Полицейские и провокаторы

Лурье Феликс Моисеевич

Народоволец М. Р. Попов вспоминал слова Судейкина: «Я, господа, не идеалист и на все смотрю с точки зрения выгоды. Располагай русская революционная партия такими же средствами для вознаграждения, я так же верно служил бы ей» [313] . Непомерное тщеславие, полнейшая свобода от морали в совокупности с абсолютным безразличием к людям и умение с помощью секретных агентов организовать борьбу с революционно настроенной молодежью превратили Судейкина в человека, необходимого трону. Трон нуждался в Судейкине. Он понимал это и мечтал воспользоваться создавшимся положением для достижения своекорыстных целей. Перед вами образчик его мыслей, записанных Тихомировым со слов Дегаева: «Он думал поручить Дегаеву под своей рукой сформировать отряд террористов, совершенно законспирированный от тайной полиции; сам же хотел затем к чему-нибудь придраться и выйти в отставку. В один из моментов, когда он уже почти решился начать свою фантастическую игру, Судейкин думал мотивировать отставку прямо бестолковостью

начальства, при котором он-де не в состоянии добросовестно исполнять свой долг; в другой такой момент Судейкин хотел устроить фактическое покушение на свою жизнь, причем должен был получить рану и выйти в отставку по болезни. Как бы то ни было, немедленно по удалении Судейкина Дегаев должен был начать решительные действия: убить гр. Толстого, великого князя Владимира и совершить еще несколько более мелких террористических актов. При таком возрождении террора, понятно, ужас должен был охватить царя, необходимость Судейкина, при удалении которого революционеры немедленно подняли голову, должна стать очевидной, и к нему обязательно должны были обратиться, как к единственному спасителю. И тут Судейкин мог запросить чего душе угодно, тем более что со смертью Толстого сходит со сцены единственный способный человек, а место министра внутренних дел остается вакантным... Таковы были интимные мечты Судейкина. Его фантазия рисовала ему далее, как при исполнении этого плана Дегаев, в свою очередь, делается популярнейшим человеком в среде революционеров, попадает в Исполнительный комитет или же организует новый центр революционной партии, и тогда они вдвоем — Судейкин и Дегаев — составят некоторое тайное, но единственно реальное правительство, заправляющее одновременно делами надпольной и подпольной России; цари, министры, революционеры — все будут в их распоряжении, все повезут их на своих спинах к какому-то туманно-ослепительному будущему, которое Судейкин, может быть, даже наедине с самим собой не смел рисовать в сколько-нибудь определенных очертаниях» [314] .

313

47 Попов М. Р. Записки землевольца. М., 1933. С. 264.

314

48 Вестник «Народной воли». 1884, № 2. С. 97—98.

В голове Судейкина родилась фантасмагорическая идея провокации в масштабах империи: он посредством правительственного агента организует жесткий контроль существующей революционной партии, заботится о ее пополнении, по мере надобности раскрывает и уничтожает ее по частям, но одновременно руками революционеров ликвидирует мешающих ему конкурентов из высшей администрации. Как же все просто и безопасно: система замыкается на себя — охотник и есть творец добычи. В партию вступают настоящие революционеры, и у них нет надобности в другой партии, а что гибнут люди, ничего тут не поделаешь, они же все равно гибнут в настоящей борьбе с монархией за настоящие свободу и равенство. А что полицейская машина сама себя загружает, так этого никто не знает и еще долго не узнает.

Страшновато. Такое могло родиться в голове человека, живущего в стране, где гражданских прав нет и в зародыше, где бесправие возведено в принцип, пестуемый и всесторонне укрепляемый веками.

Если бы Дегаев только выдавал своих товарищей... Он на паях с охранкой организовывал «подпольные типографии», издавал «Листок Народной воли», в котором призывал к убийству Судейкина и министра внутренних дел графа Д. А. Толстого, вербовал в «Народную волю» молодые силы и, не пуская их в дело революции, отдавал на растерзание Судейкину, Народоволец А. Н. Бах, впоследствии известный химик, академик, привел в своих воспоминаниях слова Судейкина: «Вы подрастете, а мы вас подкосим, вы подрастете, а мы вас подкосим» [315] .

315

49 Бах А. Н. Записки народовольца. М., 1931. С. 185.

Отовсюду веяло могильным холодом, люди опасались встреч, подозревали друг друга в предательстве, народовольчество погружалось в мрак, задыхалось от недоверия, произошло «замутнение» его рядов — с полицией оказался связанным не один Дегаев, Іегаевщина разрушала нравственность и уничтожала партию. Сравнимый с дегаевщиной урон русскому революционному движению нанес только С. Г. Нечаев.

Молодой царь перестал пугаться собственной тени, он показывался среди людей, улыбался. Вся полицейская Россия знала, кому принадлежала эта заслуга, знал это и Судейкин и считал себя обиженным.

