Покоритель джунглей
Шрифт:
— Через двое суток после моего прибытия в Пуант-де-Галль признание Бернса будет у Ковинды, — ответил сэр Уильям, который, несмотря на все свое самообладание, не мог скрыть охвативших его чувств.
В этот момент Барбассон приоткрыл дверь.
— Парус впереди! — воскликнул он. — Я думаю, что это «Диана», которая, основательно помотав «Королеву Викторию», преспокойно оторвалась от нее и на всех парах мчит теперь в Гоа.
Все поднялись на палубу, это действительно была «Диана», которая, распустив паруса, летела по волнам, словно огромная птица.
— Держите ближе к берегу, Барбассон! — сказал Сердар. —
— Ага! — ответил провансалец, приветствуя губернатора. — Его Превосходительство лишает нас своего общества.
— Я тронут этим выражением сожаления, — в тон ему ответил сэр Уильям.
Когда Сердар с друзьями удалился, Барбассон подошел к англичанину и, глядя ему в глаза, сказал:
— Посмотрите-ка на меня хорошенько, вы всех здесь провели, но есть человек, которого вам не удалось обмануть, это я! — И он ударил себя в грудь. — Будь на то моя воля, вы бы еще два часа назад танцевали на рее шотландскую джигу. — И он повернулся к губернатору спиной.
— Вернись только на Цейлон! — зловеще пробормотал сэр Уильям.
Спасен! Он был спасен! Негодяй все еще не смел верить своему счастью, но он так прекрасно сыграл свою роль. В ней было все — сожаления, угрызения совести, умиление, слезы… Он отправился в свою каюту, чтобы там без стеснения предаться нахлынувшей на него радости. Он сел на край койки, скрестив руки, свесив голову, и надолго задумался… Никогда еще он не подвергался такой опасности, он рисковал всем, малейшая нерешительность, и он бы погиб… Как он сумел затронуть слабую струнку Сердара! И их родство, о котором он не знал и которое выяснилось так кстати… Постепенно глаза его стали закрываться, голова делалась все тяжелей. Он ужасно устал после ночи, проведенной в клетке для пантер. Упав на кровать, сэр Уильям заснул. Но наш провансалец не терял из виду ни одно из его движений, прохаживаясь взад и вперед перед приоткрытой дверью каюты, как это делают вахтенные офицеры, приучив тем самым засыпающего сэра Уильяма к мерному звуку своих шагов. Тот ничего не подозревал, ибо ему отвели единственную каюту на палубе маленькой яхты.
У Барбассона были кое-какие соображения. Отличаясь редкой проницательностью, в тот момент, когда сэр Уильям клялся, что не похищал признания Бернса, провансалец обратил внимание на инстинктивное движение губернатора, одно из тех, что обычно не контролируются разумом. Будучи на свой лад психологом, он принялся размышлять, сопоставлять, взвешивать. Барбассон с дотошностью докапывался до самой сути, пытаясь объяснить невольный жест губернатора, и наконец пришел к выводу, что документ, вероятно, находится в бумажнике сэра Уильяма.
— Бумаги такого рода, — сказал он себе, — не доверяют шкафу или письменному столу, которые можно взломать или поджечь. А поскольку рано или поздно их собираются уничтожить, то с этой целью держат при себе и вечно таскают в карманах. Так, у меня в кармане старого пальто до сих пор хранится последнее письмо папаши Барбассона, где он вместо денег, которые я просил, посылает мне свое проклятье, а ведь с той поры минуло уже четырнадцать лет…
Поэтому, когда сэр Уильям, изнемогая от усталости, заснул, чья-то ловкая рука осторожно вытащила у него из кармана тонкий кожаный бумажник. Это был Барбассон, который, желая проверить точность своих психологических выкладок,
В бумажнике находился всего один листок, исписанный по-английски. Барбассон не знал этого языка, но увидел, что там неоднократно повторялись имена Фредерика де Монмор де Монморена и сэра Уильяма. Он лихорадочно взглянул в конец письма, оно было подписано — полковник Бернс! Больше Барбассону ничего было не нужно. Подавив радостный крик, он свернул бумагу, сунул ее себе в карман, а бумажник аккуратно положил на место. Затем спокойно продолжил свою прогулку, с удовлетворением потирая руки и не испытывая угрызений совести. Ведь он просто собирался вернуть украденное его законному владельцу.
Моряк слегка колебался, не зная, что предпринять. Открыть все Сердару и добиться от него справедливого наказания негодяя? Бесполезно, тот никогда не допустит, чтобы зять его сестры болтался на виселице. О том, чтобы держать его в качестве пленника, и думать не приходилось: что они станут делать с ним, прибыв в Гоа? Разве что посадят негодяя в клетку и увезут в Нухурмур? Нет, Сердар этого не сделает из-за связывающего их родства. К тому же доказательство невиновности друга находилось в руках Барбассона, этого было достаточно. Пусть Уильям Браун проваливает ко всем чертям. Сердар же будет только благодарен Барбассону за то, что тот избавил его от очередной тягостной сцены и необходимости принимать окончательное решение. И провансалец решил не вмешиваться в течение событий.
Приближалась полночь. Маленькая яхта собиралась пристать к берегу, уже были видны маяк и огни на молу Джафны. Барбассон разбудил Сердара и друзей, которые поднялись на палубу. Отправившись в каюту сэра Уильяма, он и ему оказал эту услугу и сказал с иронией:
— Ваше Превосходительство прибыло к месту назначения.
— Благодарю, господин герцог, — в тон ему ответил англичанин. — Поверьте, я никогда не забуду те слишком короткие мгновения, которые я провел на борту вашей яхты.
— Пф! — самодовольно ответил Барбассон. — Благодарность встречается так редко. Ваше Превосходительство только позже оценит всю важность услуги, которую я оказываю ему сегодня вечером.
И он быстро отдал команду, так как они входили в порт.
— Внимание! Готовьсь спустить бизань!.. Спустить! Право руля! Стоп!
Яхта повиновалась с изумительной точностью, она развернулась, готовая тут же снова уйти в море, и остановилась. Судно находилось всего метрах в двадцати от пристани, лодка была быстро спущена, и Барбассон, который сам хотел отвезти благородного лорда, сказал ему с глубоким поклоном:
— Шлюпка Вашего Превосходительства подана.
— Помните, Сердар, — сказал сэр Уильям, быстро подходя к наружному трапу, — через два дня, у Ковинда-Шетти.
— Если вы сдержите слово, сударь, все зло, которое вы мне причинили, будет исправлено.
— В знак того, что прошлое забыто, дайте мне руку, Фредерик де Монморен!
Сердар колебался.
— Ах, ну уж этому не бывать! — воскликнул Барбассон, встав между ними. — А ну живо спускайтесь, сэр Уильям, или, клянусь Магометом, вам придется добираться до земли вплавь!
Барбассон вспоминал о Магомете лишь в минуты сильного гнева. Губернатор по его тону понял, что шутки с ним плохи, и, не говоря больше ни слова, проскользнул в шлюпку.