Политическая культура древней Японии

Коллектив авторов

Данные «Нихон секи» показывают, что с течением времени происходит постепенная редукция военной функции тэнно. В VIII в. военная функция тэнно еще более ослабевает. Япония вела военные действия по покорению племен эмиси на северо-востоке Хонсю, но в модусе описания самого тэнно героический (воинский) элемент почти полностью отсутствует. Невозможно себе представить, чтобы тэнно предводительствовал войском. Вместе с отказом от покорения эмиси фигура тэнно окончательно теряет устрашающий налет. Постоянным эпитетом тэнно следует признать скорее ясумисиси («правящий с миром»), а не касикоси («грозный», «устрашающий»). Процесс диверсификации (специализации) функций управления приводит к тому, что одна из основных линий разграничения властных полномочий в ранних государствах проходит по линии: коммуникация с богами — коммуникация с «чужими» (т. е. высшие «управленцы» являются ответственными за связи с «другими мирами») ^[764] . В терминах синто это находит выражение в разделении «буйной души» и «мягкой души» божеств и тэнно.

764

¹⁴⁸ Коммуникационные способности в до государственный период являются одним из важнейших качеств, которое обеспечивает лидерство (см., например, институт бигменов). Относительно Нинтоку хроника сообщает, что во время первоначального его отказа от трона он аргументирует это так: «Ведь распоряжаться храмами страны и рисовыми складами — тяжелая ноша. Я же не красноречив и не справлюсь» («Нихон сёки», т. 1, с. 297). Разграничение духовной и военной (светской) власти носит, по всей вероятности, достаточно универсальный характер (некоторые примеры см. Т. Д. Скрынникова. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. М., «Восточная литература», 1997, сс. 125–126) и не может быть объяснена заимствованиями. Собственно говоря, организация средневековых европейских государств, включая Россию — сосуществование светской (военно-судебной) и духовной власти — попадает в ту же самую парадигму. Другое дело, что сочетание этих двух элементов, само их содержание может быть достаточно различным. Появление ответственных за жизнеобеспечение функционеров в этих областях (обеспечивается отъемом необходимого для их деятельности продукта) носит, возможно, вторичный характер (недаром поэтому в очень многих древних и средневековых государствах «гражданские» должности, связанные с фискальными функциями, стоят ниже, чем военные и священнические).

Ослабление военной функции тэнно связано, по всей вероятности, с несколькими обстоятельствами. 1. Род тэнно возводит свое происхождение к Аматэрасу, которая, являясь прежде всего разновидностью божества плодородия, обладает ограниченными военными функциями. 2. Китайская политическая доктрина считает силовые методы управления недостойными истинно праведного императора, главными средствами управления для которого являются церемонии и ритуал. Тэнно не только минимизировал собственную военную функцию, но и всячески стремился к демилитаризации общества ^[765] , видя в военном элементе угрозу собственному положению. 3. Утрата с 663 г. позиций Ямато на Корейском полуострове также способствует редукции военного компонента в японском обществе ввиду отказа от попыток контролировать ситуацию за морем. 4. Вооруженная борьба за объединение страны была фактически завершена. К началу IX в. границы государства стабилизируются: покорение хаято было завершено, в покорении эмиси настал длительный перерыв. 5. Внешняя военная угроза практически отсутствовала. 6. Значительное число тэнно VII–VIII вв. были женщинами (что, правда, само по себе не является отражением редукции военной функции правителя — военная политика российских императриц служит тому подтверждением).

765

¹⁴⁹ См. многочисленные указы «Сёку нихонги» о недопустимости скопления вооруженных людей. Опасность для внутренней стабильности виделась также и в лошадях. «Придерживаться умеренности и ограничивать роскошество — вот что самое важное в делах управления, вот по какой дороге шествовали сто государей. Принцы, сановники и богачи, соревнуясь с друг другом, откармливают лошадей. Однако это приводит не только к обеднению, но и к распрям с войнами. Следует составить закон об ограничении [выращивания лошадей]. Соответствующее ведомство представило проект закона: «Устанавливаются ограничения на откорм лошадей в соответствии с рангом хозяина: принцы крови и министры — не более 20 лошадей, принцы и сановники от 3-го ранга и выше — 8 лошадей, обладатели 4-го ранга — 6 лошадей, обладатели 5-го ранга — 4 лошади, от 6-го ранга и ниже вплоть до простого народа — не более 3 лошадей. После введения в силу этих ограничений разрешается приобретать лошадей только в количестве, недостающем [до означенных ограничений]. В случае, если лошадь стала уже непригодной для верховой езды и использования, следует составить заявление в соответствующее ведомство, которое после проверки списка лошадей решает вопрос о возможности приобретения новой. Нарушившие эти установления приравниваются к ослушавшимся государева указа, а то количество, что превышает определяемые рангом ограничения, подлежит изъятию» («Сёку нихонги», Ёро, 5-3-9, 721). Таким образом, налицо интенция усилить позиции тэнно (вместе с его ближайшим окружением) не столько за счет усиления центральных войсковых подразделений (их численность была достаточно невелика), сколько за счет демилитаризации общества.

