Полководец
Шрифт:
В этой операции И. С. Конев проявил себя как выдающийся полководец, способный руководить сражениями большого масштаба.
За успешное руководство войсками в Смоленском сражении Ивану Степановичу Коневу было присвоено звание генерал-полковника, и он был назначен командующим Западным фронтом.
– Я принял это назначение с благодарностью, но и с ощущением огромной ответственности, - вспоминает маршал.
– Ведь тогда как раз гитлеровская ставка разработала операцию "Тайфун". Так Гитлер именовал замысленное им грандиозное наступление на Москву. Операцию, которую он намеревался завершить к зиме 1941 года. Для этого гитлеровское командование стянуло в район Смоленска большую и самую лучшую часть своих дивизий. Создало небывалый по мощи кулак, сосредоточило все отборное, самое боеспособное, что
– Наша разведка знала об этом?
– Конечно, знала. Разведка у нас - и войсковая, и авиационная, и агентурная - работала хорошо, но что касается расшифровки замысла "Тайфуна", мне тогда еще и повезло. Привели ко мне взятого в плен немецкого летчика. Истребитель. Лихо дрался в воздухе. Когда его подожгли, тянул подбитый самолет к своим и выпрыгнул из него в самую последнюю минуту. Ас. Кресты, ордена. Перед фамилией - аристократическое "фон". Из военной элиты. Держался смело. Даже нагло. Заявил, что не считает нужным скрывать подготовку грандиозной операции. Сказал, что в Смоленске побывали не то Геринг, не то Гитлер. Кто, он точно не знал. Заявил, что офицерам объявлен приказ о форсировании захвата Москвы, и прибавил, что, по его убеждению, это произойдет к ноябрю. Словом, все выложил. А главное, слова аса, как говорят разведчики, "перекрывались" разведывательными данными. Причем мы знали и о том, что у противника на этом участке больше живой силы, нежели у нас, неизмеримо больше техники и, конечно же, транспортных средств.
– И при всем том вас не покидала никогда уверенность? Вы сами все время были твердо уверены в победе?
Маршал задумывается и, как бы взвешивая слова ответа, негромко говорит:
– Уверен. На войне ведь не все решается количеством войск. Главную роль в исходе операции решает их качество.
– Но ведь немецкая армия была отлично обучена, опьянена легкими победами в Западной Европе. Ну, а дисциплинированности немцам не занимать.
– Качество солдата - это не только его умение стрелять, выполнять боевой устав и знать технику, словом, бить врага. Это прежде всего боевой дух, его сознательность, его патриотизм, его идейность. Да, и особенно идейность, что чрезвычайно важно в боевых испытаниях. А что касается количественного превосходства, то еще Суворов учил нас воевать не числом, а умением. Дальнейший ход войны подтвердил справедливость этого. Ведь и Калининская операция, участником которой вы были, увенчалась успехом, хотя мы не имели количественного превосходства. Наиболее честные западные военные историки признают это. Правда, у них всегда такое объяснение: в поражениях немцев виноваты их интенданты - не подвезли вовремя теплую одежду, обувь, машины оказались неспособными двигаться по занесенным снегом дорогам, - то есть разгромили немцев, мол, не советские солдаты и военачальники, а генерал Мороз. Известная песенка. Но ведь и нашим солдатам случалось воевать в башмаках с обмотками. И у нас в госпиталях хватало обмороженных. Генерал Мороз - он никого не щадил. Дух, боевой дух и высокая идейность, коммунистическая идейность - вот что составляет главное и решающее преимущество советского солдата, делает его самым стойким солдатом в мире. Все это в гигантских масштабах увидел мир, когда гитлеровский "Тайфун" надвигался на Москву.
СВИДАНИЕ ПОД ХАРЬКОВОМ
После Западного фронта И. С. Конев командовал Калининским, вновь Западным, затем Северо-Западным, потом Степным фронтами.
Я уже рассказывал о том, как, освободив мой родной город Калинин, он диктовал мне статью в "Правду". И вот сейчас, когда я пишу об этом полководце, вспоминаю встречи и беседы с ним, мне приходит на память и короткое свидание у стен Харькова, когда войска Степного фронта начинали штурм этого города.
Приехав из Москвы в украинскую деревеньку под странным названием Малые Проходы, где располагался в те дни штаб Степного фронта, я позвонил по телефону командующему и попросил разрешения представиться, как говорят военные, "по поводу прибытия".
