Полночный прилив
Шрифт:
Поспать не удалось. Совет назначили на полночь. Беспокойные нервы зудели; Трулл пришел на галечный берег к северу от деревни, к устью реки. И теперь, когда тьма накатывала вслед за сонными волнами, он увидел, что на берегу только они с белым вороном. Птица донесла добычу до линии прибоя и начала макать ракушку в набегающие волны. Шесть раз.
Привередливый, решил Трулл, наблюдая, как ворон вспрыгнул на ближайший камень и начал клевать моллюска.
Белое – зло, само собой. Вспышка цвета кости, свет ненавистной Менандор на рассвете. И паруса летери, разумеется, белые – ничего
Вскоре надлежало начать восстановление сильно уменьшившихся запасов для шести племен, чтобы бороться с голодом. Подумав об этом, Трулл по-новому взглянул на браконьерство. Точно рассчитанный удар по союзу племен, выходка, призванная ослабить позиции эдур на Большой Встрече. Довод необратимости. Тот же довод они швырнули нам в лицо, построив поселения на Пределе. «Королевство Летер расширяется, его потребности растут. А ваши лагеря на Пределе были временными и с войной окончательно опустели».
Новые независимые корабли неизбежно будут появляться в богатых водах северного побережья. И за всеми не уследить. Стоит только вспомнить другие племена, жившие когда-то за границей земель летери, которые получили громадную награду, присягнув на верность королю Летера Эзгаре Дисканару.
Но мы-то – не другие племена.
Ворон каркнул со своего каменного насеста и, мотнув головой, отшвырнул ракушку, потом, расправив призрачные крылья, поднялся в ночь. Последний насмешливый крик из темноты… Трулл сделал охранный жест.
За спиной заскрипели под ногами камни, и он, обернувшись, увидел брата.
– Приветствую, – негромко произнес Фир. – Твои новости взбудоражили воинов.
– А колдун-король?
– Молчит.
Трулл снова принялся изучать темные волны, накатывающиеся на берег.
– Они в упор глядят на те корабли…
– Ханнан Мосаг знает, как отвернуться, брат.
– Он хочет собрать сыновей Томада Сэнгара.
Фир теперь стоял сбоку, и Трулл заметил, как брат пожал плечами.
– Видения ведут колдуна-короля с самого детства, – сказал Фир немного погодя. – Он хранит кровавые воспоминания с самых темных времен. Отец Тень помогает ему во всем.
Упоминание видений напрягло Трулла. Он не сомневался в их силе – совсем наоборот. Темные времена принесли тисте эдур раздоры, атаку чародеев, чужеземные армии; а сам Отец Тень пропал. И хотя магия Куральд Эмурланн не запрещалась племенам, путь был потерян для них; лишь разрозненные осколки остались в руках ложных королей и богов. Трулл подозревал, что в мыслях Ханнана Мосага таится куда больше, чем только объединение шести племен.
– Ты не горишь желанием, Трулл. Ты умело это скрываешь, но я вижу больше других. Ты воин, который не жаждет схватки.
– Это не преступление, – пробормотал Трулл и добавил: – Из всех Сэнгаров только у тебя и отца больше трофеев.
– Брат, в твоей храбрости нет сомнений. Но смелость – не главное, что нас связывает. Мы эдур. Когда-то мы были хозяевами Гончих. Нам принадлежал престол Куральд Эмурланн. И принадлежал бы по сей день, если бы
Трулл смотрел, как звездный свет играет на спокойной глади залива.
– Я без промедления вступлю в бой с врагом, Фир.
– Хорошо, брат. Этого хватит, чтобы Рулад замолчал.
Трулл напрягся.
– Он что-то болтает обо мне? Этот неокропленный… щенок?
– Если он видит слабость…
– Что видит он и что есть на самом деле – не одно и то же, – сказал Трулл.
– Тогда покажи ему разницу, – спокойно произнес Фир.
Трулл промолчал. Он демонстративно не обращал внимания на Рулада с его бесконечными вызовами и громкими заявлениями – и был прав, ведь Рулад неокропленный. Но у Трулла были более важные причины: он пытался воздвигнуть стену вокруг невесты Фира. Конечно, говорить об этом вслух непристойно и вызвало бы шепот недовольства. В конце концов, Майен – нареченная Фира.
Все было бы проще, уныло подумал Трулл, если бы он понимал саму Майен. Она не напрашивалась на внимание Рулада, но и не отвергала его. Она ходила по краю приличий, уверенная в себе, как была бы уверена – и по праву – любая дева, удостоенная чести стать женой оружейника хиротов. И вновь Труллу пришлось напомнить себе, что это не его дело.
– Я не буду показывать Руладу то, что он и так уже видел. Он не сделал ничего, чтобы завоевать мое уважение!
– Руладу не хватает тонкости, чтобы понять, что твое нежелание не означает слабость…
– Это его беда, а не моя!
– Ты позволишь слепому старику переходить поток по камням и не поможешь ему? Нет, ты поведешь его, пока своим внутренним взором он не представит то, что видят все.
– Если все видят, – ответил Трулл, – то слова Рулада не навредят мне, и я могу не обращать на них внимания.
– Брат, Рулад не единственный, кому не хватает тонкости.
– Ты хочешь, Фир, чтобы среди сынов Томада Сэнгара зародилась вражда?
– Рулад не враг ни тебе, ни кому-то еще из эдур. Он молод и жаждет крови. И ты когда-то шел по этому пути; вспомни себя в ту пору. Не время бередить раны. А для неокропленного воина пренебрежение – самая глубокая рана.
Трулл поморщился.
– Я согласен, Фир. Я постараюсь побороть свое равнодушие.
Брат сделал вид, что не заметил иронии.
– Совет собирается в цитадели. Войдем в королевский зал вместе?
– Это большая честь, Фир.
Братья повернулись спиной к темной воде и не заметили скользящей над ленивыми волнами недалеко от берега тени с бледными крыльями.
Тринадцать лет назад Удинаас был молодым моряком – шел третий год контракта его семьи с торговцем Интаросом из Трейта, самого северного города Летера. На борту китобоя «Сила» они возвращались из вод бенедов. Под покровом ночи удалось убить трех китов, и теперь туши волокли в нейтральные воды к западу от залива Калач, когда заметили погоню – пять к’орфан, кораблей хиротов.