясь к носу шлюпки, Барбассон внезапно остановился и издал пронзительный крик.
— Что случилось? — оставив удочку и подбежав к нему, спросил Барнетт.
— Смотри! — ответил тот, бледный как смерть, и пальцем указал на палубу.
Янки нагнулся и тоже изумленно вскрикнул. На досках спардека отчетливо был виден след человеческой ноги, еще влажный, присыпанный мелким песком.
— Видишь, — продолжал Барбассон, — кто-то пришел сюда после отъезда Сердара и всего за несколько минут до нашего прихода. Песок мелкий, он из залива, где стояла шлюпка. Несмотря на то, что солнце висит над самой палубой, отпечаток еще не высох. Кто мог оставить этот след? Не Сами, сегодня утром он не выходил, к тому же его нога раза в два меньше.
— Давай вернемся! — резко бросил Барнетт, вдруг побледневший еще сильнее, чем его приятель. — Я бы так не волновался, будь у нас с собой револьверы и карабины. Как бы там ни было, на озере на нас не нападут, лучше скорее вернуться в Нухурмур. А вдруг там нужна наша помощь?
— Хорошо, вернемся. Это лучшее, что мы можем сейчас сделать. Все наши опасения яйца выеденного не стоили бы, если бы не этот свежий и необъяснимый след.
— Особенно, мой дорогой Барбассон, если попытаться связать его с закрытым люком. По-моему, между двумя этими фактами нет никакой связи.
— Как знать! — пробормотал провансалец. — Дай Бог, чтобы нам не пришлось испытать на собственной шкуре, что все это значит.
Но сюрпризы на этом отнюдь не закончились. Едва Барбассон взялся за рукоятку, как лицо его из бледного вдруг сделалось таким багровым, что он чуть не упал навзничь. Казалось, еще немного — и его хватит апоплексический удар. Барнетт, ничего не понимая, бросился к нему на помощь и подхватил его под руки:
— Господи, что с тобой? Слушай, Барбассон, я тебя не узнаю, возьми себя в руки!
Несчастный под влиянием пережитого не мог вымолвить ни слова, тщетно пытаясь жестами заставить Барнетта замолчать. Боб, однако, продолжал распекать его до тех пор, пока Барбассон не обрел наконец дар речи и не вымолвил глухо:
— Бога ради замолчи! Неужели ты не понимаешь, что мы погибли! Твои нравоучения только раздражают меня! — И он легонько дотронулся до рукоятки, которая начала свободно вращаться вокруг своей оси.
— Ну? — спросил Барнетт, все еще не понимая.
— Ну! Рукоятка соскочила с привода, едва я до нее дотронулся. Теперь она никак не сообщается с мотором, приводящим в движение винт. Мы находимся в десяти километрах от берега, не имея возможности туда добраться, и обречены на голодную смерть посреди озера.
На сей раз по телу Барнетта пробежала дрожь настоящего ужаса, и он с трудом пробормотал:
— Неужели это правда?
— Попробуй сам.
Американец взялся за рукоятку, крутя ее вправо и влево, она проворачивалась, как колеса механизма, между которыми нет сцепления. С отчаянием он выпустил ее из рук, и слезы от сознания собственной беспомощности заструились по его грубому лицу.
Барбассон же совершенно переменился. Неведомая опасность, о которой его предупреждало предчувствие, была теперь (по крайней мере он так думал) ему ясна, и к нему тут же вернулись его хладнокровие и энергия.
— Что ты, Барнетт! — сказал он приятелю. — Будем мужчинами, не унывай! Теперь моя очередь подбодрить тебя. Давай все обдумаем и поищем способ выбраться отсюда. Он непременно есть, не умрем же мы здесь без всякой помощи!
— Нет, нас ждет именно смерть, неминуемая, роковая, никто не сможет прийти нам на выручку. Может, когда-нибудь буря и прибьет шлюпку к берегу, но к тому времени наши тела будут растерзаны хищными птицами.
Самое ужасное в их положении было то, что их ждала голодная смерть в нескольких километрах от берега, покрытого зелеными лесами. Как тяжело было смотреть на сушу, будучи не в состоянии до нее добраться, хотя хорошему пловцу это было бы под силу… Вокруг не было ничего, что помогло бы им удержаться на воде. Шлюпка была сделана из стальных пластин, доставленных в Нухурмур Ауджали. Два искусных рабочих-индуса, принадлежавших к знаменитому обществу Духов вод, тайно их установили. Не было никакой возможности без инструментов снять болты с крышки люка, чтобы проникнуть внутрь и исправить поломку.
У обоих вырвался возглас:
— Если бы Сердар был здесь!
— О, да, — продолжал Барбассон, — если бы Сердар был в пещерах… Как только он заметил бы, что мы не возвращаемся, то тут же вооружился бы биноклем и сразу понял, в чем дело. Через два часа у него был бы готов плот, чтобы прийти нам на помощь. Сами же привык к нашим постоянным отлучкам, наше исчезновение его не встревожит.
— Да, — вздохнул Барнетт, — Сердара не будет по меньшей мере недели две. Если бы у нас были съестные припасы, чтобы дождаться его возвращения!