Полная безнаказанность
Шрифт:
— Так что это такое? — нетерпеливо спросила Шарлотта.
— Антипсихотическое средство, — сообщила Клеманс.
— И прописывают его, как правило, шизофреникам, — добавила Сара.
Адель пожала плечами:
— Он, конечно, ужасно назойлив, но не думаю, что сумасшедший способен управлять миллионами.
— Ты права. А уж заработать эти миллионы псих тем более не может.
Сара продолжила:
— Нашла! Это нам больше подходит. Лепонексом лечат возрастные нарушения дофаминового метаболизма.
— А на простом французском нельзя? — простонала Адель.
— Нейромедиаторы. Нервная
— Значит, это опасный препарат, — подытожила Клеманс.
— Только при недостаточном контроле.
— Нельзя превышать дозы.
— Я ищу противопоказания. Не принимать с препаратами, входящими в анти-ВИЧевскую триаду, а именно…
Мадлен внезапно замолчала.
— Пересказывать дальнейший разговор нет никакого смысла. В ход пошли незнакомые мне слова, часть их я попросту забыла.
Я ей не поверил. Она упомянула нейролептики и дофаминовый обмен также просто и буднично, как если бы речь шла о луке-порее или морковке, так что я был уверен, что все термины мгновенно запечатлелись в ее памяти. Я не счел возможным настаивать, Мадлен и так сказала достаточно. Но позже я задал несколько вопросов одному моему другу-врачу, тот удивился, но как ни в чем не бывало объяснил, что все дело в некоем энзиме, превращающем одно вещество в другое в процессе метаболизма. Если его заблокировать, содержание лепонекса в крови достигает токсичного уровня, что приводит к костномозговой аплазии. (Удивительнее всего то, что я запомнил название болезни.)
— Возникает быстрая утомляемость, пациенту грозит неминуемый сепсис. Странноватая сфера интересов для архитектора, — со смехом заключил он, заметив, что я записываю.
Я заявил, что эти сведения понадобились моей приятельнице:
— В ее окружении нет знакомых врачей.
— Как нет, я надеюсь, и родственника, принимающего лепонекс, которому она жаждет наследовать, иначе получится, что я выдал отличный рецепт идеального преступления.
Все четыре хранили молчание, пока Сара выходила из Интернета.
— Я не поверила, — вполголоса произнесла Мадлен.
Обитательницы усадьбы ожидали, когда последние рабочие покинут наконец «Ла Дигьер» и в их дом вернется покой. Крыша была подготовлена к зиме, коридоры блестели свежей краской, в саду и парке царил идеальный порядок, сияющая Альбертина, похоже, наслаждалась своим замужеством, но Фонтанен не остановился. Время от времени он куда-то исчезал на целый день вместе с Жуанне — по делам, как они думали, при этом говоря себе, что для ушедшего на покой человека у него их многовато. Фонтанен предлагал Альбертине составить ему компанию чаще, чем она могла себе позволить, потому что продолжала
— Но это он просто держит себя в руках, — говорила Адель, — а на самом деле спит и видит, чтобы она сидела дома.
Остальные — не слишком убежденно — обвиняли ее в предвзятости.
Наконец Фонтанен грубейшим образом нарушил правила поведения, принятые в доме. Альбертина предупредила мужа, что ему никогда ни при каких обстоятельствах не следует даже виду подавать, что он заметил Адель, сидящую перед своим старым «Ундервудом». А Фонтанен то ли забыл, то ли не сумел сдержаться: проходя утром через большую гостиную, он направился к девушке и заговорил с ней. Нет, он все-таки не дошел до такой бестактности, чтобы спросить, что она пишет, а просто заметил, что погода на удивление солнечная. Потрясенная Адель смогла лишь что-то промычать в ответ. Фонтанен продолжил распинаться насчет того, как выгодно утренний свет подчеркивает пропорции галереи.
— Изумительная комната! Жаль, что она пустует и никто ею не пользуется.
Адель овладела собой и сообщила, что пользуется ею она. Фонтанен снисходительно усмехнулся и удалился.
— Клянусь вам, снис-хо-ди-те-льно! — кричала Адель, возмущенная вторжением на свою территорию.
Альбертина при этом не присутствовала. Расстроенная Мадлен попросила девочку ничего не рассказывать бабушке. Адель неохотно пообещала, но очень скоро выяснилось, что столь явная оплошность была намеренной.
Фонтанен повез госпожу ла Дигьер к своему антиквару и продемонстрировал купленный им ларь.
Она совершенно искренне признала, что ларь великолепен.
— Но что вы намерены с ним делать?
— Вам не кажется, что он бы прекрасно смотрелся в простенке между окнами большой гостиной?
— Это невозможно, Луи! Адель ужасно рассердится.
Про себя Альбертина подумала, что Адель впадет в бешенство.
Но машину было уже не остановить.
Фонтанен не только вернулся к агитации за «Поггенполь», но и ходил по двору с Антуаном, обследуя покрытие.
— Только не говори нам, что…
Антуан покачал головой.
— Увы… Он узнал, что такова была хрустальная мечта вашего отца, очень горевавшего, что у него никогда не будет на это средств.
— Плевать я хотела на папины мечты, — буркнула Сара.
— Я ему все деликатно объяснил, но он не поверил. Любая дочь хочет воплотить в жизнь мечты своего отца.
— Он сумасшедший?
— Клинически — нет, — ответила Клеманс. — Но чокнутый.
А еще Фонтанен очень осторожно и аккуратно отрезал от стены пятьдесят квадратных сантиметров обоев в мелкий цветочек.
Его как будто снедала лихорадка. Он то и дело огорошивал Альбертину очередным грандиозным планом, а она делала все, чтобы сдержать его порывы.
— Луи, во всем этом нет никакой нужды. Благодаря вам дела в «Ла Дигьер» идут прекрасно, дом в полном порядке, вы превзошли себя. Знаю, вы хотите продолжать, но давайте не будем торопиться.
Она сказала «не будем», хотя про себя подумала «не торопитесь», потому что не хотела, чтобы у него возникло чувство, будто она с ним не согласна, но Фонтанен свято верил, что все дело в скромности Альбертины: