Политическая наука №1 / 2017. Массовое политическое сознание
Шрифт:
Б.А. Грушин, Ш. Берман, И.М. Клямкин и А.П. Страхов используют методологию структурирования общественного сознания [Berman, 2001, p. 242; Грушин, 2001, с. 32; Клямкин, 1993, с. 50; Страхов, 2001, с. 69]. Авторы выделяют уровни (слои, блоки) сознания – текущие настроения и глубинные ценностные ориентации 11 . Данный подход был использован при разработке используемой в данной работе концепции структуры общественного сознания.
11
Б. Грушин выделяет следующие уровни сознания: 1) «моментальные, меняющиеся от раза к разу характеристики (связанные с отношением людей к отдельным, “точечным” объектам действительности)»; 2) «глубинные устойчивые
Процессы и реакции, протекающие в сознании людей и реализующиеся в их политическом поведении, можно разделить на три группы – назовем их уровнями общественного сознания.
Первый уровень определяется бессознательными, первичными биологическими потребностями человека: голодом, инстинктами самосохранения и продолжения рода. Первичные мотивации, будучи самыми сильными, практически не связаны с политическими и культурными установками и более всего зависят от внешних факторов.
Второй уровень – ценностные, культурные ориентации, впечатления от происходящих событий, пропущенные через призму культурных установок, личного опыта и коммуникации. Характерный пример – принятые в обществе представления о морали, политическом устройстве, общественных отношениях.
Третий уровень – это текущие впечатления жизни, спонтанные оценки происходящих событий.
В ходе принятия решения или выбора модели поведения процессы, протекающие на разных уровнях, безусловно, пересекаются и влияют друг на друга. Тем не менее существует возможность проследить преимущественное проявление каждого из уровней. Для управления общественным сознанием, направления политического поведения в нужное русло представители власти (как и бизнесмены при стимулировании спроса) используют приемы, специфические для активизации реакций каждого из уровней. Главным инструментом воздействия на всех уровнях выступают средства массовой коммуникации, в первую очередь СМИ и особенно телевидение – основной источник информации для большинства граждан России.
Человек наиболее уязвим, когда для управления им используются первичные мотивации. Страх – практически безотказное средство массовой мобилизации. Когда жизни человека, его семье, детям угрожает опасность, все культурные, политические и другие установки отступают на задний план. Поведением управляет только инстинкт самосохранения. Примеры проявления первичных мотиваций легко найти везде – взять хотя бы массовую поддержку недемократических методов в ходе обеспечения безопасности в США после взрывов 11 сентября 2001 г.
В ходе воздействия на первый уровень общественного сознания работают нерациональные механизмы восприятия и принятия решений, в том числе политических: бессознательные и эмоциональные. Эти механизмы приобретают особенное значение в условиях нестабильности, неуверенности, дезориентированности граждан [Шестопал, 2015]. Именно такие механизмы работали осенью 2013 – зимой 2014 г. во время драматических событий на Майдане в Киеве. Откровенные картины агрессии и разрушения несколько месяцев транслировались всеми основными российскими телеканалами. Благодаря этим сюжетам события на Майдане в сознании российских граждан оказались прочно связанными с насилием и войной.
Неистребимый страх войны, особенно гражданской [Колесников, 2015; Клямкин, 2015], основан на исторической памяти россиян и глубинных биологических инстинктах самосохранения. Этот страх в значительной степени заблокировал возможности рациональной оценки событий на Майдане и позднее – на востоке Украины.
Достаточно легко поддается воздействию и третий уровень. Индустрия массовых коммуникаций работает на то, чтобы изложить происходящие события в нужном свете, произвести запрограммированное впечатление, спровоцировать определенные оценки. Человеку бывает нелегко или некогда разбираться, где истина, а где ложь и манипуляция. Особенно успешно такое воздействие реализуется при одновременной активации бессознательных ориентаций первого уровня.
