Полная безнаказанность
Шрифт:
— Можешь представить меня здесь в костюме от Армани?
Если Фонтанен воплотит свои фантазии в жизнь, подобные одеяния будут очень даже к месту.
Мадлен вдруг осознала, что не может поделиться подобными мыслями с Альбертиной и что в последнее время они вообще стали мало разговаривать. Близость исчезла.
— Помните вечерние телефонные звонки Альбертины из Виши? — спросила она. — Мы смеялись, шутили, обсуждали претендентов на ее руку. Альбертина вернулась с мужем, и все изменилось. В семье появился мужчина, а с ним и новые законы: прежние никто не устанавливал, но все им подчинялись. Для нас Альбертина оставалась госпожой ла Дигьер, но мы понимали: теперь она Фонтанен и — что совершенно естественно — должна принимать во внимание интересы
Альбертина, вероятно, попыталась осадить Фонтанена, но ей не хватило твердости. Да и что она знала о жизни с мужем, о браке? Октав, первый муж, был ее кузеном, они вместе выросли, были единомышленниками, и Альбертина никогда не имела дела с чужаком. Она как будто впала в ступор: кожей чувствовала опасность, понимала, что Фонтанена заносит, но остановить его не могла.
Этот вечер добавил дров в костер.
Фонтанен вовремя приехал к ужину. Он вообще никогда не опаздывал и не возвращался домой без подарка — букета цветов, шоколадных конфет или бутылки хорошего сухого вина. В тот день он купил ящик экзотических фруктов, которых прежде в «Ла Дигьер» не ели: апельсины и яблоки были намного дешевле киви и манго. Адель, еще недавно пришедшая в бурный восторг от икры, на сей раз проявила сдержанность — она не простила ему ларь. Фонтанен был очень весел, он поцеловал Альбертину, поздоровался с девочками, Антуаном и Жеромом, поинтересовался, чем он может помочь, и уселся, не дождавшись ответа, пока Жуанне с Мадлен водружали на стол кастрюлю с супом.
— У меня для вас большая новость, — провозгласил он.
Шарлотта обменялась взглядом с Мадлен.
— Вы знаете, как я полюбил эти места. Наш брак, дорогая Альбертина, снова сделал меня счастливым, подарив изумительную жену, чудесную семью и потрясающий дом. Я решил придать всему этому материальную основу, создав профессиональные привязки, и вложил деньги в фирму Эдмона Дюрьё. Он организует новый отдел, который, дорогая Шарлотта, — я хотел сам вам об этом сообщить, — возглавите вы.
Все обомлели — все, кроме Шарлотты и Мадлен.
— Вы выкупили у Дюрьё его фирму? — спросила Альбертина.
— Нет. Вовсе нет. Я, скажем так, присоединился к нему.
Адель нахмурилась:
— Значит, вы будете патроном Шарлотты?
— Никоим образом! Она будет единолично управлять своим отделом.
— Но, если она не справится, вы сможете ее выставить?
— Шарлотта? Не справится? Исключено!
Вопросы у Адель закончились. Каждый из сотрапезников налил себе супу в молчании, чего Фонтанен даже не заметил и принялся весело расхваливать кулинарное искусство Мадлен. Все ее блюда превосходны, но больше всего ему нравятся те, которые она изобретает сама, например давешние спагетти с кабачками. Она должна записывать рецепты, а потом собрать и опубликовать книгу. О да, конечно! Ему прекрасно известно, что рынок наводнен подобной литературой… и так далее, и тому подобное. Никто не реагировал на речи Фонтанена, но его это, похоже, совсем не волновало. Весьма вероятно, что он принимал молчание за напряженное внимание — они ведь не перебивали его ни замечаниями, ни шутками!
Как только с едой было покончено, все разошлись: назначенная встреча, неоконченное письмо, консультация, домашние задания… Альбертина удрученно взирала на дезертировавших дочерей и внучек, пока Мадлен убирала со стола. А Фонтанен все не умолкал. Наконец она решилась:
— Луи, вы уверены, что ваше присоединение к делу Дюрьё — хорошая идея?
«Дурацкая постановка вопроса и неудачное начало разговора», — подумала Мадлен, осознавая, как неловко чувствует себя Альбертина, попавшая в клинч между мужем и дочерьми.
