Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
Майор сердито вышагивал по лагерю, залитому ярким утренним солнцем. Лицо и руки его покрывал слой сажи, покрасневшие глаза слезились от дыма, борода и ресницы обгорели. Большая часть запасов и снаряжения была потеряна. Зуга взглянул на обгорелые клочки брезента, втоптанные в пыль, — все, что осталось от палаток. Когда начнутся дожди, придется плохо, и это еще не самое страшное.
Он попытался прикинуть в уме список самых тяжелых потерь. Из сотни носильщиков осталось всего сорок шесть, хотя оставалась надежда, что Ян Черут и его готтентоты кое-кого еще приведут — они прочесывали окрестные ущелья в поисках беглецов. Оттуда доносился рев рога. Тем не менее многие предпочтут долгое и опасное возвращение в Тете новому ночному нападению. Кто заблудится после панического бегства в темноте, кто станет добычей диких зверей, кто умрет от жажды. Полдюжины носильщиков погибли от шальных пуль и от ружей убегавших бандитов, которые намеренно стреляли в толпу безоружных туземцев. Еще четверо ранены так тяжело, что едва ли доживут до вечера.
Это самая серьезная потеря — без носильщиков уцелевшее снаряжение и товары для торговли могли быть с тем же успехом оставлены в Лондоне или сброшены за борт «Гурона».
Остальные потери подсчитать труднее. Потребуются долгие часы, чтобы выяснить, что сгорело, а что удалось спасти из вонючей тлеющей груды тряпок и брезента и подобрать в грязи на склоне холма. Сцена живо напоминала поле битвы: такие картины майору приходилось наблюдать не раз, и вид бессмысленных разрушений, как и раньше, оскорблял его чувства.
Туземцы, которых удалось собрать, уже взялись за работу. Они разбрелись по лагерю, как цепочка жнецов, тщательно выбирая из пепла и пыли все ценное. С ними была и крошка Джуба, которая искала лекарства, книги и хирургические инструменты.
Под раскидистыми ветвями дерева мукуси в центре лагеря Робин устроила импровизированный полевой госпиталь. Зуга взглянул на раненых, ожидавших помощи, и ряды мертвых тел, накрытых кусками обугленного грязного брезента, и снова чертыхнулся. Он был зол прежде всего на себя.
Впрочем, что еще можно сделать — превратить лагерь в вооруженную крепость и терпеть долгую изнурительную осаду? Волки Камачо рыскали бы вокруг лагеря и отстреливали их поодиночке, дожидаясь своего часа. Нет, он был прав, когда устроил засаду и покончил с негодяями одним ударом, — теперь португальцы со всех ног улепетывают к побережью. Однако цена оказалась чересчур высока.
Экспедиция, так тщательно задуманная и обильно снаряженная, закончилась катастрофой, не достигнув ни одной из своих целей. Потерянное снаряжение и человеческие жизни — тяжелый удар, но не эта мысль жгла огнем молодого Баллантайна, когда он смотрел поверх ограды опустошенного лагеря на высокие гребни южных гор. Главное то, что придется отказаться от экспедиции, еще не начав ее, а ведь цель близка, так близка: двадцать, пятьдесят, не более сотни миль отделяют его от границ империи Мономотапа. Позади, в ста милях к северу, лежит грязная деревенька Тете и широкая река, по которой начнется долгое бесславное возвращение обратно в безвестность, на службу в третьеразрядном полку, в тупую размеренную дисциплину индийского военного поселения. Только теперь, встав перед угрозой возвращения в прежнюю жизнь, Зуга понял, сколь глубоко он ее ненавидел и презирал, осознал, что желание сбежать от нее как раз и привело его в эти неизведанные края. Для заключенного, вкусившего желанной свободы, возвращение в клетку вдвойне мучительно. Майор глубоко вздохнул, ощущая боль, сдавившую грудь.