Под влиянием массированной телевизионной пропаганды сегодня сформирована атмосфера «осажденной крепости» и конфронтации, «военная» повестка дня. То, что данные настроения слабо рационализированы, хорошо иллюстрирует А. Колесников, по словам которого, обычные люди воспроизводят пропагандистские клише «с точностью до запятой, потому что, как правило, не могут самостоятельно сформулировать рациональные основания для милитаризации» [Колесников, 2016].
Следствием воздействия на глубинный и поверхностный уровни сознания стала и отмеченная Л. Гудковым особенность сегодняшнего массового сознания: «Телевизионная пропаганда стерла различия между обеспеченными и нуждающимися, образованными и необразованными, обладающими социальными ресурсами и культурным капиталом и лишенными его. Этот эффект унификации и установления одномерности общественного мнения, сознания, стерилизации способности к пониманию и анализу является самым важным для оценки изменении в россииском обществе» [Гудков, 2015, с. 30].
Второй уровень общественного сознания требует особенно изощренных способов воздействия, которые в случае успешной реализации дают стабильные долгосрочные результаты. Это воздействие имеет идеологический характер. Для внедрения в сознание нужных идеологем, коррекции под их влиянием ценностных ориентаций и культурных установок могут применяться террор как способ мобилизации, пробуждающий инстинкт самосохранения, и массовая пропаганда как средство моделирования спонтанных оценок происходящих событий. Преуспевшие в управлении массовым поведением тоталитарные режимы умело воздействовали на все три уровня одновременно.
Сегодняшнему моменту свойственна не идеологизация, а мифологизация сознания 12 . С помощью агрессивной пропаганды в массовое сознание внедряются не идейные установки, а откровенные мифологемы. Данный процесс характерен как для России, так и для стран-оппонентов, и практически зеркален в плане используемых методов. Э. Соловьев говорит в связи с этим о «феномене зеркальной идеологической симметрии» [Соловьев, 2016] 13 , а Г. Мусихин – об «идеологизированной мифологизации» [Мусихин, 2015, с. 104]. По мнению последнего, под воздействием «идеологизированной мифологизации» люди могут массово впадать в иррационализм, «мысля как будто бы рационально, а значит, выстраивая вполне рациональные доводы обоснования и способы осуществления иррациональных устремлений (например смысл и методы “красного террора” или “окончательное решение еврейского вопроса”)» [Мусихин, 2015, с. 104]. Миф не подлежит верификации, он в принципе не нуждается в критериях достоверности и объективности. Одна из основных функций политического мифа – упрощение действительности с целью снизить страхи и тревоги перед сложностью современного мира [Мусихин, 2015, с. 114].
12
Можно назвать данный феномен и идеологизацией, если понимать идеологию как «ложное сознание» в негативной коннотации марксистской традиции. Мы предлагаем исходить из нормативно нейтрального определения Карла Мангейма, видевшего в идеологии социально значимый комплекс идей [Мангейм, 1994].
13
Э. Соловьев придерживается марксистского понимания термина «идеология».
Современная российская власть, как и ранее советская, широко использует практики мифологизации сознания: «И в наше время, и в сталинское, и в позднее советское время мы имеем дело с инструментальным использованием культурных значений, символов, наспех созданных мифов, для легитимации системы власти» [Культура имеет значение, 2015].
Травмированное, антиномичное российское сознание под воздействием мифологизации порождает фантомы 14 общественного сознания и поведения [Тощенко, 2015, с. 63]. Влияние данных процессов носит в основном деструктивный характер, реальная жизнь оказывается подчинена умозрительным построениям, конфронтирующим с нею. Мифы и фантомы блокируют рациональный анализ реальных проблем и разработку адекватных поведенческих практик, подменяют собой действительность.
14
Под фантомами Ж. Тощенко предлагает понимать «явления и процессы, которые олицетворяют специфические, порой аномальные, экстравагантные формы общественной (публичной) активности, оказывающие серьезное влияние на политические, экономические и социальные процессы» [Тощенко, 2015, с. 54].