Политическая наука №1 / 2017. Массовое политическое сознание
Шрифт:
Б.А. Грушин, Ш. Берман, И.М. Клямкин и А.П. Страхов используют методологию структурирования общественного сознания [Berman, 2001, p. 242; Грушин, 2001, с. 32; Клямкин, 1993, с. 50; Страхов, 2001, с. 69]. Авторы выделяют уровни (слои, блоки) сознания – текущие настроения и глубинные ценностные ориентации 11 . Данный подход был использован при разработке используемой в данной работе концепции структуры общественного сознания.
11
Б. Грушин выделяет следующие уровни сознания: 1) «моментальные, меняющиеся от раза к разу характеристики (связанные с отношением людей к отдельным, “точечным” объектам действительности)»; 2) «глубинные устойчивые
Процессы и реакции, протекающие в сознании людей и реализующиеся в их политическом поведении, можно разделить на три группы – назовем их уровнями общественного сознания.
Первый уровень определяется бессознательными, первичными биологическими потребностями человека: голодом, инстинктами самосохранения и продолжения рода. Первичные мотивации, будучи самыми сильными, практически не связаны с политическими и культурными установками и более всего зависят от внешних факторов.
Второй уровень – ценностные, культурные ориентации, впечатления от происходящих событий, пропущенные через призму культурных установок, личного опыта и коммуникации. Характерный пример – принятые в обществе представления о морали, политическом устройстве, общественных отношениях.
Третий уровень – это текущие впечатления жизни, спонтанные оценки происходящих событий.
В ходе принятия решения или выбора модели поведения процессы, протекающие на разных уровнях, безусловно, пересекаются и влияют друг на друга. Тем не менее существует возможность проследить преимущественное проявление каждого из уровней. Для управления общественным сознанием, направления политического поведения в нужное русло представители власти (как и бизнесмены при стимулировании спроса) используют приемы, специфические для активизации реакций каждого из уровней. Главным инструментом воздействия на всех уровнях выступают средства массовой коммуникации, в первую очередь СМИ и особенно телевидение – основной источник информации для большинства граждан России.
Человек наиболее уязвим, когда для управления им используются первичные мотивации. Страх – практически безотказное средство массовой мобилизации. Когда жизни человека, его семье, детям угрожает опасность, все культурные, политические и другие установки отступают на задний план. Поведением управляет только инстинкт самосохранения. Примеры проявления первичных мотиваций легко найти везде – взять хотя бы массовую поддержку недемократических методов в ходе обеспечения безопасности в США после взрывов 11 сентября 2001 г.
В ходе воздействия на первый уровень общественного сознания работают нерациональные механизмы восприятия и принятия решений, в том числе политических: бессознательные и эмоциональные. Эти механизмы приобретают особенное значение в условиях нестабильности, неуверенности, дезориентированности граждан [Шестопал, 2015]. Именно такие механизмы работали осенью 2013 – зимой 2014 г. во время драматических событий на Майдане в Киеве. Откровенные картины агрессии и разрушения несколько месяцев транслировались всеми основными российскими телеканалами. Благодаря этим сюжетам события на Майдане в сознании российских граждан оказались прочно связанными с насилием и войной.
Неистребимый страх войны, особенно гражданской [Колесников, 2015; Клямкин, 2015], основан на исторической памяти россиян и глубинных биологических инстинктах самосохранения. Этот страх в значительной степени заблокировал возможности рациональной оценки событий на Майдане и позднее – на востоке Украины.
Достаточно легко поддается воздействию и третий уровень. Индустрия массовых коммуникаций работает на то, чтобы изложить происходящие события в нужном свете, произвести запрограммированное впечатление, спровоцировать определенные оценки. Человеку бывает нелегко или некогда разбираться, где истина, а где ложь и манипуляция. Особенно успешно такое воздействие реализуется при одновременной активации бессознательных ориентаций первого уровня.
Под влиянием массированной телевизионной пропаганды сегодня сформирована атмосфера «осажденной крепости»
Следствием воздействия на глубинный и поверхностный уровни сознания стала и отмеченная Л. Гудковым особенность сегодняшнего массового сознания: «Телевизионная пропаганда стерла различия между обеспеченными и нуждающимися, образованными и необразованными, обладающими социальными ресурсами и культурным капиталом и лишенными его. Этот эффект унификации и установления одномерности общественного мнения, сознания, стерилизации способности к пониманию и анализу является самым важным для оценки изменении в россииском обществе» [Гудков, 2015, с. 30].
Второй уровень общественного сознания требует особенно изощренных способов воздействия, которые в случае успешной реализации дают стабильные долгосрочные результаты. Это воздействие имеет идеологический характер. Для внедрения в сознание нужных идеологем, коррекции под их влиянием ценностных ориентаций и культурных установок могут применяться террор как способ мобилизации, пробуждающий инстинкт самосохранения, и массовая пропаганда как средство моделирования спонтанных оценок происходящих событий. Преуспевшие в управлении массовым поведением тоталитарные режимы умело воздействовали на все три уровня одновременно.
Сегодняшнему моменту свойственна не идеологизация, а мифологизация сознания 12 . С помощью агрессивной пропаганды в массовое сознание внедряются не идейные установки, а откровенные мифологемы. Данный процесс характерен как для России, так и для стран-оппонентов, и практически зеркален в плане используемых методов. Э. Соловьев говорит в связи с этим о «феномене зеркальной идеологической симметрии» [Соловьев, 2016] 13 , а Г. Мусихин – об «идеологизированной мифологизации» [Мусихин, 2015, с. 104]. По мнению последнего, под воздействием «идеологизированной мифологизации» люди могут массово впадать в иррационализм, «мысля как будто бы рационально, а значит, выстраивая вполне рациональные доводы обоснования и способы осуществления иррациональных устремлений (например смысл и методы “красного террора” или “окончательное решение еврейского вопроса”)» [Мусихин, 2015, с. 104]. Миф не подлежит верификации, он в принципе не нуждается в критериях достоверности и объективности. Одна из основных функций политического мифа – упрощение действительности с целью снизить страхи и тревоги перед сложностью современного мира [Мусихин, 2015, с. 114].
12
Можно назвать данный феномен и идеологизацией, если понимать идеологию как «ложное сознание» в негативной коннотации марксистской традиции. Мы предлагаем исходить из нормативно нейтрального определения Карла Мангейма, видевшего в идеологии социально значимый комплекс идей [Мангейм, 1994].
13
Э. Соловьев придерживается марксистского понимания термина «идеология».
Современная российская власть, как и ранее советская, широко использует практики мифологизации сознания: «И в наше время, и в сталинское, и в позднее советское время мы имеем дело с инструментальным использованием культурных значений, символов, наспех созданных мифов, для легитимации системы власти» [Культура имеет значение, 2015].
Травмированное, антиномичное российское сознание под воздействием мифологизации порождает фантомы 14 общественного сознания и поведения [Тощенко, 2015, с. 63]. Влияние данных процессов носит в основном деструктивный характер, реальная жизнь оказывается подчинена умозрительным построениям, конфронтирующим с нею. Мифы и фантомы блокируют рациональный анализ реальных проблем и разработку адекватных поведенческих практик, подменяют собой действительность.
14
Под фантомами Ж. Тощенко предлагает понимать «явления и процессы, которые олицетворяют специфические, порой аномальные, экстравагантные формы общественной (публичной) активности, оказывающие серьезное влияние на политические, экономические и социальные процессы» [Тощенко, 2015, с. 54].