Он отвернулся от панорамы зубчатых пиков и черных утесов и побрел туда, где в тени дерева мукуси работала сестра. Робин побледнела, от усталости и напряжения под зелеными глазами залегли темные круги, блузка запачкана кровью пациентов, лоб покрылся капельками пота.
Она принялась за работу еще затемно, при свете фонаря, а уже близился полдень.
Робин устало взглянула на брата.
— Мы не сможем идти дальше, — тихо произнес он.
Сестра молча смотрела на него, потом опустила глаза и снова принялась накладывать мазь на обожженную ногу носильщика. Тяжелораненые первыми получили помощь, теперь дошла очередь до ожогов и ссадин.
— Мы потеряли слишком много важного снаряжения, — пояснил Зуга. — Запасы, необходимые для выживания. — На этот раз Робин не подняла взгляд. — К тому же у нас не хватит людей, чтобы нести то, что осталось.
Робин сосредоточенно перевязывала обожженную ногу.
— Папа прошел всю Африку с четырьмя носильщиками, — спокойно заметила она.
— Папа был мужчиной, — сухо сказал Зуга.
Робин застыла, глаза ее зловеще сузились, но Зуга не обратил внимания.
— Женщина не может жить и путешествовать, не пользуясь благами цивилизации, — серьезно продолжал он. — Поэтому я отправляю тебя обратно в Тете. Сержант Черут с пятью солдатами проводят тебя. После Тете все будет проще. Возьми оставшиеся деньги: ста фунтов хватит на спуск по реке до Келимане и проезд на торговом корабле в Кейптаун. Там у нас есть средства на счету в банке — купишь билет на почтовый пароход.
Робин взглянула на него:
— А ты?
Зуга поморщился.
— Важнее то, что будет с тобой, — мрачно сказал он и в тот же миг принял решение. — Ты вернешься, а я пойду дальше один.
— Чтобы меня вернуть, — процедила Робин, — Яна Черута с пятью его чертовыми готтентотами будет маловато.
Сорвавшееся богохульство, как ничто другое, свидетельствовало о ее решимости.
— Будь разумной, сестренка.
— Так мне отправляться прямо сейчас? — ласково спросила она.
Зуга огрызнулся было, но осекся, увидев выражение ее лица. Губы сжались в суровую линию, упрямый, почти мужской, подбородок гордо выпятился.
— У меня нет настроения спорить, — сказал он.
— Отлично, — кивнула Робин. — Так ты потеряешь меньше драгоценного времени.
— Ты догадываешься, на что себя обрекаешь? — тихо спросил брат.
— Не хуже, чем ты.
— У нас не будет товаров, чтобы заплатить за проход, — объяснил Зуга. Робин кивнула. — Значит, придется пробиваться с боем.
В глазах сестры мелькнула тень, но решимости в них не поубавилось.
— Не будет палаток, чтобы укрыться от непогоды, не будет консервов, не будет ни сахара, ни чая. — Он знал, что это значит для нее. — Будем жить тем, что дает земля, а без того, что не сможем найти, придется обойтись. Порох и пули — вот вся наша надежда.
— Не делай глупостей и возьми хинин, — напомнила она.
Зуга поколебался.
— Хорошо, еще самый минимум лекарств, — согласился он, — и помни, это не на неделю и не на месяц.
— Пожалуй, так мы пойдем намного быстрее, — спокойно заметила Робин, поднявшись, и отряхнула брюки.
Зуга составлял список отобранного снаряжения и взвешивал новые тюки. Он был вполне удовлетворен своим выбором. Вместо чая и сахара он взял бумагу и письменные принадлежности. Вместо запасных сапог — навигационные инструменты, потому что на обувь можно поставить новые подошвы из буйволовой кожи. Хинин и другие лекарства, а также хирургические инструменты заняли место запасной одежды и одеял. Порох и пули были нужнее тканей и других предметов торговли, однако Робин все-таки захватила с собой несколько хете самых лучших бус.