Полночный вальс
Шрифт:
Если, конечно, этот мужчина вообще заслуживает такое сокровище. Во всяком случае, он никогда не сможет жениться, никогда не примет любовь такой женщины — после того, что случилось с Аной.
Когда Джон вошел в гостиную, Белл стояла у окна, глядя, как капли скатываются по стеклу. Он начал было закрывать дверь, но потом передумал и оставил ее приоткрытой на несколько дюймов. Помедлив, Джон подошел к Белл, желая положить руку ей на плечо, как вдруг она резко повернулась. — Я не избалована, — упрямо произнесла она. — Да, мне
— Я вас понимаю, — мягко отозвался Джон.
— Быть избалованным — значит проявлять своеволие, требовать, чтобы окружающие потакали твоим капризам, — продолжала Белл. — Я никогда не делала ничего подобного.
Джон кивнул.
— И я не понимаю, почему вы вечно делаете такие неприятные предположения на мой счет. Ведь ваш отец тоже граф — Алекс рассказывал мне.
— Был графом, — поправил Джон, — обедневшим графом, который не мог обеспечить семерых детей. Я был последним из них и родился уже после смерти отца.
— Семь детей? — широко распахнув глаза, переспросила Белл. — В самом деле?
— Один из них родился мертвым, — признался Джон.
— Должно быть, в детстве вам жилось чудесно — ведь у вас было так много товарищей для игр.
— В сущности, я мало времени проводил со своими братьями и сестрами.
Обычно у них находились свои занятия.
— Вот как? — Белл нахмурилась, недовольная нарисованным Джоном семейным портретом. — Наверное, у вашей матушки было слишком много хлопот с детьми.
Джон хмыкнул.
— Полагаю, и у моего отца тоже.
Белл вспыхнула.
— Как, по-вашему, не стоит ли нам вернуться к началу разговора? спросил Джон, подхватывая руку Белл и легчайшим прикосновением губ целуя ее. — Приношу свои глубочайшие извинения за все, что я наговорил вам в прошлом, а заодно и за то, что еще наговорю в будущем.
Белл усмехнулась.
— Это самое нелепое извинение, какое мне доводилось слышать.
— В самом деле? А я считал его весьма элегантным — особенно с таким дополнением, как поцелуй.
— Поцелуй был восхитителен, как, впрочем, и само извинение.
Не отпуская ее руки, Джон подвел ее к ближайшему дивану, где они и расположились поодаль друг от друга.
— Я заметил, что у вас с собой томик Вордсворта.
Белл взглянула на книгу, только сейчас вспомнив о ней.
— Ах, да. Пожалуй, это ваше влияние. Но сейчас мне хотелось бы знать, когда вы приступите к сочинению собственных стихов. Уверена, они будут блестящими.
Джон улыбнулся, услышав такую преждевременную похвалу.
— Вспомните, что случилось, когда я совсем недавно попытался выразиться поэтично. Я сказал, что вы выглядите, как в дымке. Но мне кажется, что это выражение не вяжется с высокой поэзией.
— Вы шутите. Всякий, кто любит поэзию так, как вы, способен писать стихи. Вам надо только попробовать.
Джон взглянул в ее сияющее лицо — Белл была
Но обо всем этом ему не хотелось думать. Всем его существом завладела сидящая рядом женщина, чем-то похожая на весенний цветок. Джон задумался о том, сколько времени он сможет отгонять от себя воспоминания о прошлом. Продержится ли он еще несколько минут? Сумеет ли провести в обществе этой женщины целый день?
— О Господи! — нарушила Белл его невеселые мысли. — Я забыла заказать чай, — поднявшись, она прошла через комнату к шнуру колокольчика.
Джон поднялся вместе с ней, стараясь перенести тяжесть тела на здоровую ногу. Прежде чем Белл успела сесть, в комнату быстро и бесшумно вошел Норвуд. Белл распорядилась, чтобы им принесли чаю и печенья, и Норвуд вышел — так же тихо, как и вошел, притворив за собой дверь.
Белл проводила взглядом выходящего из комнаты дворецкого, а затем повернулась к Джону. Она как бы заново увидела его. Он выглядел таким привлекательным и стройным в костюме для верховой езды, а в глазах его было такое откровенное восхищение и обожание, что у Белл перехватило дыхание. Но почему-то ей припомнились его слова, сказанные днем раньше.
«Я совсем не тот мужчина, каким вам представляюсь».
Правда ли это? Возможно ли, чтобы он ошибался в самом себе? Ответы казались Белл слишком очевидными. Она узнала их в те минуты, когда Джон читал стихи или крепко держал ее в объятиях, пока они верхом возвращались к дому. Надо только, чтобы кто-нибудь объяснил ему, какой он славный и сильный. Смела ли Белл надеяться, что Джон нуждается в ней?
Она пересекла комнату и остановилась прямо перед Джоном.
— По-моему, вы очень хороший человек, — мягко произнесла она. Неудержимая волна нежности и страсти подхватила его, сметая барьеры благоразумия, которыми он тщетно пытался отгородиться от Белл.
— Нет, Белл. Прежде чем вы встали, чтобы позвонить, я как раз собирался сказать… — Господи, как же ей объяснить? — Я хотел сказать…
— Что, Джон? — невыносима ласково прервала она. — Что вы хотели мне сказать?
— Белл, я…
— О поцелуе?
В нем бушевала чувственная буря. Белл стояла перед ним, словно предлагая себя, и было просто невозможно прислушиваться к доводам рассудка. — О Господи, Белл, — простонал он, — вы не понимаете, что говорите.
— Нет, понимаю. Я помню каждый миг нашего поцелуя у пруда.
Взывая о Божьей помощи, Джон шагнул к ней. Не совладав с собой, он протянул руку и сжал ладонь Белл.
— О Джон! — вздохнула она, глядя на его руку так, словно та была в силах исцелить любую боль.