Покоритель джунглей
Шрифт:
— Спасены! Спасены! — торжествующе воскликнул Барбассон.
— Пока еще нет! — ответил Сердар.
— Ну, милый мой, ручаюсь, что теперь нас никто не догонит…
— А телеграф? Не празднуйте победу слишком рано, дорогой Барбассон. Разве вы не знаете, что кабинет губернатора в Канди соединен с Пуант-де-Галль, а значит, и со всеми прибрежными фортами? Поэтому если похищение заметят раньше чем через два часа, то есть до нашего выхода в открытое море, нас арестуют сразу по прибытии в Пуант-де-Галль или потопят, расстреляв пушками из форта, при выходе из гавани, если мы вообще успеем сесть на яхту.
— Верно, вы ничего не
Легко понять, в каком смятенном душевном состоянии находились наши герои по дороге в Пуант-де-Галль, куда, однако, они прибыли благополучно. «Раджа», как и сказал Барбассон, был готов к отплытию, на всякий случай даже якорь был поднят, оставалось только погрузить ящик с несчастным губернатором.
К счастью, луны на небе не было, это позволило выйти из гавани, не будучи замеченными с форта. Ночью за выходом из порта не особенно следили, ибо корабль, отправлявшийся в плавание в это время, рисковал перевернуться или сесть на песчаную мель. Последнее «Радже» не грозило, так как со своей осадкой он мог пройти повсюду. К тому же на борту была отличная карта; пользуясь ею и компасом, такому опытному моряку, каким был провансалец, не составляло труда без происшествий вывести яхту в открытое море. Он сам встал у штурвала и отдал механику только один приказ:
— Полный вперед!
Он успел вовремя, так как едва яхта вышла из узкого входа в гавань, как два луча электрического света, посланных с форта, скрестились, осветив порт, вход в гавань и океан, это значило, что похищение и их побег обнаружены.
В ту же минуту в нескольких метрах от борта просвистело пушечное ядро.
— Успели! — с облегчением вздохнул Сердар. — Только сейчас мы можем сказать, что спасены.
Он поспешил отдать приказ двум морякам, чтобы сэра Уильяма развязали и заперли в удобной каюте в твиндеке, не обращая внимания на его протесты и требования. Прежде чем начать с губернатором решительный разговор, ради которого он рисковал жизнью, Сердар должен был удостовериться, что «Раджа» покинул воды Цейлона.
Против его ожидания сэр Уильям, увидев, с кем ему приходится иметь дело, замкнулся в презрительном молчании. Когда моряки собирались уходить, он бросил гордо:
— Скажите вашему хозяину, что я прошу его об одном: я хочу, чтобы меня расстреляли, как солдата, а не повесили, как вора.
— Пф! Что еще за фантазии! — фыркнул Барбассон. — Знаем мы этих героев, которые подкупают мерзавцев вроде Кишнайи, чтобы вам перерезали глотку!
— Он вспомнил о том, что хотел повесить нас, — вмешался Нариндра, — и теперь боится той же участи.
— Не будь я сыном своего отца, если он не хочет выставить себя стоиком, чтобы затронуть струнку великодушия в сердце Сердара и попытаться спасти свою жизнь. Ну, это мы посмотрим, ибо он в сто раз больше заслуживает веревки, чем Рам-Шудор!
С фортов выстрелили еще несколько раз, но затем, убедившись в своей беспомощности перед «Раджой», который стал для них быстро недосягаем, пушки замолкли.
Не опасаясь больше преследований, ибо в порту Пуант-де-Галль не было ни одного корабля, способного пуститься за ними в погоню, друзья решили не ждать «Диану», а отправились в Гоа.
Они буквально падали с ног от усталости после нескольких бессонных ночей. Поэтому Сердар, несмотря на желание немедленно объясниться со своим
Глава IV
Суд чести. — Сэр Уильям Браун и его судьи. — Обвинительный акт. — Умелая защита. — Важное признание. — Ловкость Барбассона. — Бумажник сэра Уильяма Брауна.
День прошел без происшествий. Барбассон отдал необходимые распоряжения, чтобы ничто больше не тревожило их, и наконец настал момент, когда Сердар и его спутники собрались в большом салоне яхты, специально приготовленном для этого случая.
— Друзья мои, — обратился к ним Сердар, — вы составите настоящий трибунал, доверяю вам быть моими судьями. Я хочу, чтобы вы оценили поведение обеих сторон и со знанием дела решили, на чьей стороне право и справедливость. Решение, которое вы примете по здравом и мудром размышлении, я обязуюсь выполнить без страха и слабости, клянусь честью. Забудьте обо всем, что я говорил вам в часы признаний, ибо я должен рассказать мою жизнь Барбассону, который ничего или почти ничего о ней не знает.
Барбассон был назначен председателем суда, он успешнее, чем остальные, мог дать отпор сэру Уильяму. Все трое сели за стол, и в каюту ввели губернатора Цейлона.
Он метнул презрительный взгляд на собравшихся и, узнав Барбассона, сразу же перешел в атаку, бросив резко:
— Ах, вот и вы, благородный герцог! Вы забыли сообщить мне все ваши титулы, вам следовало бы добавить к ним звание главаря бандитов и председателя комитета убийц.
— Эти господа — не ваши судьи, сэр Уильям Браун, а мои, — вступил в разговор Сердар, — и вы напрасно оскорбляете их. Я прошу их оценить мое поведение в прошлом и сказать, превысил ли я свои права, обращаясь с вами так, как я это сделал. Вы будете иметь дело только со мной, и я пригласил вас лишь для того, чтобы вы могли вмешаться, если с уст моих сорвется ложь.
— По какому праву вы позволяете себе…
— Ни слова больше, сэр Уильям, — перебил его Сердар, голос которого начал дрожать от гнева при виде человека, которому он был обязан долгими годами мучений. — Тот, кто еще вчера подкупал тугов, чтобы убить меня, не смеет говорить о праве, и, Бога ради, молчите, я запрещаю вам оскорблять этих достойных людей, не способных на дурной поступок, не то я велю бросить вас в море, как собаку!
Барбассон не узнавал Сердара. Он, всегда считавший Покорителя джунглей немного «мокрой курицей», ничего не мог понять. Ему просто никогда не приходилось видеть Сердара в тот момент, когда борьба за правое дело приводила в действие всю его энергию. И сейчас он не мог позволить, чтобы трусливый негодяй, погубивший его, оскорблял его друзей.
После резкой отповеди сэр Уильям склонил голову и ничего не ответил.
— Итак, вы меня поняли, сударь, — продолжал Сердар, — на суд товарищей я отдаю мои, а не ваши поступки, не волнуйтесь, потом мы встретимся лицом к лицу. Двадцать лет я ждал этого часа, подождите и вы десять минут, чтобы узнать, что мне от вас нужно.
Он начал:
— Друзья мои, скорее в силу благоприятных обстоятельств, нежели моих личных заслуг, в двадцать два года я был капитаном, имел награды и служил военным атташе при французском посольстве в Лондоне.