Поллианна. Все истории о Поллианне в одной книге
Шрифт:
Поллианна сочувственно закивала.
– Я понимаю, это ужасно! С миссис Уайт так было однажды. Она – член дамского благотворительного комитета. У нее как раз в то время был приступ ревматизма, и она не могла даже метаться в постели. Она говорила, что ей было бы гораздо легче, если бы она могла. Вы можете?
– Могу ли я… что?
– Метаться – ну, двигаться так, чтобы изменить положение, когда становится невозможно переносить эти гаммы.
Миссис Сноу в изумлении смотрела на девочку.
– Ну, конечно, я могу двигаться как угодно, но в кровати, – ответила она немного раздраженно.
– Тогда вы можете радоваться хотя бы этому, правда? А вот миссис Уайт не могла. Нельзя метаться, когда у тебя приступ ревматизма… хотя ужасно хочется, говорит миссис Уайт. Она рассказывала мне потом, что ее, несомненно, ожидало буйное помешательство, если бы не уши ее золовки… Она совершенно глухая…
– Уши золовки? Да о чем ты говоришь? Поллианна засмеялась.
– Ах, я вам не все рассказала. Я забыла, что вы ведь незнакомы с миссис Уайт. Видите ли, ее золовка, мисс Уайт, была глухая… ужасно глухая. А приехала она к ним, чтобы помочь по хозяйству и ухаживать за больной миссис Уайт. И это было что-то ужасное! Чтобы растолковать ей что-нибудь, приходилось так кричать! И после этого каждый раз, когда на другой стороне улицы начинали играть на пианино, миссис Уайт была так рада, что она может слышать музыку, что ей уже не было так тяжело от того, что она ее слышит, потому что она воображала, как это было бы ужасно, если бы она была такой же глухой, как ее золовка. Видите ли, она тоже играла в игру. Я ее научила.
– В игру?
Поллианна хлопнула в ладоши.
– Ой! Я совсем забыла, но я ведь все-таки придумала, чему вы, миссис Сноу, можете радоваться!
– Могу радоваться? Что ты хочешь сказать?
– Я обещала вам, что придумаю! Вы не помните? Вы просили меня сказать вам, чему вы могли бы радоваться… то есть радоваться, несмотря даже на то, что вам приходится целыми днями лежать в постели.
– Ах это! – насмешливо протянула женщина. – Да, помню, но я и не предполагала, что ты отнесешься к этому серьезнее, чем я.
– О, да, я отнеслась серьезно, – кивнула Поллианна с удовлетворением, – и нашла. Но это оказалось нелегко. Хотя чем труднее, тем веселее. И должна признаться честно, что я долго ничего не могла придумать. А потом придумала!
– Неужели? Ну и что же это такое? – В голосе миссис Сноу звучала ирония.
Поллианна набрала воздуха.
– Я думала… как рады могли бы вы быть тому… что другие люди не в таком положении, как вы… то есть не все больные и лежат в постелях, понимаете? – объявила она выразительно.
Миссис Сноу уставилась на нее широко раскрытыми, гневными глазами.
– В самом деле?! – воскликнула она малоприятным тоном.
– А теперь я расскажу вам про игру, – предложила Поллианна, сохраняя блаженную уверенность в себе. – Вам будет очень приятно играть, ведь для вас это будет так трудно! А чем труднее, тем веселее! Видите ли, дело в том… – И она начала свой рассказ о церковных пожертвованиях, костылях и кукле, которую так и не получила.
Она только что кончила рассказывать, когда в дверях появилась Милли.
– Поллианна, тебя зовет тетя, – сказала она угрюмо и равнодушно. – Она звонила по телефону в дом Харлоу на другой стороне улицы и велела тебе поторопиться, чтобы успеть поиграть гаммы, прежде чем стемнеет.
Поллианна неохотно поднялась.
– Хорошо, – вздохнула она. – Уже бегу. – И неожиданно рассмеялась: – Наверное, я должна радоваться, что у меня есть ноги, чтобы бежать, правда, миссис Сноу?
Ответа не было. Миссис Сноу лежала с закрытыми глазами. Но Милли, которая от удивления широко раскрыла свои, заметила, что по впалым щекам матери бегут слезы.
– До свидания, – бросила Поллианна через плечо от порога. – Мне ужасно жаль, что я не успела заняться вашей прической. Но, может быть, мне удастся в следующий раз…
Один за другим проходили июльские дни. Для Поллианны они были по-настоящему счастливыми. И она часто с радостью говорила об этом тетке. На что та обычно отвечала утомленно:
– Это очень хорошо, Поллианна. Меня, конечно, радует, что они такие счастливые, но я надеюсь, что они в той же степени плодотворные, так как в противном случае это было бы явное пренебрежение долгом с моей стороны.
Обычно Поллианна отвечала на это объятиями и поцелуем, что все еще приводило мисс Полли в глубочайшее замешательство. Но однажды Поллианна высказалась. Это было, когда они вместе шили в гостиной.
– Значит, тетя Полли, ты хочешь сказать, что этого недостаточно, чтобы дни были просто счастливыми? – спросила она задумчиво.
– Именно это я и имею в виду.
– Они должны быть еще и плодотворными?
– Конечно.
– А как это – плодотворными?
– Ну, это… просто… быть плодотворными… Приносить пользу, давать какой-то результат. Какой ты странный ребенок!
– Тогда просто радоваться – не полезно? – встревожилась Поллианна.
– Конечно нет.
– Ах, как жаль! Тогда тебе, конечно, не понравится, и, боюсь, ты никогда не будешь играть.
– Играть? Во что играть?
– Ну, в ту игру, которую папа… – Поллианна хлопнула себя ладонью по губам. – Н-нет, ничего, – пробормотала она, запинаясь.
Мисс Полли нахмурилась.
– На сегодня хватит, Поллианна, – сказала она коротко, и урок шитья был окончен.
В тот же день Поллианна, спускаясь по лестнице из своей комнаты, встретила на полпути тетку.
– О, тетя Полли, как хорошо! – закричала она. – Ты идешь ко мне! Заходи! Я люблю гостей, – добавила она, бросаясь вверх по лестнице и широко распахивая дверь в свою комнатку.
На самом деле мисс Полли не имела ни малейшего намерения заходить к своей племяннице. Она направлялась на чердак за своей белой шерстяной шалью, которая лежала в кедровом ящике возле восточного окна. Но, к своему безмерному удивлению, она оказалась не перед этим кедровым ящиком, а на одном из жестких стульев с прямой спинкой в маленькой комнатке Поллианны. Уже много, очень много раз с тех пор, как приехала Поллианна, мисс Полли обнаруживала, что самым неожиданным и удивительным образом делает совершенно не то, что намеревалась сделать.