«Ему,— писал Л. А Тихомиров,— которого не хотели выпускать из роли сыщика, постоянно мерещился портфель министра внутренних дел, роль всероссийского диктатора, державшего в своих ежовых рукавицах бездарного и слабого царя. Разлад между радужной мечтою и серенькой действительностью оказался слишком резок. Судейкин всеми силами старался разрушить такой «узкий» взгляд на себя и настоятельно добивался свиданий с царем. Толстой, напротив, употреблял все усилия не допускать его до этого. И действительно, Судейкин во всю жизнь так и не успел получить у царя ни одной аудиенции, не был даже ему представлен Толстой на этот счет — человек ловкий и на своем поставить умел. Судейкин из себя выходил, но ничего не мог сделать,

постоянно наталкиваясь на неведомую руку, оттиравшую его от царя. «Если бы мне увидеть государя хоть один раз,— говорил он с досадой,— я бы сумел показать себя, я бы сумел его привязать к себе». И он ненавидел Толстого всеми силами души» [316] .

316

50 Вестник «Народной воли». 1884, № 2. С. 95.

Написанное Тихомировым о Судейкине со слов С. П Дегаева превосходило изучившего своего патрона, подтверждается и другими вполне авторитетными источниками. Позже читатель убедится, сколь поразительно одинаковы грезы жандармского подполковника и священника Петербургской пересыльной тюрьмы Г. А Гапона, мечты малограмотных тще-славцев, решивших, что лишь они в состоянии научить царей управлять государством и спасти Россию от неминуемой гибели,— достаточно появиться перед царем и раскрыть ему глаза, а уж он обласкает, приблизит и одарит.

На иерархической лестнице подполковник Судейкин занимал скромную ступеньку, на которой толпились многие. В Табели о рангах она соответствовала VII классу, что раздражало его и возмущало,— отчего так несправедливо к нему начальство? [317]

По традиции русского двора докладывать царю, иметь у него аудиенцию полагалось лицам в ранге не ниже IV класса, поэтому претендовать на внимание монарха жандармский подполковник не имел никаких оснований. Президенту Академии наук, министру внутренних дел, действительному тайному советнику (предпоследняя ступенька) графу Д. А. Толстому даже при желании не так просто было устроить сыщику аудиенцию в Зимнем дворце. Возвышения Судейкина побаивались многие, даже министр. Судя по всему, Судейкин это понимал.

317

51 См. там же. С. 96.

Приведу описание одного из поразительных замыслов-грез провокации, рождавшихся в голове Судейкина: «По этому плану Дегаев должен был выстрелить Судейкину в левую руку во время прогулки его в Петровском парке и скрыться на лошади, приготовленной заранее самим же Судейкиным; а во время болезни последнего от этой раны должно было последовать, согласно замыслу Судейкина и Дегаева, убийство министра внутренних дел графа Толстого» [318] .

Известно, что Толстой панически боялся быть убитым Он не доверял энергичному, преуспевающему юристу Плеве, назначенному директором Департамента полиции благодаря покровительству М. Т. Лорис-Меликова, злейшего врага графа Д А. Толстого. Но дела в Департаменте полиции шли хорошо, и министр не мог заменить Плеве на другое лицо. Стараниями Окладского, Меркулова и Дегаева в Зимний дворец, а вернее в Гатчину, начало возвращаться спокойствие. За решетку попало такое количество революционеров, что, казалось, уже некому бросать бомбы. Престиж ведомства, возглавляемого Вячеславом Константиновичем Плеве, стремительно рос в глазах монарха. Директор Департамента примерял себя к роли министра, ему казалось, что Судейкин с Дегаевым старались для него освободить кресло [319] . Когда же план убийства Толстого приобрел огласку, Плеве не только удалось удержаться в правительству, он смог даже возвыситься. Судите сами, перед вами послужной список В. К. Плеве:

318

52 Былое, 1906, № 4. С. 24.

319

53 См.: Лонге ЖЗильберт Г. Террористы и охранка. М., 1924. С. 18.

1881—1884 годы — директор Департамента полиции,

1884—1894 годы — сенатор, товарищ министра внутренних дел,

1894—1899 годы — государственный секретарь,

1899—1902 годы — статс-секретарь; министр Финляндии,

1902—1904 годы — министр внутренних дел.

Через 21 год после разгула поддержанной им дегаевщины Плеве будет убит при участии провокатора Азефа именно так, как желал когда-то сам устранить Толстого. Не покровительствуй Плеве дегаевщине, быть может, не появился бы и Азеф. Бомба Е. С. Сазонова, направленная Азефом, прервала жизнь В. К- Плеве, этого полицейского исчадия, ведавшего, что творит, лишь не ведавшего, чем дело рук его ему обернется. Судейкина же он ненавидел, потому что боялся, а не бояться его он не мог, слишком хорошо знал директор Департамента полиции своего подчиненного. Позже он мстил ученикам Судейкина за свой страх перед их учителем.

СТРАХ ПРОВОКАТОРА

С. П. Дегаев, будучи человеком бесспорно умным (все, кто оставил о нем воспоминания, в один голос отзываются именно так), наблюдательным и склонным к анализу происходящего, летом 1883 года пришел к мысли о том, что, как бы ни развивались события, они могут иметь для него неизбежно трагическое завершение. Он постепенно понял, в какую бездну позволил себя затянуть. Бежать от революционеров и полицейских Дегаев не решился, понимая, что Судейкин сумеет организовать погоню, от которой не укрыться. Инспектор охранки сделал бы все, чтобы настигнуть беглеца, знавшего слишком много о своем начальнике. Революционеры тоже не сидели бы сложа руки, Дегаев и это превосходно понимал.