— Конечно, хорошая! Разве иначе я принял бы такое решение?
— Но то обстоятельство, что Шарлотта там работает…
Она не закончила фразу.
— Я смогу подтолкнуть ее карьеру — разве это не замечательно?
— Она очень ценит свою независимость. Одна только мысль о том, что член семьи…
Только вот был ли он настоящим членом семьи?
— Альбертина, будем благоразумны. Она многого добилась без моего участия, так что произойти может одно: ее положение укрепится. Дюрьё — великолепное вложение. Но… Ох, как же я не подумал! Надеюсь, вы не думаете, что я сделал неверный выбор? Я часто вкладывал деньги в информатику и хорошо знаю эту область, можете не сомневаться.
Она могла бы продолжить этот разговор, только объяснив ему открытым текстом, что он влез туда, куда влезать не следовало.
— Не беспокойтесь. Ваша забота меня трогает, но, поверьте, для волнений нет никаких оснований!
Возможно, Альбертина и попыталась еще раз или два разубедить Фонтанена, но попытки эти явно провалились, потому что Мадлен о них даже не помнила. Госпожа ла Дигьер решила сменить тему:
— Ваша затея с ларем покоробила девочек.
— Знаю. Меня это чрезвычайно огорчило. И тем не менее я не понимаю, почему они непременно хотят оставить большую гостиную пустой.
— Честно говоря, для меня это тоже загадка, но какая разница? — отвечала она со смешком, надеясь, что прозвучал он вполне дружелюбно. — Они помнят ее только такой, она часть их истории, вопрос о том, чтобы заново ее обставить, никогда даже не вставал.
— Но ведь у Шарлотты должны были сохраниться иные воспоминания, пусть даже очень смутные?
— Похоже, что нет. А если и сохранились, то они ей неприятны. Я, впрочем, не слишком любила эту комнату слишком уж много там было кресел, столов и столиков.
— Загроможденные помещения повергают меня в ужас. Вы видели мой дом.
— Само совершенство, — обреченно вздохнула Альбертина.
— Я уверена, она пересказала мне их разговор, желая доказать, что сделала все, что было в ее силах, — сказала мне Мадлен. — Но я поняла одно: Альбертина ничего не могла изменить.
Обычно чета Фонтаненов первой покидала кухню, на сей раз они остались. Возможно, Альбертина решила еще раз попытаться хоть что-нибудь объяснить мужу, и Мадлен, чтобы не видеть ее поражения, поднялась наверх. Дверь новой ванной комнаты была открыта, кипящие праведным гневом девочки проводили там военный совет. Мадлен на мгновение замешкалась, но они ее заметили и позвали к себе.
— Что они сказали?
«Почти ничего», — подумала Мадлен, сухо, как донесение, пересказывая услышанное.
Это самое «донесение» тщательно проанализировали. Вступление было признано неудачным, а ответ Фонтанена естественным: он принял такое решение, потому что считал его верным. Альбертина сдалась без сопротивления и сама вручила ему свое оружие. И такой опытный делец, как Фонтанен, обязательно пустит его в ход. Он наверняка успел просчитать, на чем они столкнутся в следующий раз, и готов разрешить спор щелчком пальцев. Они хотели проявить беспристрастность и выразили восхищение его искусством переговорщика: он на редкость ловко перевернул ситуацию, сделав вид, что поверил, будто Альбертина беспокоится о нем. Впрочем, они не были уверены, что он притворяется: этот человек, такой ушлый в денежных делах, может быть наивным в том, что касается чувств. Верит ли Фонтанен, что его действительно любят? Отсюда главный вопрос: влюблена ли в него Альбертина? Мнения разделились: да, она очень дорожит мужем, но вряд ли любит его по-настоящему, хотя, с другой стороны, кто знает, что есть любовь? И что можно знать о подлинных чувствах Альбертины? Клеманс положила конец дискуссии, заявив, что философские проблемы подождут, а сейчас им нужно разобраться в создавшейся ситуации. Все согласились и вернулись к истории с ларем. Он подозрительно быстро, но очень ловко признал свою неправоту. Что оставалось делать Альбертине? Ей пришлось поддержать мужа: вопрос «Почему гостиная должна оставаться пустой?» был ловушкой, и она в нее попала.