Военная функция великих князей, а вслед за ними и всех русских царей является наиболее значимой в их деятельности. «В отличие от Запада, где духовное сословие сформировалось и получило автономию ранее других, в России своего рода „образцом" для других сословий стало военнослужилое дворянское, которое консолидировалось ранее других сословий» ^[766] . Царь был выдвиженцем именно из военного сословия, которое играло определяющую роль в формировании русской государственности. Эта повышенная роль воинского элемента в обществе связана по крайней мере с двумя принципиальными обстоятельствами: 1. изначально военный характер варяжских дружин ^[767] ; 2. международная обстановка, в которой приходилось существовать российскому государству. Все это приводило к формированию такого образа царя, который предстает прежде всего как предводитель войска, который продолжает борьбу против «поганых», начатую (или якобы начатую) его греческими и русскими предшественниками (Константином, Феодосием, Владимиром, Александром Невским). Из личных же качеств царя на первое место выдвигается храбрость. ^[768]

766

¹⁵⁰Р. Г. Скрынников, цит. соч., с. 236.

767

¹⁵¹ Г. Г. Литаврин и И. С. Чичуров находят, что воинский имидж русского князя складывался самостоятельно, без византийского влияния. См. Литаврин Г. Г. Идея верховной государственной власти в Византии и древней Руси домонгольского периода. — Славянские культуры и Балканы, М.: «Наука», 1978, с. 52; И. С. Чичуров. Политическая идеология средневековья. Византия и Русь. М.: «Наука», 1990, с. 137.

768

¹⁵² В послании митрополита Макария Ивану IV, в частности, содержится такое поучение: «Да подтщися к сим, царю, съхранити сиа святыя Евангельскыя четыре заповеди: храбрость, мудрость, правду, целомудрие, и потом суд праведный и милость к согрешающим…» (ПСРЛ, т. XIII, с. 197).

Бог русского царя — это бог-покровитель его военных инициатив. В качестве одного из символов русского государства в конце XV в. появляется изображение на печатях конного воина («ездеца») поражающего змея (под всадником разумелся великий князь или царь, а под змеем — «неверные»). Признаком «правильного» монарха является его воинская доблесть. Показательно, что именно в немедленном военном успехе видел Годунов ключ к овладению троном. Конрад Буссов передает слова Годунова, произнесенные им перед толпой народа, который явился в Новодевичий монастырь, чтобы «уговорить» его стать царем: «Так я вижу, что множество присутствующего здесь народа из всех сословий не перестает просить, то полагаю, что воля Господня такова, чтобы государем на Руси был я. Но для того, чтобы я еще вернее познал волю Божью, я прошу нескольких недель для похода против крымских татар». ^[769] При этом завоевание преподносится как ритуальное очищение завоеванной территории. После взятия Казани ближайшее окружение Ивана IV обращается к царю с поздравлениями, в которых, в которых, в частности, говорилось, что «тобою ныне бедные христиане свобожаются на векы и нечестивое место благодатию освящается» ^[770] . Традиционное представление о том, что победа обеспечивается с помощью божественных сил и служит указанием на правоту победителя (ср. обычай «поля») оказывало огромное влияние на модус поведения царей и их подданных, приводя к господству силовых отношений на всех уровнях жизнедеятельности, обращению к силе, как основному средству разрешения конфликтов.

769

¹⁵³Конрад Буссов. Московская хроника. 1584–1613. М.-Л., 1961, с. 83.

770

¹⁵⁴ ПСРЛ, т. XIII, с. 219.

Вооруженные столкновения и войны (как оборонительного, так и наступательного свойства) сделались нормой существования русского государства, воинское дело было почетным правом и обязанностью привилегированных сословий (бояр и дворян), разрешение конфликтов (как внешних, так и внутренних) силовыми методами — ежедневной практикой ^[771] . Неудивительно, что и сам царь ощущал себя прежде всего воином (предводителем воинства), а под строительством государства понимались, главным образом, укрепление армии, защита и расширение подведомственной царю территории.

771

¹⁵⁵ Разработка в русском языке семантики, связанной с «битьем», поистине заслуживает удивления за свое богатство. При этом «битью» очень часто приписывается исключительно положительный смысл («Бьет — значит любит», «Бей русского — часы сделает» и т. д.).

