Полет Стрижа
Шрифт:
— О, загружают!
— Что загружают? — все обернулись к Илье.
— Вроде бы фрукты. Ящики такие все в росписях, с дырками.
— Много? — продолжал допрашивать лейтенант.
— Три, четыре, пять… Пять штук.
— Только-то? Что-то маловато для такой махины.
— Может, еще что-то загрузят? — предположил Андрей.
— Скорее всего. Не будут же они гонять его порожняком, — сказал Семыкин.
— Так как его все-таки тормознуть и все выяснить? — вернулся к своей идее Андрей.
— ГАИ подключить, — предложил Илья.
— Они уже все сгрузили, чего им теперь бояться, — отверг эту идею Стриж. — Разве только мы их сами остановим.
— Это как? — спросил лейтенант, насторожившись.
— Есть одна мысль, — почесал висок несколько смущенный Анатолий. — Только опять будет не совсем по закону.
— Опять? — спросил лейтенант.
Они посмотрели друг на друга.
— Игорь, давай уж пойдем до конца.
Семыкин неуверенно качнул головой.
— Не имею права. — Но сказал он это скорее по обязанности, по своему статусу и положению.
— Игорь, — Стриж умышленно два раза назвал его по имени. Он словно подчеркивал, что теперь, после того что он сделал для лейтенанта, их отношения встали на другой уровень. — Ты будешь в стороне. Мы сами все сделаем. Если что — открещивайся от нас, мы не обидимся. Ты, главное, не мешай.
— Мне надо подумать. — Лейтенант сел на сено, снял шапку и, обхватив руками свои непокорные сивые вихры, задумался.
Прошлый раз он согласился легко, ведь дело шло о его семье. А сейчас стоял вопрос о том, чтобы применить силу вроде бы против ни в чем не повинных людей. Они могли и не знать о том, что везут, хотя вряд ли. Кто согласится возиться с опасным грузом за просто так, без хорошей оплаты? Дальнобойщики и без этого получают немало, и если они шли на риск, значит, им платили очень хорошо.
Но самое главное — вставал вопрос этики. В школе милиции в курсантов пытались вбить римское правило:
"Плохой закон — но закон". Закон превыше всего. Вот только к своим двадцати шести годам Игорь Семыкин давно уже понял, что в жизни все иначе. Закон — это не то, что написано в толстой книге, а то, что угодно вышестоящим. Все продается и покупается. Неделю назад при назначении его и. о. начальника милиции тот же
Малышев торжественно пожал ему руку и прозрачно намекнул, что именно он будет одним из тех, кто решит, оставить лейтенанта на этом посту или снова отправить к тем многим внизу.
Но было и другое. Застывший оскал мертвого лица Ивана Кротова, простого русского парня. Глумливая рожа прокурора с его торжествующей силой верховной власти, этот жуткий взгляд Мусы Джиоева и его,
Игоря, унизительный страх за семью. Заплаканное лицо жены, ее рвущие душу рыдания, непонимание в глазах ребенка.
Ненависть подступила волной к горлу лейтенанта. В душе он всегда был самолюбив, иначе бы не пошел в милицию. И это положение пешки, когда ты — никто, ты — орудие в руках тех, кто выше тебя по званию, давно уже воспринимал как личное унижение. А еще рядом находился Стриж. Семыкина не было в городе во время прошлогодней бурной эпопеи. Он застал уже сложившуюся легенду. В ней были двое: Стриж и огромная и безжалостная система, внешне могущественная и несокрушимая. А Стриж смог ее победить. Сегодня он подтвердил эту легенду, он сумел, казалось бы, невероятное — найти и спасти его семью.
— Хорошо, — кивнул головой лейтенант. — Попробуйте. Я буду рядом. Объясни только, что ты собираешься делать?
Вскоре вся троица дружным штурмом снова взяла забор, теперь изнутри, изрядно пугнув при этом проходящую мимо женщину.
— Едем! — крикнул Стриж, надевая шлем.
— Куда? — спросил изрядно промерзший и заскучавший в ожидании друзей Сергей.
— К Ленке.
23
Стриж ворвался в дом, как ураган.
— Лена, Ленка, где ты?! Лена!
Ему никто не ответил. Он хотел уже метнуться на второй этаж, но тут ощутил запах табачного дыма. Она была в зале, лежала вниз лицом на диване, ноги на подушке, рука свесилась, рядом валялся потухший окурок.
На столе темнела бутылка из-под "Солнечного бряга" и стакан. Стриж взял бутылку в руки, посмотрел на свет — на донышке.
— Да, приплыли. — Он постоял секунду, потом решился. — Лен, Лена, проснись!
Он долго тряс ее за плечи, уговаривал. Наконец девушка открыла глаза, абсолютно ничего не видящие и не понимающие.
— Лен, ну, очнись ты. А, черт! Целый пузырь без закуски.
Наконец он ее усадил, но пока ходил в прихожую за обувью и одеждой, Ленка снова упала на диван. Кое- как натянув на нее сапоги и напялив куртку, Стриж накинул еще сверху шарф и, подхватив на руки, понес из дома. Осторожно ступая по ступеням, Анатолий бормотал про себя:
— Вчера вроде легкая была, а сейчас впору надорваться.
Усадив Ленку на сиденье люльки «ижака», он тяжело перевел дух и, вытирая пот, заявил:
— Фу, думал пупок развяжется.
— Чего это она? — удивился Илья.
— Чего-чего. Отдыхает. Поехали.
Семыкин ждал их около дома Голомы. Открыв дверцу уазика, он сообщил:
— Рефрижератор завернул на склад Джиоевых, загрузился фруктами. Сейчас уже выехал из города.
— Давно?
Семыкин глянул на часы.
— Три минуты назад.
Все переглянулись — догнать на мотоцикле «рено» было чистейшей авантюрой. Но Стриж, махнув рукой, решил:
— Надо попробовать. Чем черт не шутит, пока Бог спит. Езжай за нами, лейтенант, только не мешай, пожалуйста. — И оборотясь, скомандовал: — Газу, Илья, газу!
24
Бешеная гонка длилась уже сорок минут. Довольно теплый для этого времени года воздух на скорости превратился в ледяной поток, пробирающий до самых костей. Глаза слезились от ветра. Стриж пригнул голову и поймал расширенный от ужаса и непонимания Ленкин взгляд.
— С добрым утром! — нагнувшись к самому уху, сказал ей Анатолий и, уловив ответное негодование, подмигнул и рассмеялся.
— Вот они! — прокричал, оборачиваясь к Стрижу, Илья.