Полет Стрижа
Шрифт:
— Эй, убери свет! Василь, ты что ли? Чего там опять Мураю надо?
— Мураю ничего не надо, я вот кое-что хочу вам сказать. — Стриж слез с мотоцикла и снял шлем. Усатый узнал его сразу, схватился за автомат, висевший на боку, но поднять не успел. Андрей, как всегда, был точен, выстрела никто не услышал за шумом работающих двигателей, но парень упал назад и стал мучительно выгибаться, зажимая рану в районе солнечного сплетения. Из горла раздавались хрипенье и мучительный кашель, особенно резко прозвучавшие в наступившей тишине. Приехавшие заглушили двигатели, и только фары все так же безжалостно слепили рыбаков. Стриж подошел поближе,
— Серега! — завопил первый, очень прилично покачиваясь на ходу. — Подкрепление прибыло: поминки по боцману продолжаются. Серега, ты что, спишь что ли?
Вдвоем они склонились над лежащим.
— Руки поднимите, — негромко сказал Стриж, направляя на варягов дуло автомата. Между тем Илья, не слезая с мотоцикла, держал под прицелом своего «узи» сбившихся в толпу рыбаков. Мало ли что было у них на уме да и за пазухой. С другого края Стрижа прикрывал Андрей.
До «поминальщиков» дошло наконец, чего от них требуют. Выпустив бутылки, мягко шлепнувшиеся в песок, они задрали вверх руки. Сзади к ним зашел Сергей и освободил орлов Мурая от лишнего металла.
Уложив обоих на песок лицом вниз, Стриж обратился к браконьерам:
— Значит так, мужики! С сегодняшнего дня я запрещаю рыбалку до открытия сезона. Кого поймаю с сеткой — утоплю вместе с лодкой. Поняли?
— А ты что, рыбнадзор?! — резко начал один из рыбаков, мужик лет под пятьдесят с неврастенически подергивающимся лицом и вставными железными зубами во весь рот. — И вообще, кто ты такой?! Ты что здесь раскомандовался?! Подумаешь, Стриж! Не таким птицам перья выщипывали! Знаешь, где я видел твои приказы!!!
Неврастеник уже кричал в лицо Анатолия, надвигаясь на него. Толпа дрогнула и качнулась, но тут Стриж ударил браконьера в солнечное сплетение, а Илья дал очередь выше голов. Мужик зазевал, мучительно хватая ртом ставший вдруг дефицитом воздух. Стриж схватил его за волосы и, вывернув задыхающееся, посиневшее лицо, закричал:
— Да вы, гады, что творите, а? Еще год, два, и в Волге ерша не останется! Лишь бы карман себе набить! Ведь сами, суки, пожалеете об этом. Детям что ли сказки рассказывать будете про рыбку в Волге!? На картинках стерлядь показывать будете?!
Он отшвырнул начавшего приходить в себя рыбака.
— Да кто ее считает, рыбу-то в реке? Может, ее там еще прорва? — сказал в ответ один из толпы, остальные нестройно поддержали.
— Мы-то что, заводы вон как травят!
— Ну и много вы ловите? Столько же, как и два года, и пять назад? — уже спокойно спросил Стриж.
— Да нет, меньше, — нехотя признался самый активный из толпы.
— Ну так вот, мужики, не хотите по-хорошему — силой буду заставлять. Ведь все понимаете, что будет, к чему идем, а остановиться не желаете. Я предупредил, встречу, не рыбнадзор — сразу на дно пущу.
Между тем Сергей обшарил катер и, нагрузившись двумя автоматами, спрыгнул на берег. Ни он, ни Андрей, ни Илья не снимали шлемов, с непокрытой головой был только Стриж. Сергей попытался столкнуть катер с берега, но тот слишком глубоко врезался в песок. На помощь пришли Анатолий и Андрей. Втроем им удалось спустить судно на воду. Илья подъехал поближе и направил свет фар на медленно дрейфующий катер.
— Возьми "калашников", — крикнул ему Андрей, — побереги патроны.
Илья кивнул головой, отложил «узи» и, не вставая с сиденья, ударил по белоснежному красавцу длинной очередью из автомата. Четкая линия трассеров пропорола борт катера. Открыл огонь и Сергей. С рубки посыпались стекла. Катер развернуло по течению, пули крошили теперь корму, там вспыхнуло даже пламя. Но разгореться катер не успел — тяжелые двигатели потащили его на дно. Правда, нос еще долго торчал из воды благодаря своему обширному воздушному отсеку. Пришлось послать пару лишних очередей, после чего катер наконец затонул.
— Поехали! — скомандовал Стриж.
Прикрывал их, как всегда, Андрей. Но никто из толпы не дернулся, не шевельнулся даже, только проводили угрюмыми взглядами свет фар уезжающих мотоциклов.
24
Бачун не выспался. До часу ночи «кентавры» колесили по городу в поисках Стрижа. Лег поздно, а к утру приснилась зона, глумливые рожи уголовников. Зоны Бачун боялся больше всего. В свое время он соблазнился большими деньгами и специально сел, чтобы убить Стрижа. Сидел с ним в одной зоне год, но так и не смог устроить что-то вроде несчастного случая. Пытался натравить других — Стриж отбился. А сам в открытую выступить побоялся. Такие вещи в зоне даром не проходят: взялся пришить — держи слово. После того, как
Стрижа перевели в другую зону, Бачуна «опустили» и целый год он ходил в «петухах».
Именно это и приснилось ему в пять часов утра. Мурай его простил, но платить за это приходилось собачьей преданностью и шакальей подлостью. Хозяин взвалил на него самое грязное и мерзкое: торговлю наркотиками, сбор дани, расправы с неугодными. Мурай уже и забыл, когда лично проезжал по торговым точкам, когда последний раз видел дрожащие руки наркоманов, тискающие грязные рубли. Были за Бачуном грехи и побольше. Выкрасть ребенка, утопить в Волге должника, сжечь вместе с домом чету пенсионеров, чтобы освободить побольше места для особняка хозяина. Все это давно тянуло на вышку. Змея, Крыса, Шакал,
Тварь — так говорили про него сами «кентавры». И все эти клички шли ему, как пианисту фрак. Мурая он боялся и ненавидел, но шакалил на него не за страх, а за совесть. Только он мог спасти его от тюрьмы, от нар, от выполнения позорных обязанностей. За трое суток, что Стриж был в городе, Бачун, и так худой как глиста, сдал окончательно. Его остроносая мордочка с крупными веснушками на бледном лице приобрела какое-то особое выражение загнанной в угол крысы.
Еле дождавшись рассвета, он снова начал мотаться по городу на мотоцикле с расспросами и допросами.
Агентура у него была обширная: любой наркоман согласен вложить кого угодно, лишь бы ширнуться хоть разок бесплатно.
Удачу он почувствовал, когда расспрашивал Калгана, одного из мелких торговцев марафетом и самого наркомана. Расплачиваясь, тот вытащил новенькую десятитысячную купюру.
— Где взял? — спросил Бачун, вертя в руках хрустящую еще ассигнацию.
— Витька Павленко расплатился за прошлое и еще хотел взять.
— Откуда у него деньги? Он, что, на работу устроился?
— Да что ты! Он и ножовку в руках не удержит.