– Командующий просит тебя зайти в четырнадцать ноль-ноль, - минуту спустя сообщил мне его адъютант, подполковник Александр Соломахин, прослуживший с Коневым всю войну. Сообщил и добавил: - Давай-ка сверим часы, а то у вас, у журналистов, они частенько отстают.
В
К назначенному сроку я был на месте. Соломахин взглянул на часы: еще минута. Потом скрылся за дверью в светелке.
– Командующий ждет. Проходи.
Командующий поднялся из-за стола и пожал мне руку:
– Прибыли? Ну здравствуйте! Сколько не виделись? С год? Но какой год-то был! Сталинград, Курская дуга. Мы ведь с вами последний раз встретились под Ржевом. Так?
– Совершенно верно.
Зазвенел телефон. Конев взял трубку.
А мне как-то очень отчетливо вспомнилась эта последняя встреча необычайный ливень, превративший поля в болото, и наши танки, застрявшие в этой трясине, и немецкая артиллерия, расстреливавшая с ржевских высот прицельным огнем плененные грязью машины. В высоком военном, неведомого звания, ибо намокшая, залубеневшая плащ-палатка закрывала погоны, шагавшем по раскисшей пашне и опиравшемся на суковатую палку, узнал я командующего. Конев шел на наблюдательный пункт танковой бригады организовывать спасение застрявших машин.
– Помню, помню. Тяжелые были бои. Растерялись танкисты. Задал я им тогда перцу. А танки все-таки удалось спасти. Вытащили ночью их...
Рабочий кабинет командующего, как всегда у него, был просто светелкой в обычной чистенькой украинской хате. Все хозяйское оставалось на месте. Иконы в углу, обрамленные, по здешнему обычаю, богато вышитыми рушниками, пожелтевшие венчальные свечи возле них и даже пучок вербы, посиневшей от времени, выгоревшие базарные олеографии с лебедями и беседками и Иисус Христос - писаный красавец, шагающий по водам. Фотографии хозяев в черных рамах, рассыпанные по белейшим стенам. Все это как бы подчеркивало временность этого бивачного жилья, которое ничем не отражало характера и вкуса человека, в нем теперь обитающего.
Своего у командующего было здесь разве что раскладной походный стол, будто скатертью, накрытый картой, исчерканной синими и красными овалами и стрелами. Два таких же походных стула. Телефоны - один в деревянном футляре, полевой, другой - белый, блещущий полировкой и никелем, высокочастотный, по которому командующий связывался с командармами и со Ставкой. Тут же, с правой стороны, остро отточенные карандаши, торчащие из стакана, лупа, большие роговые очки оглобельками вверх. На стене деревянная, тоже складная, полка, на которой я успел различить корешки военных и литературных журналов. Томик генерала Драгомирова о Суворове. Книга Карла Клаузевица "О войне". Я взял ее и стал листать, чтобы не мешать разговору командующего по телефону. Книга оказалась читаной. На полях пометки, некоторые фразы подчеркнуты.
Дверь слева вела в личную комнату генерала. Собственно, это была не дверь, а проем. Жилье обставлено с солдатским аскетизмом. Узенькая койка, застланная шерстяным шершавым одеялом, обеденный столик, покрытый накрахмаленной скатертью, радиоприемник - единственная дорогая здесь вещь.
Наконец командующий кончил разговор. Положил трубку, взял лупу, что-то пристально рассмотрел на карте, привычным движением карандаша с удовольствием удлинил одну из красных стрелок, вонзавшихся в линию вражеской обороны. Потом увидел, что я листаю Клаузевица, и усмехнулся:
– Удивляетесь? Немца читаю, да? Не читаю, а перечитываю. И много, между прочим, полезного нахожу. Умнейший был немец. Сейчас у них такого нет. А Клаузевица даже Ленин считал одним из великих военных писателей...
– Он помолчал.
– Так, значит, явились? Вовремя явились. А мы тут, между прочим, повоевали...
Коротко рассказал о наступлении на Белгород, о взятии этого города и отдельными, очень точными штрихами обрисовал ситуацию, сложившуюся в районе Харькова. Говорил он, по своему обычаю, короткими фразами, пересыпая их пословицами и военными афоризмами. Были, помню, среди них такие: "Неожиданность при наступлении - половина удачи..."; "Хитрый в бою сильного пересилит..."; "Обстрелянный боец десяти новобранцев стоит..."; "В лоб только дурак бьет, да и то с испугу..."; "Рубить, так с плеча, на полувзмахе не останавливаться".