Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
— Только бы нашли. — Робин заинтересованно наблюдала за работой. — Я не принимала ванны с самого Тете.
Эмалированная сидячая ванна была самым громоздким предметом из снаряжения экспедиции.
— Я буду рад, если хватит на чайник, — рассеянно ответил Зуга.
— Тебя что-то беспокоит?
— Я думал об одной долине в Кашмире.
— Там было похоже?
— Да нет, просто… — Брат пожал плечами.
В той долине, еще молодым поручиком, он командовал разведывательным патрулем, шедшим впереди батальона, и увидел что-то впереди, точно так же как сегодня. Что-то непонятное — движение, блик света, то ли на ружейном стволе, то ли на рогах дикого козла. Тогда, как и сейчас, у него было достаточно других хлопот, проверять он не пошел, и той же ночью потерял троих солдат, пробиваясь с боем из долины. Заработал, правда, благодарность от командира полка, но мертвых это не воскресило.
Майор взглянул на заходящее солнце — до темноты оставался еще час. Он знал, что должен идти. Робин озадаченно смотрела на брата. Поколебавшись немного, Зуга почесал шрам от ножевой раны, сердито крякнул и поднялся. Ноги по-прежнему болели невыносимо. Прогулка предстояла непростая.
Чтобы не привлекать особого внимания, Зуга вышел из лагеря глубоким узким оврагом и пробирался над сухим руслом сквозь густой прибрежный кустарник, пока не наткнулся на завал из стволов, принесенных рекой во время последнего сезона дождей. Прячась за этим укрытием, он перешел на ту сторону и осторожно поднялся на дальний склон, перебегая от дерева к дереву и внимательно прислушиваясь.
Наверху повеяло легким прохладным ветерком. Вечерний бриз, дувший с гор, осушал пот, помогая переносить тяжкий подъем. Никакой другой награды, впрочем, не предвиделось. Твердая каменистая почва не хранила следов, вокруг не наблюдалось никаких признаков жизни, ни животных, ни человека. Зуга спешил, полный решимости искупить свою лень, однако он слишком долго тянул. Ночь наступит еще до возвращения в лагерь, луна сегодня взойдет поздно, а спускаясь по такой местности в кромешной тьме, можно и ногу сломать…
Он повернулся, намереваясь идти обратно, и вдруг остановился как вкопанный. По телу побежали мурашки, в животе похолодело, хотя запах был самый обычный. Майор нагнулся и подобрал темный смятый комочек.
Свою последнюю сигару он выкурил два дня назад, и потому, возможно, его обоняние обострилось. Сигару выкурили почти до конца и раздавили так, что она напоминала обломок сухой коры. Если бы не запах… Зуга раскрошил окурок между пальцами — изжеванный конец был еще влажным от слюны. Он понюхал пальцы — этот сорт португальского табака был ему слишком хорошо знаком.
Камачо оставил пятнадцать человек далеко за гребнем, в нагромождении скал, похожем на разрушенный замок. Пещеры и навесы давали тень и укрытие. Он знал, что они улягутся спать, и завидовал им. Лежа на животе, португалец тер слипавшиеся глаза и наблюдал, как караван разбивает лагерь.
На разведку он взял лишь двоих, чтобы те запомнили расположение костров охраны и палаток. В случае необходимости они приведут в лагерь остальных даже в полной темноте, до восхода луны. Камачо надеялся, что этого не понадобится: в темноте легко ошибиться, а для провала хватит одного выстрела или крика. Надо дождаться луны.
Англичанин вернулся раньше, еще до того, как караван остановился. С ним был готтентот, и оба спотыкались на каждом шагу. Видно, поход оказался долгим и трудным. Отлично, значит, Баллантайн будет спать крепко, а может быть, уже спит — за последний час он не показался ни разу. Наверное, расположился за палаткой женщины. Служанка только что принесла ей ведро горячей воды, от которой шел пар.
Сержант-готтентот поставил всего двоих часовых. Похоже, англичанин чувствует себя в полной безопасности. К полуночи оба солдата крепко уснут и больше не проснутся. Перейра улыбнулся в предвкушении того, как своей рукой перережет одному горло. С другим справится еще кто-нибудь.
Готтентоты на скорую руку соорудили обычный односкатный навес с настилом из веток и листьев. В это время года дождей не бывает, тем более при таком чистом небе. От навеса до палаток две сотни шагов, ни один стон не донесется. Камачо довольно кивнул — все шло даже лучше, чем он надеялся.
Как всегда, палатки поставили рядом, почти бок о бок. «Галантный англичанин охраняет женщину», — усмехнулся Камачо. В паху заныло, сонливость тут же развеялась. Скорее бы закончилась эта ночь, он так долго ждал.
Ночь опустилась с театральной африканской внезапностью. За несколько минут долина наполнилась тенями, закат напоследок залил ее абрикосовым и темно-золотым заревом, и все погрузилось во тьму.
Еще час португалец наблюдал за темными силуэтами у лагерных костров. До холмов доносилось тихое пение и прочие привычные звуки — лязг ведра, стук полена, брошенного в огонь, сонное бормотание голосов. Все как обычно, в лагере никто ни о чем не подозревает.
Голоса затихли, погасли костры. Тишину нарушало лишь жалобное тявканье шакала.
Созвездия медленно совершали свой ход по ночному небу, отмечая час за часом, потом стали постепенно бледнеть, заслоненные ярким сиянием восходящей луны.
— Приведи остальных, — бросил Камачо в сторону и, поднявшись на ноги, потянулся, как кошка, разминая затекшие мышцы.
Люди тихо подошли и собрались вокруг, чтобы выслушать последние указания. Закончив шептать, Камачо обвел всех взглядом. В ярком лунном свете их лица стали бледно-зелеными, как у свежевыкопанных трупов. Темные молчаливые тени двинулись вслед за предводителем вниз по склону, точно стая волков. Дойдя до сухого русла на дне долины, они разделились на заранее условленные группы.
Камачо шел в лагерь по свежевытоптанной тропе. В правой руке он держал нож, в левой — ружье, короткая сухая трава еле слышно шелестела под ногами. Впереди под раскидистыми ветвями дерева мукуси вырисовывалась фигура часового, поставленного шесть часов назад. Солдат по-собачьи свернулся на твердой земле. Камачо удовлетворенно кивнул и подобрался ближе. Часовой спал, натянув одеяло на голову. «И этого донимают москиты», — ухмыльнулся Камачо и опустился рядом на колени.
Он осторожно протянул руку, но внезапно замер, удивленно хмыкнув, и резко откинул одеяло, под которым оказались лишь торчащие из земли корни. Португалец тихо выругался. Удрал с поста, подлец! Небось вернулся под навес к остальным и сладко храпит на циновке из сухой травы. Ничего, дождется своего позже. Португалец встал и пошел вверх по склону к лагерю. В лунном свете брезент палаток отливал призрачным серебром. Камачо перекинул ружейный ремень через плечо и поспешил было к левой, но остановился: из тени появилась темная фигура. Уже замахнувшись ножом, он узнал одного из своих людей, того, которого послал перерезать глотку англичанину.