Уделяя на своих страницах государственному (бюрократическому) строительству минимальное место (создание новых органов управления, назначение на гражданские должности, законодательная деятельность и т. п.), летописи никогда не оставляют своим вниманием войны и сражения, всегда отмечая как роспись по полкам, так и особо отличившихся в военных действиях. Военная функция царя была первичной и в отношении его к Церкви, поскольку царь брал на себя обязанность по физической обороне Церкви от язычников, иноверцев и вероотступников (мусульман, католиков, протестантов и всех видов ересей). Русское государство самоидентифицировалось за счет описания внешних по отношению к нему факторов (военная и дипломатическая деятельность; сюда же, с определенными оговорками, следует включить и отношения с церковью) в значительно большей мере, чем это наблюдается в Японии.

Чрезвычайно показательно, что по крайней мере с Ивана III в титул великого князя входит перечисление подведомственных ему территорий (такое определение полномочий монарха не было уникальным в политической практике европейских стран того времени). В правление Ивана III в этот список входит восемь единиц, в середине правления Ивана IV — уже тринадцать ^[772] . Этот список был открытым и с течением времени имел тенденцию к почти неограниченному наращиванию. Таким образом, одной из главных характеристик русского царя сделалось его позиционирование через географический код.

772

¹⁵⁶ «В лето 7069 (1561) августа повелением благочестивого и христолюбивого царя и великого кнзя Иоанна Васильевича всея России, владимерского, московсвого, ноугородского, царя казанского и царя астраханского, гдря псковского и великого кнзя тверского, югорского, пермского, вяцкого, болгарского и иных гдря земли ливонские, града юрьева и иных…» (надпись по карнизу Средней Золотой палаты в Кремле. См. И. Е. Забелин. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. Книга первая. М.: «Книга», 1990, с. 134). «Степенная книга» приводит еще более впечатляющий список из 27 единиц (ПСРЛ, т. XXI, с. 670).

Тэнно в соответствии с мифологической традицией, считавшей, что архипелаг состоит из «восьми больших островов» (Оясима; согласно мифу, именно восемь островов создали боги-демиурги Идзанаги и Идзанами), именовался правителем этих островов, но этот мифологический список был закрыт для пополнения. Предметом гордости идеологов «тэнноизма» (с особой силой этот тезис зазвучал начиная с Китабатакэ Тикафуса, 1293–1354 ^[773] ) считалась не обширность подведомственной территории, а непрерывность династии с незапамятных времен, т. е. определение правителя через временной код.

773

¹⁵⁷ В своем трактате «Дзинно сётоки» («Записи о прямом наследовании божеств и тэнно») он отмечал, что и в Индии, и в Китае (страны, на которые была ориентирована культурная традиция Японии) многократно происходили смены династий (в Китае Китабатакэ Тикафуса насчитывал их 36), сопровождавшиеся ужасающими беспорядками и бунтами, богоизбранность же Японии заключатеся в непрерывности наследования — начиная от «эры богов» и до нынешних тэнно («Дзинно сётоки» в серии «Нихон котэн бунгаку тайкэй», 1965, т. 87, с. 48; русский перевод Е. К. Симоновой-Гудзенко см. «Синто. Путь японских богов. СПб.: «Гиперион», 2002, т. 2, с. 239).

Дипломатическая функция. К военной функции правителя примыкает функция дипломатическая. И в Японии, и в России правитель считался верховным авторитетом, ответственным за проведение внешней политики: прием и отправка посольств, заключение договоров, позиционирование своей страны на международной арене. Однако колоссальная разница в международной обстановке привела к тому, что роль тэнно и царя в дипломатии оказалась совершенно различной.

Дипломатические усилия тэнно были направлены прежде всего не на обеспечение военного превосходства над окружающими странами, но на «правильное» позиционирование своей страны в принятой Японией китайской модели мира. Эта модель предполагала, что культурный и цивилизованный Китай находится в центре мира, а его со всех четырех сторон света окружают «варварские» страны и народы, полномочные представители которых обязаны регулярно являться ко двору и приносить дань.

Япония попыталась скопировать китайскую геополитическую модель и тоже поставить себя в центр окружающего ее не слишком обширного внешнего мира. При этом «южными варварами» считались обитатели мелких островов к югу от Кюсю, западными — Силла, северными — племена эмиси, жившие на территории северного-западного Хонсю, восточными — те же эмиси, обитавшие на северо-востоке Хонсю. Наиболее «безобидным» было южное направление, откуда регулярно являлись посланцы с данью. Вписывание эмиси к эту картину мира происходило с большими издержками: часть племен была замирена, и их предводители приносили дань (за это японский двор жаловал им подарки и ранги), другая же часть не желала признавать суверенитета тэнно и подлежала военному покорению, которое, впрочем, не имело особых успехов, и попытки колонизации были надолго оставлены в начале IX в.